Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать
Генрик готов был сквозь землю провалиться. Он беспомощно шарил в карманах: ему мучительно хотелось курить, а портсигар как назло был пуст. Генрик пришел в отчаяние. Ему казалось, имей он в руках сигарету, он не чувствовал бы себя таким беспомощным. Ничего не найдя, Генрик отошел к окну и попытался овладеть собой.
— Может быть, вы познакомитесь? — предложил Генрик.
Он ждал, что Юлия оскорбится и уйдет. К его недоумению, Юлия произнесла:
— Я часто вижу вас в кафе на улице Монюшко в обществе молодых девушек и пожилых мужчин.
— Можно ли тебя назвать пожилым мужчиной, Генрик? — спросила Розанна.
Генрик в полном отчаянии глядел в окно, точно вид Старого кладбища мог принести ему утешение. Судьба смилостивилась над ним.
— Идите сюда! Взгляните-ка на кладбище. Вон там, на аллее, пожилой мужчина с тростью. Уж не Бромберг ли это?
Однако ему не удалось отделаться от Юлии и Розанны и отправиться на кладбище одному, они решили сопровождать его. У кладбищенских ворот Генрик сказал:
— Будем ждать его здесь! Когда он выйдет, двинемся за ним.
— Это убийца? — шепотом спросила Юлия.
— Очень может быть.
— Почему ты не позвонишь в милицию?
— Успеется. Сначала я должен быть уверен, что он действительно убийца.
— А если он и нас?.. Розанна пожала плечами:
— Генрик нас защитит. Вы не представляете, какой он смелый. Она явно издевалась над ним. Но Генрик не успел ответить, потому что в это время на главной аллее появился пожилой мужчина с тростью.
Они встали так, чтобы стена скрывала их. Генрик спрятал свою тросточку за спину. Он попросил Юлию и Розанну сделать вид, будто они беззаботно щебечут, что далось им с трудом. Мужчина прошел мимо, даже не взглянув на них. Генрик был уверен, что это Бромберг. То же выразительное лицо с орлиным носом, что он видел на фотографии в иллюстрированном приложении. Они пошли следом за Бромбергом в сторону трамвайной остановки. Бромберг сел в первый вагон. Трамвай был с двумя прицепами. Генрик решил воспользоваться этим и избавиться на время от своих спутниц. Он велел Розанне сесть в тот же вагон, что и Бромберг, сам сел во второй, а Юлия — в третий. Бромберг сошел на Францисканской улице и нырнул в подъезд трехэтажного дома. Генрик бросился за ним, за Генриком — Юлия и Розанна. Он оставил девушек у двери, а сам взбежал наверх по деревянной лестнице.
Бромберг манипулировал ключами у покосившихся дверей, казалось, что они ведут прямо на чердак. Генрик решил сразу взять быка за рога.
— Если я не ошибаюсь, пап Бромберг? Старик кивнул.
— У меня к вам несколько слов.
— Я к вашим услугам, — Бромберг открыл двери.
Они очутились в убогой мансарде с грязным окном под потолком. У стены со следами сырости стояла незаправленная кровать. Напротив — газовая плита.
— Слушаю вас, — проговорил Бромберг, сняв пальто и бросив на стол черный котелок.
— Узнаете? — Генрик вынул из-за спины трость. Ему показалось, будто Бромберг побледнел. Однако голос его прозвучал совершенно спокойно.
— Нет, не узнаю. А в чем дело? Генрик сел на колченогий табурет.
— Я пришел, чтобы расспросить вас об одной истории из далекого прошлого.
Бромберг язвительно улыбнулся.
— Извините, но я действительно не понимаю, о чем идет речь.
— Вы Эрнст Бромберг. Тот самый Бромберг, который в тысяча девятьсот двадцать девятом году выступал свидетелем по делу об убийстве знаменитой Зазы.
— И что же из этого следует?
— Вы были последним, кто видел Зазу живой.
— Ну-ну!
— Она была вашей любовницей.
— Все это так, но…
— За убийство Зазы ее муж был осужден на пожизненное заключение. Но настоящим убийцей были вы, пан Бромберг!
— Вы с ума сошли! И вообще кто вы такой? Что вам от меня нужно?
— Дело вот в чем, пан Бромберг. Чисто случайно мне удалось решить загадку, перед которой в двадцать девятом году остановились самые способные следователи. Вы были зятем адвоката Кохера…
— Ничего подобного.
— Не отпирайтесь, это бессмысленно. Со дня убийства прошло много лет. Вы уже старик, и ничто вам не грозит, даже если вы признаетесь в убийстве. Дело прекращено за давностью.
— Все, что вы пытаетесь мне втолковать, весьма забавно…
— Я журналист. Однажды я купил старинную трость. Вот эту. Да вы ее помните. Я решил узнать ее историю, и она привела меня к вам. Мне хочется написать цикл сенсационных статей, и вы были бы героем одной из них — истории об убийстве наездницы Зазы.
Старик задумался. Очевидно, слова Генрика все-таки возымели свое действие.
