Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Точно.

– Их до сих пор продают тайком за решеткой?

Его молчание способно вместить грузовик.

– Майк, ты должен мне сказать.

На мои глаза наворачиваются слезы.

– Хорошо, Вив. – Тяжкий вздох. – Мы много лет слушали Николетт Соломон. Это часть стандартных действий по поиску тела Лиззи. А последние два месяца наша стукачка спит на соседней койке так близко, что различает, как Николетт скрежещет зубами по ночам.

Я слышу скрип закрываемой двери. Майк ходит по заднему двору.

– Я могу провезти тебя в тюрьму в патрульной машине, чтобы не нарываться на стервятников Буббы. И даже подожду внутри. Бридж скажу, чтобы ехала на озеро к родителям вместе с Уиллом. Скажу, срочная работа.

Майк хочет, чтобы я вступила в игру. Однако игра идет по его правилам. И я никогда еще не доверяла ему меньше, чем сейчас.

– Отправляйся на озеро, Майк. И прекрати врать жене. Это лишнее напоминание, что мне ты тоже врешь.

Я кладу трубку и на ощупь бреду в свою спальню. Падаю на простыни и вперяюсь в единственную слабенькую звезду, которая до сих пор смотрит с потолка, словно предсмертное желание, с тех пор как шестнадцать лет назад я ее туда прилепила.

Я борюсь с желанием сжать пальцы в кулак.

Проигрываю борьбу.

Стучу.

Тише, потом громче.

Пятьдесят раз.

Копыта топчут мою грудь. Бридж кричит. Майк удерживает ее с таким выражением на лице, которое убеждает меня, что гибель грозит мне.

Когда я приподнимаюсь на кровати, набирая в грудь побольше воздуха, в спальне раздается только стук моего сердца. Сны про Синюю лошадь бывают и похуже. Главное, на этот раз Майк спасся.

Я насчитываю двадцать солнечных полосок на полу. Делаю столько же вдохов. Я знаю распорядок.

Борюсь с желанием позвонить Бридж, убедиться, что с ней все хорошо, или пролистать «Твиттер» Буббы Ганза, или нервно поскроллить утренние воскресные заголовки. Я даже не пытаюсь уменьшить свою вину, прочтя кучу сообщений от сестры. Я знаю, что в них. Позвони мне.

Палец делает то, что делал всегда, чтобы меня успокоить, то, что должен был делать по памяти прошлой ночью. Палец тянется вверх по стене, обводя девять звезд Андромеды, Прикованной к утесу, – одному из восьмидесяти восьми созвездий на светящемся в темноте плакате, пришпиленном к стене. Прекрасная Андромеда удостоилась семисот двадцати двух квадратных градусов неба после того, как отец приковал ее обнаженной к утесу в жертву морскому чудищу.

Когда мы переехали в Техас, мама засунула меня в дальнюю спальню, подальше от своей и Бридж, чтобы я могла стучать в стену сколько душе угодно. Это Бридж не смирилась, не оставила меня в одиночестве биться в компульсивной спирали.

Она купила этот плакат за семьдесят пять центов на гаражной распродаже и сидела со мной каждый вечер, пока обводить пальцем очертания Кентавра, Льва, Орла или Кассиопеи не понравится мне больше, чем сбивать костяшки о стену.

Бридж убеждала меня, что Персей поспел вовремя. Впрочем, она же уверяла, что не важно, была ли спасена Андромеда, ведь это выдумка. Греческий миф. Я задала вопрос, которому суждено было стать рефреном всей моей жизни: откуда нам знать, что ее и вправду спасли?

Я набрасываю тонкий мамин халат и босиком подхожу к окну гостиной. Отдергиваю портьеру. На улице по-воскресному тихо. Пока. Все в церкви или едят на завтрак грейпфруты и тако. Никаких полицейских машин. Ни Майка. Ни Джесса Шарпа. Даже уродливого фургона соседа с надписью где-то сбоку: «Качу куда хочу».

Тишина не спасает от боли, оставшейся после того, как Синяя лошадь истоптала мне грудь. Костяшки ободраны. Головокружительное чувство, будто я цепляюсь за утес, словно Андромеда, а финал не известен никому, кроме тех, кто читает мою историю.

