Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Почему бы тебе завтра не спросить об этом у матери Лиззи? – интересуется он. – О вероятностях, что скрываются за дверями? За второй, третьей, четвертой? О том, велики ли шансы, что она не убивала свою дочь?

Я из последних сил пытаюсь сохранить невозмутимое выражение лица, в животе опять все переворачивается.

– Правильно, Вивви. Я знаю о твоей завтрашней встрече в тюрьме «Маунтин-Вью». Будь осторожна. Там колючая проволока.

Когда Шарп отпускает меня, ураган закончился. Дом устал держать оборону. Когда Шарп размахивал молотком, его дыхание не было таким частым и прерывистым.

И тут до меня доходит.

Он тоже видит во мне опасность.

Глава 13

Уже за полночь, когда я добираюсь до маминой спальни, на ее автоответчике мигает лампочка – новая порция чьих-то проблем. Меня переполняет ответственность. Но я здесь не для этого. Я пристально всматриваюсь в телефонную трубку. После знакомства с собачьей дверцей и повторного – с дубом, когда кора впилась мне в кожу, как колючки на ананасе, – царапины на животе кровоточат. Волосы никак не высохнут после мокрых дубовых листьев. Я почти не помню, как мы расстались с Шарпом в доме Соломонов, вроде бы он резко велел мне убираться тем же путем, каким я вошла.

Задев последнюю перекладину забора и получив боковой удар по лодыжке, я возненавидела его еще сильнее.

Но сейчас меня интересует старый телефонный аппарат. Никаких царапин или других следов вмешательства на трубке. Я выдвигаю столик и проверяю кабель. Ни адаптера, ни маленькой белой коробочки, которым тут не место.

Пока что нет никаких признаков жучка, подслушивающего устройства, DNS-доступа, «Патриотического акта», «Ричарда Никсона», или как там в полиции принято это называть. Майк вечно шутит над полицейским сленгом, как сбежавший из сериала «Прослушка».

Даже в нынешнем подавленном состоянии мой разум близок к паранойе. В любом месте комнаты может быть установлен датчик частоты звука.

Я исследую бисерный абажур на прикроватной лампе. Ничего, только полный рот пыли.

Снимаю с комода фотографию: я и Бридж на моем выпускном балу. Размышляю над тем, чтобы посветить фонариком за разросшимися кустами. Кусты ползут по стене дома и стучат в окно, как дурная машинистка.

Подумываю перебежать улицу и постучаться в приблудный бежевый фургон – мамин сосед, тип, склонный к мелким правонарушениям, утверждает, что паркуется перед домом в те дни, когда жена выгоняет его из дома. Я сроду не видела, чтобы он заводил мотор, хотя жена громко заявляет всем соседским любителям петуний, что держит пистолет наготове и ради любимого мужа готова пустить его в дело. Все окна закрыты занавесками, ветровое стекло – солнцезащитным козырьком с флагом Конфедерации. Пятеро соседей клянутся, что требовали у властей убрать фургон. Копы могли установить там параболическую антенну, которая преобразовывает вибрации от окна в звуковую запись. Иногда я жалею, что слишком хорошо разбираюсь в науке.

Я достаю из кармана сотовый, нажимаю тройку, посылаю вызов. Раздаются два гудка, прежде чем он отвечает.

– Какого дьявола? – яростный шепот на том конце трубки. – Мы… спим.

– Копы прослушивают мамин телефон? – набрасываюсь я на него. – Давно? Говори, много ли она знала про Лиззи Соломон? Говори. Сейчас же.

– Все в порядке. – Голос приглушен. Прикрыв динамик рукой, Майк успокаивает не меня, а мою сестру. – Это с работы. Я разберусь. Ложись спать. Я проверю, как там Уилл, и вернусь.

– Подожди. – Голос Майка снова в трубке. – Я иду на кухню.

Так и вижу, как он – коп, поднятый по тревоге, – выскальзывает из постели в своих белых боксерах, только что невинно солгав жене. Загорелая обнаженная грудь, которую я помню с детства после всех этих водных лыж по выходным на дорогой маневренной лодке его отца. Однажды в такой выходной – всего однажды – сто два градуса [553], шесть жестянок «Короны» и распущенные завязки моего первого и последнего красного бикини едва не перевели наши отношения в новое русло. До сих пор этому удивляюсь.