— Вам нечего бояться. Ваше признание не повлечет за собой никаких последствий. Я не занимаюсь шантажом.
— Шантаж мне не страшен. Когда-то я был очень богат, а теперь, как сами видите, живу в нужде. В страшной нужде.
— Послушайте меня, пан Бромберг. Вы убили Зазу. Я это знаю точно. Вы пришли к ней с тросточкой, внутри которой спрятан стилет. — Генрик вырвал штык из ножен. — Трость вы получили в наследство от своего тестя, адвоката Кохера. Вы были женаты на его дочери, Изе Кохер, умершей через два года после свадьбы. В один прекрасный день вы решили убить Зазу. Почему, я не знаю, это уж вы сами мне объясните. Вы всегда ходили с тростью, с темной тростью, набалдашник которой был сделан в виде фигуры женщины.
— Да. Я всегда ходил с такой тростью. Это была очень элегантная тросточка.
— В ту роковую ночь вы явились к Зазе с другой тростью, скрывающей штык. Вы убили Зазу, спокойно вышли из фургона, а палисандровую трость спрятали в укромном месте.
— Ну и что с того?
— Я хочу написать статью. Сенсационную статью «Разгадка через десятилетия». Если вы расскажете мне все подробности преступления, я поделюсь с вами гонораром.
— Сколько вы дадите? — Пятьсот злотых.
— Мало.
— Восемьсот.
— Мало.
— Тысячу злотых, и вы разрешите нашей газете вас сфотографировать.
Старик задумался.
— Ладно, — сказал он, — но пятьсот злотых вы даете сразу.
— Идет… — согласился Генрик и достал бумажник. — Но с условием, что фотографий будет несколько.
— Хоть миллион, — старик спрятал деньги в карман. — Вы не возражаете, если я сначала приготовлю себе поесть, а уж потом расскажу?.. В мои годы приходится заботиться о своем здоровье. Последнее время я себя неважно чувствую и плохо сплю. А снотворное действует на сердце…
Он зажег газ и поставил сковородку на огонь. Нарезая ветчину, Бромберг произнес:
— Я уверен, попадись эта трость полиции двадцать лет назад, не миновать мне виселицы. — Внезапно он поднял голову: — А откуда у вас эта трость? Каким образом она привела вас ко мне?
— Один субъект в 1903 году подарил ее адвокату Кохеру, ставшему впоследствии вашим тестем. А поскольку вы прихрамываете…
— Это у меня еще с малолетства, я перенес детский паралич. — …я догадался, что Кохер подарил ее вам.
— Собственно, не совсем так. Моя жена была единственной наследницей адвоката, все его вещи перешли ко мне. На трость я обратил внимание сразу, как только увидел ее. Довольно быстро догадался о существовании штыка. Тросточка долго лежала на чердаке, я ею не пользовался: она чересчур элегантна, такую вещь можно носить для фасона, не больше. Я вспомнил о ее существовании только после знакомства с Зазой.
— Зачем вы убили Порембскую?
— Вы спрашиваете, зачем я ее убил? Одну минуточку, ветчина уже поджарилась, сейчас сделаю яичницу. Надеюсь, яйцо не тухлое. В магазине всегда всучат черт знает что. Вот о таких безобразиях газеты почему-то не пишут.
— Зачем вы убили ее?
Генрик чувствовал, как в нем закипает злость.
— Что вы так жалеете эту Зазу? Бессердечная, дрянная баба. Я познакомился с ней в 1927 году, во время ее первых гастролей в Лодзи. Она мне понравилась, я написал ей записку, мы встретились. Я был тогда богат, очень богат. Она пришла ко мне домой. Только один-единственный раз: больше не захотела видеть меня. А я совсем потерял голову. Как я унижался перед ней, умолял, уговаривал! Обещал жениться на ней. Она смеялась надо мной. Я думал, что с ума сойду от горя.
Яичница была готова. Бромберг снял сковородку с огня и стал терпеливо ждать, пока еда немного остынет.
— Я страдал невыносимо. Однако стоило ей уехать из Лодзи, как боль постепенно улеглась. Через два года Заза вновь появилась здесь, сама позвонила и навестила меня в моей квартире. Я был счастлив. Но, увы, уже на следующий день ад начался снова. Это была злая, очень злая женщина.
Он достал ложку, вытер ее грязным полотенцем и принялся за еду.
— Я был готов на все, даже на убийство. Сначала хотел убить себя, потом и себя и ее. Наконец мне пришла в голову мысль: ведь это она одна во всем виновата. Она пусть и гибнет! Вспомнил о трости. Вначале я хотел убить Зазу, а сам пойти в полицию и признаться во всем. Но все обернулось иначе. В ящике Арно, ее мужа, нашли четырехгранный стилет. Стилет принадлежал ему, хотя он и отрицал это. Арно не хотел идти на виселицу из-за нелепой случайности. Другая случайность спасла его от петли. Дело в том, что никто в цирке никогда не видел у него этого стилета: Арно на сцене им не пользовался. Полиция сделала отсюда вывод, что нож был кем-то подброшен.
