Александра Маринина - Смерть как искусство. Том 2. Правосудие
– Подумаешь, гастроли! – фыркала Анна Викторовна. – Что такое гастроли по сравнению с Левочкиной смертью, перед которой все меркнет? Перебьются твои актеришки без гастролей, ничего с ними не случится, если они никуда не поедут. Пусть дома посидят, им полезно.
Елену последняя реплика свекрови чем-то противно царапнула, какой-то искусственностью, что ли… Нет, не искусственностью, а вторичностью. Где-то она уже слышала эту фразу насчет чьей-то смерти, перед которой все меркнет. Где же? Сознание, не желающее мириться с мыслью о возможной смерти Льва Алексеевича, тут же с готовностью переключилось на поиски, и Елена вспомнила: знаменитый фильм «Место встречи изменить нельзя», реплика некоей Соболевской по поводу «Ларочкиной смерти, перед которой все меркнет». Ей стало тошно. Мало того, что продюсерская компания, в которой она работает, не может получить от нее внятного ответа на множество вопросов, потому что Елена не знает, что будет завтра, так еще и Анна Викторовна душу вынимает. Наверное, это правильно, и Елена действительно должна думать только о муже, и горевать о нем, и страдать, и мучиться, не спать ночами и плакать, биться в рыданиях, а она разговаривает по телефону и даже пытается что-то сообразить, что-то вспомнить, что-то посоветовать. Так не годится, так нельзя, это не по-человечески – думать о работе, когда у тебя умирает муж. Да и о работе думать как следует тоже не получается, мысли все время возвращаются к Леве, которому становится то чуть лучше, то значительно хуже, и прогноз, по утверждению врачей, остается неблагоприятным. Как ему помочь? Что ей делать? Как теперь жить?
– Тебе, разумеется, все равно, – продолжала свекровь, не обращая ни малейшего внимания на то, что у Елены по лицу текут слезы, – ты Левочку похоронишь и снова к своему артисту вернешься, он, говорят, так и не женился с тех пор, как ты его бросила. Ты своего не упустишь, найдешь, к кому прицепиться. Ты, Лена, всегда была корыстной, и я с самого начала это знала, жаль только, что Левочка меня не слушал, а ведь я его предупреждала, предупреждала! Говорила ему, что ты его не любишь и толку из вашего брака никакого не выйдет! И была права! Вот, пожалуйста: он в реанимации в коме, а ты уже хвостом крутишь и думаешь о том, куда бы тебе съездить развлечься со своими идиотскими спектаклями. У тебя, небось, там и дружок сердечный имеется, из артистов-то, ты их любишь, уж я-то знаю. И будешь на своих этих гастролях развлекаться с любовником, пока твой муж будет здесь умирать.
– Анна Викторовна…
У Елены не было сил сопротивляться напору, она впала в такое отчаяние от несправедливости сказанного свекровью, что не находила слов для ответа. Да и что ответить? Что все это неправда, что она любит мужа и никакого любовника у нее нет? Анна Викторовна все равно не поверит, она верит только самой себе, верит всему, что придумывает и говорит. Но какая-то правда в ее словах есть. Правда о том, что рядом со смертью близкого человека все остальное должно стать мелким, ничтожным и не стоящим внимания. Наверное, нужно отключить телефон и больше ни на какие разговоры о работе не отвлекаться, полностью погрузившись в горе и боль.
Свекровь наконец напилась крови и уехала домой, а Елена достала из кармана телефон с намерением отключить его и… не смогла. Она с ненавистью смотрела на аппарат, зажатый в руке, и на саму руку, не желающую подчиняться приказу и нажимать на кнопку, и думала о том, какая она неправильная, слабовольная, корыстная, ведь она должна думать только о муже, а она… Нет, ну нет у нее сил полностью отдаться горю, в разговорах о работе она находит хоть какое-то отвлечение, хотя бы какой-то просвет, когда пусть всего на несколько минут, но жизнь начинает казаться все той же, мирной, благополучной, спокойной, наполненной повседневными делами. Без этих маленьких просветов она бы уже сошла с ума.
Нет, не имеет она права отвлекаться, не имеет права облегчать себе существование. У нее умирает муж, и все должно быть подчинено только одному этому. Елена глубоко вздохнула и нажала кнопку, отключая телефон. Всё. Связь с внешним миром оборвана. Теперь у нее осталось только горе, только одно огромное всепоглощающее горе, в котором она просто не сможет дышать и очень скоро задохнется и умрет.
Наконец-то Коту Гамлету стало лучше, у него появился аппетит, но тут вопрос с питанием обернулся неожиданными сложностями.
– Мы попросим Хорька или Лисичку, они сбегают в деревню и принесут тебе свежей курятины, – обрадованно предложил Камень, услышав, что Кот хочет есть.
