Роберт Ладлэм - Сделка Райнемана
Пройдя, пригнувшись, под иллюминатором к краю стены, он опустился на колени и, прижимаясь щекой к деревянной обшивке надстройки, осторожно, высовывая голову миллиметр за миллиметром, выглянул из-за угла.
Взору его, как он и думал, предстал охранник. Картина самая обычная: занимая на палубе своеобразную линию обороны на случай нападения противника, этот страж явно скучал. Испытываемое им раздражение от сознания бессмысленности, как казалось ему, своего занятия и изнурительная бездеятельность, вполне естественно, приводили к ослаблению его бдительности.
Однако он был не в полувоенном одеянии наемников из «Гнезда ястреба», а в плотно облегавшем его фигуру костюме, который лишь подчеркивал мощное, как у профессиональных борцов, телосложение. Облик охранника дополняла короткая стрижка. В вермахтовском стиле.
Прислонившись к огромной лебедке, служившей для вытягивания рыболовной сети, он курил тонкую сигарету. Рядом с ним, прямо на палубе, лежала автоматическая винтовка 30-го калибра с отстегнутым от нее ремнем, который, скрутившись, валялся чуть поодаль. Судя по тому, что на кожаной поверхности ремня осели оставленные туманом капельки влаги, винтовка находилась в таком положении уже достаточно долгое время.
Ремень – вот что нужно было ему сейчас... Дэвид незамедлительно вытянул пояс из лямок брюк и, встав с колен, сделал шаг назад, в сторону иллюминатора. Затем, подойдя к планширу, он вытащил из-под балки один из вделанных в нее металлических костылей, к которым крепились рыболовные сети, и дважды слегка ударил им о деревянный брус. Потом повторил то же самое. Было слышно, как охранник, уловив непонятный звук, переступил с ноги на ногу. Но пойти на шум не пошел. Все кончилось тем, что он лишь сменил позу.
Дэвид опять постучал костылем. И снова – два раза. После чего последовали два мягких удара. Действуя так, он рассчитывал на вполне определенный эффект: подобное негромкое и ритмичное двойное постукивание, производимое через равные промежутки времени, в состоянии лишь пробудить любопытство, но оно не может служить достаточным для охранника основанием, чтобы вызвать у него беспокойство и заставить его поднять тревогу.
На этот раз Сполдинг услышал шаги караульного. Охранник шел не спеша, вразвалочку, поскольку ничто не говорило ему о подстерегавшей его опасности. И если он покинул свой пост, то лишь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Посмотреть, что там такое. Возможно, это ударяет о борт корабля принесенное течением бревно, каких немало плавает в гавани.
Едва караульный вышел из-за угла, как Сполдинг накинул ему на шею ремень и крепко стянул, чтобы тот не смог закричать.
А затем скрутил потуже пояс. Охранник упал на колени, лицо, насколько можно было видеть при тусклом свете, пробивавшемся через иллюминатор, потемнело, губы свело в невыразимой муке, вызванной удушьем.
Однако Дэвид не позволил своей жертве потерять сознание, поскольку был твердо намерен совершить переход через Альпы. Заткнув пистолет за пояс брюк, он нагнулся и вытащил из ножен, висевших на боку у охранника, штык – излюбленное оружие настоящих солдат, которое, вопреки расхожему мнению, редко когда примыкают к винтовке. Затем поднес лезвие к глазам охранника и произнес шепотом:
– Espanol или Deutsch?[74]
Человек в ужасе смотрел на него. Сполдинг плотнее сжал кожаный ремень. Охранник, закашлявшись, с огромным усилием поднял два пальца.
Дэвид снова прошептал, прижав лезвие к лицу под правым глазом:
– Deutsch?
Мужчина кивнул.
Конечно же он немец, подумал Сполдинг. И нацист. Об этом свидетельствовали и его одежда, и стрижка. Пенемюнде – это тот же Третий рейх, империя в империи. И работающие в нем специалисты должны находиться под охраной собственной стражи.
Дэвид провел слегка по лицу противника лезвием штыка. Под глазом появилась кровавая полоска. Охранник открыл испуганно рот.
– Делай все в точности так, как я прикажу, или лишишься глаз. Понял? – шепнул по-немецки Дэвид охраннику в ухо. Человек, едва не теряя сознание, снова кивнул.
– Встань и постучи в иллюминатор. Скажи, что у тебя срочное сообщение от... от Альтмюллера, Франца Альтмюллера! Попроси открыть дверь и расписаться в уведомлении о получении депеши... Давай же быстрее! И помни, этот нож будет находиться от твоих глаз всего лишь в нескольких дюймах.
Охранник, все еще пребывая в состоянии шока, поднялся, хотя и с превеликим трудом. Сполдинг, слегка ослабив петлю на его шее, подтолкнул своего пленника к иллюминатору и встал рядом с ним, следя, однако, при этом, чтобы из окна его не было видно. Левой рукой он держал ремень, в правой покоился штык.