Я знаю все о преданности Майка белым боксерам, о плотных белоснежных простынях – 700 нитей на квадратный дюйм – и диком сексе. Однажды вечером после нескольких бокалов вина Бридж поделилась со мной постельными привычками Майка, словно я была случайной подружкой, а не родной сестрой, которая тоже любила ее мужа. Словно мы с Майком покончили с этим навсегда. Потому что, пьяная или трезвая, Бридж на это надеялась.

Я тоже виновата, что притворялась.

Однажды, когда я сидела с Уиллом, я складывала боксеры Майка рядом с пеленками моего племянника, еще горячими после сушилки. Стринги у моей сестры тонюсенькие, я связываю их, как резинки. Порой я вижу, как ее ноги сплетаются с ногами Майка, и это не только ради удовольствия, они заняты важным делом – и то, что в результате их усилий на свет появился Уилл, кажется мне единственно правильным решением. А порой мне чудится, что эти четыре ноги обхватывают и душат за шею меня.

– Я была в особняке Соломонов, – говорю я сердито. – Твой приятель Шарп настоял, чтобы я с ним там встретилась. А закончилось все прогулкой по «вдовьей площадке».

– Что? Как ты? Ты же психуешь даже на колесе обозрения!

Кажется, Майк искренне удивлен. Если только… если только сам не сказал Шарпу, что крыша – подходящее место, чтобы меня встряхнуть.

– Если полиция меня не прослушивает, то откуда Шарп узнал, что сегодня я собираюсь повидаться в тюрьме с Николетт Соломон? Если, конечно, он тоже не экстрасенс. – Я сглатываю. – Разве вам, копам, не требуется ордер, чтобы вторгаться в частную жизнь?

– Сегодня? – Майк в замешательстве.

– Сегодня. Как только взойдет солнце.

– «Маунтин-Вью»? Плохая идея, Вив. Каждая криминальная знаменитость в Техасе зовет это место родным домом. Дарли Рутиер, Эмбер Гайгер, Иоланда Сальдивар [554]. Журналисты и съемочные группы постоянно запрашивают интервью. И то, что ты решила заскочить в гости, – это настоящий скандал, учитывая, что знаменитый подкастер выходит в «Твиттере» на тропу войны. Бридж весь вечер пыталась до тебя дозвониться. У нас тоже был дерьмовый день. Она беспокоится, что болтовня Буббы Ганза просочится…

– В ее такую прелестную, такую беззаботную жизнь? – перебиваю я его. – Хочешь сказать, она беспокоится, что ее группа мамочек будет злословить про ненормальную сестру, вместо того чтобы обсуждать, стоит ли прочесть «Неукротимую» или «Как стать антирасистом»? [555] – Я тут же успеваю пожалеть о своих словах. Ненавижу себя, когда бываю такой язвой.

Майк шумно вздыхает:

– Иисусе – и я обращаюсь непосредственно к Нему каждой каплей своей католической крови, – как бы я хотел, чтобы вы двое разобрались между собой. Ваша мать что-то сделала с вами обеими.

– Не надо обвинять во всем мою мать, – замечаю я сухо. Полагаю, нам стоит притвориться, что ты дотронулся до моего подбородка – тогда, в баре – совершенно непредумышленно.

– Вивви… я…

– Прекрати, – перебиваю его я. – Или объяснись, или не начинай.

– У меня нет никаких скрытых намерений. – Защищается. – Лиззи Соломон заслуживает правды. Все дела, к которым я тебя привлекал, заслуживают справедливого решения.

– Трудно поверить, что твои амбиции и амбиции Шарпа не играют в этом деле никакой роли.

– Может, поговорим об этом утром?

– Майк. Полиция прослушивала телефон моей матери?

Молчание.

– Нет. Насколько я знаю, нет.

– Так вот, Николетт Соломон звонила на автоответчик моей матери не с тюремного телефона. В начале не было записанного механического голоса с предупреждением, что мне звонят из тюрьмы. Она оставила простое и не слишком дружелюбное сообщение, будто стояла за соседней дверью. Должно быть, воспользовалась одноразовым телефоном.