– Да вы что? – возмутился Гамлет. – Мне сырого мяса нельзя, я кастрированный.
– А вареного? Можно же развести костер и сварить или пожарить, – не растерялся находчивый Ворон.
– Никакого нельзя, – отрезал Кот. – И молока нельзя, у меня нет ферментов на лактозу. На помойке я, конечно, ел что придется, но мне все время было плохо, пучило и крутило живот. И в желудке были рези и тяжесть какая-то, меня тошнило и, простите за подробности, поносило.
– Экий ты нежный, – неодобрительно заметил Ворон. – Чем же тебя хозяин твой кормил, что ты такой балованный? Устрицами, что ли, или, может, черной икрой?
– Тоже выдумали, уважаемый Ворон, – презрительно мяукнул Кот. – Какие устрицы? Какая икра? Это же сплошной аллерген, мне ничего такого нельзя. Папенька кормил меня исключительно сухим кормом. Ну, раз в две недели позволял паштетик из баночки, но потом всегда сильно ругался, потому что от баночек у меня делался слишком мягкий стул.
– И что? – не понял Камень. – Разве это плохо, когда мягкий стул?
– Для папеньки было плохо, потому что лоток трудно отмывать. Он любил, чтобы стул был сухой и твердый, – объяснил Кот. – Высыпал в унитаз, сполоснул лоток – и готово.
– Чем же вас кормить, уважаемый Гамлет? – озадаченно произнес Камень.
Змей подполз поближе и закинул голову на спину Камню.
– Я могу ловить мышей-полевок, – предложил он.
– Ты что, глухой?! – немедленно взвился Ворон. – Тебе ясно сказали: мяса нельзя. Если ты плохо слышишь или туго соображаешь, так иди лечись, нечего тебе тут рядом с приличными существами ошиваться.
Змей приподнял голову над спиной Камня, немного подумал, потом встал на хвост, вытянувшись во весь рост, и приблизил глаза к самому клюву сидящего на ветке Ворона.
– Я, мил-друг, слышу пока еще неплохо и на голову не жалуюсь. Мяса Коту нельзя, но бульон пить необходимо, в нем масса полезных веществ, нужных выздоравливающему организму. Я могу ловить мышей, а Белочка будет варить из них супчик. Теперь что касается сухого корма: если ты, крылатый детектив-любитель, возьмешь на себя труд регулярно ловить насекомых, то мы этот вопрос решим.
Ворон явно растерялся, уже много десятилетий не видел он головы Змея так близко и успел забыть, какие холодные и немигающие у него глаза и какое страшное длинное жало. Он невольно дернулся назад, чуть не свалился с ветки и на всякий случай перелетел повыше, туда, куда Змей не достанет.
– У насекомых хитиновый покров, который очень полезен для кошек, – продолжал неторопливо объяснять свой замысел Змей. – Одновременно мы попросим Белочку насобирать орехов, измельчим их и накрутим шариков из орехово-насекомовой смеси, вот и получится сухой корм.
Он медленно опустился вниз и обвил Камня несколькими плотными кольцами, уместив голову точно под глазами старого верного друга.
– А мне еще углеводы нужны, – вякнул набравшийся сил Кот. – В моем сухом корме всегда углеводы были, мне папенька обязательно читал вслух состав, его на пакетах с кормом печатали. Без углеводов никак нельзя.
– Мы попросим Зайца сбегать на поле и принести овощей, морковки там, капустки, картошечки. Овощи можно потушить и сделать рагу.
– Я не буду рагу, я его не люблю, мне папенька делал несколько раз, а я не ел, – тут же ответил Кот.
Ворон собрался было выступить на тему о том, что папеньки тут нет, и нечего выпендриваться, пусть жрет, что дают, и спасибо скажет, но Змей, казалось, не обратил никакого внимания на проявление неблагодарности со стороны Гамлета и спокойно продолжал:
– Овощи можно также посушить и добавить в шарики. Одним словом, уважаемый Гамлет, вы не переживайте, вопрос с вашим питанием мы решим, а ваше дело – поправляться, набираться здоровья. И кстати, очень неплохо было бы делать ваш корм с сушеной крапивой, в ней масса витаминов. Это мы тоже организуем, тут совсем рядом есть роскошные заросли дикой малины, а где дикая малина – там крапива самая сочная и полезная.
Разговор Ворону не понравился. Ну как же так? Он только что долго и подробно рассказывал про расследование, и вместо того чтобы восхищаться его наблюдательностью и талантом рассказчика, задавать вопросы и просить разъяснений, они какую-то ерунду обсуждают. Чем этого приблудного уродца кормить, видите ли! Других интересов, что ли, нету? И для чего тогда он старался? Нет, это дело надо поломать, решил Ворон и начал вслух вспоминать подробности увиденного «в другой жизни». Ему удалось снова приковать внимание к себе, и гордая птица торжествовала победу.
