Лучший исторический детектив – 2 - Балашов Александр
— Ну, ты Серёжа, так с наскоку не суди, были и среди них порядочные, многие на нашу сторону перешли, верно служили.
— Всё равно я им не верю! — лейтенант упрямо наклонил голову.
— А вот я тебе расскажу про одного аристократа. — полковник с улыбкой посмотрел на юного лейтенанта, — Я тогда, в апреле сорок четвёртого в составе 3-го Украинского фронта освобождал Одессу. Там, ты знаешь, партизан было много, катакомбы, подполье. Они нам тогда здорово помогли город очистить от фрицев. Так вот, мне про одного из них рассказали — дед, семидесяти двух лет, израненный в Германскую, но ещё крепкий. Его брать не хотели — старый, раненый, но он всё-таки добился своего. А там уж себя показал — так организовал все военные вылазки, что любо-дорого! Он, как оказалось, во всех войнах этого века участвовал, до полковника дослужился, сначала с белыми был, потом на нашу сторону перешёл. Тоже аристократ, не то граф, не то ещё кто, не знаю. Да, так вот, когда потом командира их отряда убили, он на себя командование взял, бил фашистов в хвост и в гриву! Жаль, наших не дождался, погиб в бою, прикрывал отход своих, когда фашисты навалились. Те, кто остались тогда, все документы собрали, хотели его к награде представить посмертно, очень они своего «деда» любили. Так и не знаю, дали награду или нет. Жаль, имя-фамилию его не спросил, не до того было, да уж ладно, теперь-то. А ты говоришь… Аристократы, они тоже разные бывают!
За взятие укреплённого замка такой малой ценой, полковник Киреев, лейтенант Белояров и несколько бойцов получили награды. Генерал-майор Макаренко осмотрел замок, остался очень доволен, особенно тем, что Кирееву удалось избежать больших потерь — война на исходе, март 1945-го, вот-вот победа, обидно погибать из-за каких-то идиотов, решивших до конца противится неизбежному с оружием в руках.
Он отобрал для себя альбомы с большой коллекцией бумажных денег и несколько старых толстых фолиантов с географическими картами и богатыми иллюстрациями. Особо не листая, велел загрузить в свой багаж: книги редкие, красивые, скоро войне конец, а дома у него пятилетний сын — эти книги мальцу будут интересны, в Москве, поди, таких не достанешь. Да и коллекция пригодится, может, Гошка заинтересуется, будет банкноты собирать…
Глава 4. Москва, февраль, 1950
— Мишка, ты куда собрался? Опять не поел, уроки не сделал?
— Мам, я у Гоши поем, и уроки мы с ним вместе делаем, ты не переживай!
— Миша, это же неприлично, каждый день обедать у чужих людей!
— Да ну, мам, ну что ты… Я ненадолго! Всё, пока!
— Чтоб к шести дома был, мне помочь надо! — запоздало крикнула Вера Ивановна в закрывшуюся дверь.
С одной стороны, нехорошо вот так каждый день убегать из дома и проводить время в чужой квартире. А с другой — ничего плохого в дружбе с этим самым Гошей вроде бы не было. Миша и впрямь большую часть уроков делал вместе с другом, стал лучше учиться. Да и спокойнее было на душе — то он всё больше во дворе ошивался, с этим ужасным Толькой, мало ли чего мог натворить!
А Гоша — мальчик порядочный, у него папа — генерал, мама — кандидат наук. Живут они в огромной трёхкомнатной квартире в генеральском доме на «Соколе», там у них всё в коврах, люстры хрустальные, паркет. Сама она, конечно, в этой квартире не была, но коллега, учительница музыки Софья Петровна, в своё время приходила несколько раз — Гошины родители хотели, чтоб он занимался фортепьяно, но тот категорически отказался, да и способностей не имел.
И то, что обедает у Гоши, тоже неплохо. Живут они бедно, зарплата маленькая, пенсию за мужа, погибшего на фронте, никак не удаётся оформить — там не хватает каких-то документов, а бегать добывать их нет времени. Мишка рассказывал, что? они там едят, такого она никак не могла позволить себе приготовить. Зато старшим теперь доставалось больше еды, да и вкусностей тоже — хотя редкие конфеты и яблоки делились, как обычно, на троих, Мишка благородно отказывался от своей доли в пользу братьев.
