Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Он замялся, и в его взгляде Хиллари прочла мольбу о пощаде, просьбу не заставлять его произносить это вслух.

Она мрачно кивнула.

— Однако, — с нажимом повторила она, — сотрудник, который поднимет эту бучу, вряд ли может рассчитывать на повышение в случае, если таковая возможность вдруг представится.

Пожилой полицейский заметно расслабился. С человеком, у которого не осталось иллюзий, всегда проще. Юность и невинность — вот что способно разбить любое сердце.

Хиллари тоже не нуждалась в разъяснениях. Она прекрасно знала, как устроен мир. С юридической, с моральной, с социальной точки зрения она имела полное право восстать против крючкотворства, против решения, которое, по сути, сводилось к старому доброму пинку под зад. Никто бы не стал с ней спорить, никто — ну, почти никто — не стал бы за это винить. По крайней мере, рядовые полицейские и сержанты — не стали бы.

Иное дело начальство. Начальство не любит, когда поднимают шум. И память у начальников долгая. Как у слонов, черт бы их побрал.

А если слухи верны, и суперинтендант Донливи уже одной ногой ушел на повышение, то на его место сядет Мэл, а место главного инспектора окажется вакантным.

А ее стаж, опыт и репутация вполне позволяют ей потягаться за эту должность.

Если только…

Интересно, в курсе ли всего этого те «верхи», которые разбирались с пенсией Ронни? Паранойя? — но что-то подсказывало ей, что это вполне возможно. Какая-то маленькая птичка обронила словечко где надо.

Как практически все представители рода человеческого, Хиллари терпеть не могла проигрывать. А тем более — проигрывать большой безликой корпорации. Для этих типов жалкая пенсия Ронни — капля в море. И как тут не злиться, когда их «мелочь» для нее означала возможность выбраться наконец с лодки и снова переехать в нормальное жилье.

Но если она этого добьется, то навсегда останется инспектором. Впрочем, если вдуматься, что в этом плохого? Чем выше ты забираешься, тем меньше у тебя настоящей работы и тем больше возни с бумагами. А Хиллари любила расследовать преступления.

Так что остаться инспектором будет не так уж плохо.

Но если она не смолчит и превратится в источник неприятностей, в конце концов ее могут и вовсе выставить из уголовной полиции, если, конечно, у кого-то хватит мстительности. А оказаться в пятьдесят лет уличной регулировщицей — так себе перспектива.

Ладно, это, наверное, уже все-таки паранойя. Но если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят, так ведь?

Хиллари чуть не расхохоталась вслух.

Ну все одно к одному! Сначала эти психи за права животных тянут руки к ее дому, теперь своя же контора норовит стянуть у нее пенсию.

Ну, допустим, пенсия не ее, да, но все равно.

До этого дня она ведь даже и не вспоминала об этой самой пенсии. А если такая мысль и приходила ей на ум, то во рту сразу становилось кисло. С покойным, практически бывшим и совершенно неоплакиваемым мужем она не хотела иметь ничего общего. Ни денег, ни паршивой репутации — ничего.

И вот, пожалуйста, исполнилось желание, ничего она от Ронни не получит, так что же она крутит носом, как девственница, у которой первый секс не задался?

Все просто: когда сама решаешь придерживаться высоких моральных принципов — это одно, а когда тебя к этим принципам подпихивают шестом, как баржу, — это уже совсем другое.

— Понимаю, — сказала она наконец, и собеседник отвел взгляд, чтобы скрыть стыд. Пусть он сочувствует ей — что толку Хиллари от его сочувствия. Да пусть хоть весь участок в полном составе пустит слезу, это все равно не поможет, если она поднимет шум.

Черт, а ведь эти деньги здорово облегчили бы ей жизнь. Она их честно заработала. Столько лет она терпела Ронни, мать его, Грина — это ли не справедливая плата? Будь у нее эти деньги, она могла бы снять квартиру. И навсегда распрощаться с «Мёллерном», с аккумулятором, который вечно нужно заряжать, с водяными баками, которые вечно нужно наполнять, с низкими потолками, каютой — кошмаром клаустрофоба, узкими кроватями, тесными коридорами, тесным всем.