– Давай! – прошептал Дэвид, помахивая угрожающе лезвием.
Сперва в голосе охранника ощущались напряженность и неестественность. Сполдинг подвинулся к нему ближе. Немец понял: от смерти его отделяют какие-то доли секунды, если он не сделает то, что требуют от него.
И он покорно выполнил все, что было приказано ему Дэвидом Сполдингом.
Было слышно, как внутри каюты зашевелились, послышалось ворчание, которое, впрочем, сразу же прекратилось, как только прозвучало имя Альтмюллера.
Невысокий, средних лет человек, еще не очнувшись ото сна, поднялся с койки и направился к стальной двери. На нем было только нижнее белье.
Дэвид толкнул охранника за угол. Услышав лязг отодвигаемого засова, он встал у входа и тут же, держась за стянутый крепко ремень, трахнул охранника лбом о стальную дверь и оттолкнул от себя. Когда же дверь распахнулась, он схватился за шарообразную ручку, чтобы не дать двери врезаться в стену и произвести крайне ненужный при данных обстоятельствах шум, швырнул штык на палубу и, выхватив из-за пояса брюк пистолет, ударил им немецкого ученого по голове.
– Shweigen! – прошептал он резко. – Wenn Ihnen Ihr Leben lieb ist![75]
Трое в каюте – двое постарше и один совсем преклонного возраста – испуганно сползли с коек. Двоих, что помоложе, била нервная дрожь, во рту у них пересохло. О том, чтобы что-то сказать, они и не думали: страх лишил их дара речи. Охранник между тем, все еще продолжая удушливо кашлять, начал приходить в себя и, почувствовав, что в глазах у него стало проясняться, попытался встать на ноги. Но Сполдинг сразу же пресек эту попытку: сделав к нему два шага, он пистолетом ударил его сбоку в висок, и тот рухнул в беспамятстве на палубу.
Старик, менее напуганный, чем двое его товарищей, взглянул на Дэвида. Сполдингу почему-то, – почему, он и сам не смог бы объяснить, – стало вдруг стыдно. Учиненное им насилие никак не вязалось с царившей в каюте больничной, антисептической по сути своей атмосферой.
– У меня к вам – никаких претензий, поскольку вы лишь выполняете приказы. И все же, поймите меня правильно, я не задумываясь пристрелю вас, если только вы поднимете шум! – сказал Дэвид по-немецки, и хотя слова эти были произнесены шепотом, прозвучали они твердо и решительно.
Указывая рукой на лежавшие у одного из микроскопов бумаги, испещренные какими-то цифрами, расположенными и горизонтально, и столбиками, он направил пистолет на старика:
– Подайте мне их! И поживее!
Старик направился нерешительно к рабочему столу, взял бумаги и протянул Сполдингу, который тут же, не глядя, засунул их в карман мокрых брюк.
– Благодарю... А теперь возьмитесь-ка за дело вы! – Он повел оружием по двум остальным. – Откройте один из этих ящиков! Сейчас же!
– Нет!.. Нет!.. Только не это!.. Ради Бога! – произнес негромко дрожащим от страха голосом тот из них, кто был повыше.
Дэвид подтянул к себе старика, стоявшего к нему ближе всех, обхватил рукой за дряблую шею и приставил пистолет к его голове. Затем отвел спокойно назад курок и произнес холодно:
– Или вы откроете ящик, или я пристрелю этого человека. Ну а после того, как прикончу его, перестреляю и вас. Поверьте, у меня нет выбора.
Человек пониже повернул голову в сторону высокого. В его взгляде читалась молчаливая мольба. Дэвид догадывался, что старик, которому довелось играть роль заложника, был руководителем этой группы. Являлся своего рода старейшиной – «alter-Anfiihrer» по-немецки. Сполдингу уже было известно, что такие люди, как эти специалисты, верно служат тому, кто над ними.
Высокий, объятый ужасом, направился шаткой походкой в дальний угол каюты, где на стене за рабочим столом висел ровный ряд ключей, снял один из них с крючка и подошел, по-прежнему с трудом делая каждый шаг, к ближайшему ящику. Потом, наклонившись, вставил дрожащей рукой ключ в висячий замок, прихватывавший металлическую скобу у верхнего края ящика. Скоба с лязгом упала, повиснув на винтах, прикреплявших ее к передней стенке.
– Откройте крышку! – приказал Сполдинг. От волнения его шепот прозвучал громче обычного. Значительно громче, чем следовало, как сразу же подумал он, одергивая себя.
Крышка у стального ящика оказалась довольно тяжелой. Чтобы поднять ее, немцу пришлось ухватиться за нее обеими руками. Сощуренные глаза и плотно сжатый рот свидетельствовали о том, сколь нелегко приходилось ему. Когда наконец она была приподнята на девяносто градусов, сработали специальные зажимы, которые, щелкнув, закрепили ее в заданном положении.