Но почему же она так переживает? Может, из-за того, что сын стал вроде бедного родственника в генеральской семье? Но, насколько она знает, там к Мише относятся очень хорошо, и Гоша воспринимает его, скорее, как старшего — всё благодаря тому, что Мишенька почти наизусть выучил дедушкину книгу о старинных банкнотах, которая чудом сохранилась на антресолях. Даже у Гоши такой нет! Зато у Гоши есть куча разных бумажных денег, которые его папа привёз из Германии.
Теперь мальчики почти неразлучны — перебирают, сортируют Гошино богатство под Мишиным руководством. Всё лучше, чем по улице шататься с подозрительными мальчишками.
Вера Ивановна вздохнула, поправила передник и снова взялась за приготовление обеда — скоро старшие придут из школы…
— Мишенька, может, ещё жаркого положить? — Анна Никодимовна ласково смотрела на худого, беспокойного Мишу. С тех пор, как новый Гошин друг стал появляться у них почти каждый день, она всегда старалась накормить его обедом, да и полдником. Сначала Миша стеснялся, но потом освоился и с удовольствием уплетал её стряпню. Кроме желания подкормить явно не наедающегося дома парнишку, у бабушки Ани был и свой расчёт: глядя на друга, с аппетитом поглощающего еду, Гоша тоже стал лучше кушать, словно не желая отставать.
Покончив с обедом, мальчики отправились учить уроки. Старушка этот процесс никак не контролировала, знала, что ребята не сядут за свою коллекцию, пока не сделают домашнее задание. Отец на эту тему высказался один раз, но совершенно определённо: «Сначала уроки, потом игры. Если нарушишь, или двойку отхватишь — заберу всё и никаких больше друзей не разрешу водить!»
Своенравный с другими домочадцами, Гоша знал, что боевой генерал слов на ветер не бросает, и молча принял условия. Поневоле за ним тянулся и Миша, да и вдвоём уроки делать веселее.
Вскоре с неприятными арифметиками и географиями было покончено, и друзья снова принялись разбирать бесчисленные завалы старинных и не очень банкнот, сверялись с Мишиной книгой, иногда ругались вполголоса. Особенно досадовали на то, что не удавалось определить более новые деньги: книга вышла ещё до революции, в ней жили старинные яти, еры и фиты? но ничего не говорилось о деньгах, выпущенных после.
В этот день Алексей Васильевич Макаренко, генерал-полковник Генерального штаба, вернулся домой чуть раньше обычного. Сегодня приезжало с инспекцией начальство — маршал со свитой. Высокие гости остались очень довольны, маршал пожал генералу руку, похвалил его и намекнул, что о нём и его работе будет доложено самому товарищу Сталину.
В совершенно превосходном настроении генерал пришёл домой, заглянул в Гошину комнату. Он застал мальчиков за очередным спором о происхождении и ценности какой-то банкноты, выпущенной в 1932-м году, и конечно, отсутствовавшей в книге.
Он сходу вник в ситуацию и пообещал достать более новые каталоги для юных коллекционеров. Потом поговорил с Мишей — надо же получше узнать, с кем сын так подружился. Вначале Миша робел перед столь важным собеседником, но вскоре оттаял — генерал Макаренко умел расположить к себе любого, на фронте часто заглядывал в окопы и землянки, беседовал по душам с офицерами, сержантами и простыми красноармейцами. И зачастую в пять минут получал ценнейшую информацию, которую, сидя в штабе, не добыл бы и за неделю.
Так и здесь. Уже через пять минут Миша обстоятельно рассказывал о себе, о маме и братьях, об отце, который погиб на фронте, но пенсию на него они получить не могут: у них на руках только письмо от командира части, где служил отец, о его гибели. А официальная похоронка со штампом, что она является основанием для начисления пенсии, до них так и не дошла, а мама отчаялась ходить по инстанциям, доказывать всем, что её муж действительно геройски погиб. Генерал нахмурился, уточнил фамилию и звание Мишиного отца, попросил узнать номер полевой почты, черкнул что-то в своей записной книжке.