Сдираю фольгу с просроченного черничного йогурта и устраиваюсь за кухонным столом с ноутбуком, чтобы изучить маршрут до тюрьмы, который займет два с половиной часа. Я ознакомилась с громоздким списком правил в тюрьме, название которой обещает горы и великолепный вид, но где нет ни того ни другого.

Туда нельзя проносить смартфоны, пузырьки с лекарствами, такие, казалось бы, невинные предметы, как ручки и блестящий лак для ногтей в бутылочках, которые могут быть превращены в оружие.

Нельзя, чтобы длина юбки была больше трех дюймов выше колен, и засуньте свое декольте целиком в кроличью нору, если не хотите, чтобы вам любезно предложили переодеться в бумажное платье.

Примерив перед маминым запотевшим зеркалом три разных образа, останавливаюсь на слегка помятом желтом платьице чуть выше колена из гардероба Бридж, летнем кремовом свитере, защищающем от кондиционера, и розовых шлепках с желтыми звездочками – приятный сюрприз! – на внутренней стороне подошвы. Шлепанцы разрешены, хотя я понимаю, что за них можно получить по физиономии.

Большая часть содержимого моего рюкзака, да и сам рюкзак – запрещенная контрабанда, поэтому я решаю не усложнять задачу. Пишу номер заключенной Николетт Мари Соломон, который нашла в интернете, на клочке бумаги. Сую его в прозрачный зип-пакет с моими водительскими правами. Кладу туда еще десять долларов мелочью, которые нашлись в мамином туалетном столике, – для торговых автоматов, если у меня хватит щедрости купить осужденной пачку чипсов или «Сникерс». Хотя это вряд ли.

Собираю волосы в исключительно небрежный пучок, не прибегая к помощи заколок или резинок. Затемняю корни, нанеся черную тушь сбоку и на макушке – хочу придать себе бывалый вид, – прежде чем провести той же щеточкой по ресницам.

С подводкой, пожалуй, я переборщила, что для меня редкость. Роюсь в мамином ящике в поисках незасохшего тонального крема и решаю, что обойдусь. Мой пустынный загар немного поблек, но не настолько. Материнская кожа почти без видимых пор – единственный дар, который мы с Бридж принимаем без возражений.

На случай, если Майк прав насчет медийных троллей, хочу как можно меньше походить на пять своих фотографий, которые появляются на экране, если ввести в поисковой строке: «Вивиан Буше».

Снимок сотрудницы обсерватории – бледная, без улыбки, как раз в ходе напряженного исследования. Если про кожу можно сказать: белая, аж светится, то это про меня.

Вторая, школьная фотография, на которой я, в возрасте десяти лет, запечатлена с копной рыжих волос и испуганными глазами за очками в тонкой оправе. Она появилась в местных газетах после того, как я спасла Майку жизнь.

Третья, четвертая и пятая – снимки, сделанные журналистами возле арендованного дома на Голубом хребте до того, как копы затолкали нас в фургон и отвезли в мотель.

На них я предстаю в виде расплывчатого силуэта, на двух даже нет моего имени. Все камеры были обращены к Бридж. Я никогда ей не завидовала, правда никогда. Красота – цепи, почище тех, которыми была прикована к утесу Андромеда.

Всего несколько лет назад я увидела репродукцию «Андромеды» Рембрандта. Он подвесил ее с обнаженной грудью к скале за запястья. Изобразил ужас, а вовсе не красоту.

Его Андромеда уязвима и несовершенна – такой, я полагаю, Бридж хотела бы выглядеть в глазах окружающих, сумей она отринуть собственные ожидания и ожидания остальных.

Андромеду принесли в жертву морю из-за хвастовства ее матери, и я не сомневаюсь, что именно хвастуньей всю жизнь считает Бридж нашу маму.

Я завожу джип около половины первого. Повернув зеркало заднего вида, замечаю белый капот – пикап Шарпа выжидает в квартале от дома.

Глава 14

Я жду Николетт Мари Соломон, номер 1992210, в помещении, похожем на кафетерий, где воздух вибрирует от присутствия заключенных, их родных и надежды вопреки всему. Количество любви и жалости захлестывает меня. Запах увядших лилий. Отчаяния. Ванили. Страха.

Долго я здесь не протяну.

Мои глаза прикованы к двери, из-за которой, как мне сказали, должна появиться моя заключенная, но пока этого не случилось. Я беспокоюсь, что она передумала, затем та же мысль вызывает у меня облегчение.