Она могла бы вновь зажить в доме, где пол не ходит под ногами, готовить на плите, которая не уползает со стола… открывать нормальное окно и смотреть на мир с высоты второго этажа…

Она встала и торопливо шагнула к двери. Боялась разрыдаться.

Поднявшись наверх, она укрылась в женском туалете и кисло посмотрела на свое отражение в зеркале.

Ну что, что мешает ей забрать грязные денежки Ронни и уехать на Багамы?

Да практически ничего. Оставалась мелочь — нарушить закон, стать косвенной соучастницей запрещенной торговли вымирающими животными. Стать преступницей, вот так легко и просто.

У нее хватило бы мозгов, чтобы провернуть все и не попасться. Она знала достаточно и могла себя обезопасить.

В конце предыдущего дела об убийстве к ней случайно попало то, что упорно, не один месяц кряду искали следователи из отдела внутренней безопасности. А началось все не с кого-нибудь, а с Гэри, ее пасынка.

Его попросили заехать в бичестерский участок, забрать из шкафчика отцовские вещи. В шкафчике Гэри обнаружил книжку Дика Фрэнсиса с дарственной надписью как будто от Хиллари и вернул находку мачехе. Лишь спустя некоторое время она сообразила, что никогда не дарила Ронни эту книгу, а почерк, которым сделана надпись, является неумелой подделкой под ее собственный. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что в книге тут и там были подчеркнуты некоторые слова — «едва», «шасть», «всем». Слова, которые определенно напоминали названия цифр.

Это был номер анонимного банковского счета, который Ронни, как он однажды в шутку сообщил Гэри, завел на Каймановых островах. А подделанная подпись наверняка должна была намекнуть на пароль к счету.

Это произошло летом. С тех пор Хиллари так ничего и не предприняла. Она не пыталась найти банк, добраться до счета, посмотреть, сколько накопил Ронни. Но и в полицию со своими подозрениями обращаться не стала.

Она просто сидела сложа руки. Ждала окончания юридических проволочек, чтобы вернуться в собственный дом. Ждала, пока все устаканится и можно будет снова начинать жить.

И тут вдруг против нес словно бы весь мир ополчился. Что теперь делать? Принять все как есть и остаться на дядюшкиной лодке? Позволить этим жуликам-зверолюбам выкурить ее из собственного дома? Отдать государству за здорово живешь все то, право на что она заработала такими усилиями?

С другой стороны, при одной мысли о том, чтобы взять грязные деньги Ронни и бежать, ее начинало тошнить.

Да, она сможет провести весь остаток жизни на карибских пляжах, потягивая «Пина-коладу». Но так ли уж хороши эти пляжи? Да и комары там небось с воробья размером.

Хотя, конечно, за такие деньги репеллента можно купить — хоть залейся.

Жиголо на пляжах этих, наверное, хоть ложкой ешь. Рыщут, высматривают женщин среднего возраста, у которых денег больше, чем мозгов.

Отгонять их — замучаешься, наверное.

Она посмотрела в карие глаза своего отражения и подумала — кого она хочет обмануть? Все равно ведь она любит ловить преступников и ни за что от этого не откажется.

Ну так почему бы просто не сдать деньги куда положено и забыть об этом? Так она очистит свое имя от последних пятнышек грязи и к тому же навсегда избавится от мучительного искушения.

Она вздохнула, вымыла руки и умыла лицо. Толкнула дверь, карточкой открыла замок главного офиса и направилась к столу.

А там уже поджидал Фрэнк Росс, желчный Будда. На его щекастом херувимском личике застыло премерзкое самодовольное выражение, а сам он, похоже, был если и не пьян, то изрядно под мухой.

Прекрасно. Кто, как не он, и, конечно, в тот самый момент, когда ты только-только пришла в себя после удара по бубенцам. Или как это говорится про женщин?

— Фрэнк, — вздохнула она так тяжело, что аж в пятках отозвалось. — Что у тебя?

— А я, шеф, нашел местного дилера.