Аркадий Адамов - Личный досмотр
Взять, к примеру, хотя бы этого герра Фиха. С Валькой Дубининым он говорит совсем по-другому — спокойно, вежливо и кратко. Вероятно, чувствует в нем старшего. А с Андреем развязен, шумлив.
Андрей вот уже месяц, как тень, ходил за Валькой. Так велел Шалымов, начальник их смены. Сам он взял шефство над Люсей.
При мысли о жене Андрей почувствовал, как снова просыпается в нем раздражение, которое еще утром, по выходе из дома, он всячески старался подавить в себе.
Между тем герр Фих, пока Валька беседовал в купе с другими пассажирами, снова обернулся к Андрею — видать, несмотря на свою суровую молчаливость, он чем-то ему понравился — и стал самодовольно рассказывать, каким сумасшедшим, отчаянным смельчаком считают его в ФРГ за то, что он так часто ездит в Москву. А он за контакты. «Прогрессивный дядька», — подумал Андрей. Но и о его стране, продолжал болтать герр Фих, в Советском Союза пишут тоже много глупостей.
— Это очень смешно, господин таможенник, не правда ли? Мы пишем, что не хотим войны, а вы пишете, что мы ее хотим. Это очень смешно.
— По-моему, это не смешно, — сдержанно заметил Андрей и, в свою очередь, спросил: — Вы слышали, что в Гамбурге официально зарегистрирована новая организация «Федеральный союз бывших служащих войск СС»? А в Западном Берлине «Союз изгнанных» трубит о реванше?
— Порядочные немцы не обращают на это внимания, уверяю вас, — пробормотал герр Фих.
— А власти? Ведь СС, например, разоблачен еще на Нюрнбергском процессе?
— О, власти! Они порой делают совсем не то, чего хотят рядовые граждане, — и герр Фих с еле уловимой ноткой досады прибавил: — Нам ли, немцам, не знать, что такое война!
— Нет, нет! — энергично вмешался один из пассажиров, высокий, седой старик со слезящимися глазами. — Лучше всех это знаем вместе с русскими мы, поляки. Будь она проклята! — он остервенело потряс в воздухе жилистым кулаком. — И фашизм тожа будь проклят.
Поляк неприязненно посмотрел на герра Фиха:
— Вы тоже такого мнения?
— Я всего лишь торгую, — развел пухлыми руками тот. — Я не политик. — И торопливо, будто спохватившись, добавил: — Я только знаю, что с Советским Союзом можно вести выгодные дела. О, это я знаю. — Он с наигранной веселостью похлопал себя по животу. — И этого с меня вполне достаточно при моей комплекции.
Андрею его рассуждения показались неискренними. И вообще этот герр Фих начал казаться ему далеко не таким добродушным и безобидным. В памяти всплывали многочисленные газетные сообщения о возрождении фашизма в ФРГ, и Андрей почувствовал, что такие, казалось, далекие и сугубо теоретические вопросы вдруг обрели плоть и кровь в лице этого самодовольного и хитрого коммерсанта из ФРГ.
Он собрался было уже ввязаться в возникшую в купе словесную перепалку, но Валька незаметно толкнул его в бок и сухо сказал:
— Здесь все в порядке. Пойдем дальше, — и, обращаясь к пассажирам, с подчеркнутой вежливостью прибавил: — Счастливого пути. Желаем здоровья и успехов.
Когда они вышли из купе в узкий коридор, Валька, убедившись, что рядом никого нет, строго сказал:
— Пожалуйста, не забывай, что ты все-таки не в ООН, — и, усмехнувшись, прибавил: — У тебя, оказывается, недюжинная эрудиция в германском вопросе.
В конце коридора появился усатый проводник в синей тужурке. Подойдя, он поздоровался с Валькой за руку, как старый знакомый.
Андрей с Валькой прошли в следующее купе. Повторилась обычная процедура. Таможенники проверяли заполненные бланки «деклараций», изредка просили предъявить к досмотру тот или иной чемодан, выписывали удостоверение на указанную в «декларации» иностранную валюту или на ручную кладь, если у пассажира шел еще багаж отдельно, малой скоростью, — словом, уйму всяких формальностей требовалось осуществить при таможенном досмотре.
Дубинин работал в таможне всего лишь второй год, но успел заслужить репутацию «злого» таможенника. За тот месяц, что они работали вдвоем с Андреем, он уже дважды обнаруживал контрабанду.
Один раз это были часы. Наши советские часы, изящные и точные, которые юркий голландский турист, возвращаясь из Москвы, пытался провезти через границу в количестве сорока штук (вместо разрешенных двух!).
Все началось с того, что в досмотровом зале Валька, двигаясь от одного пассажира к другому и бегло оглядывая выставленные на стол чемоданы, баулы, портфели, саки, вдруг задержался около этого голландца и попросил открыть один из чемоданов. Тот с готовностью принялся расстегивать много* численные пряжки.
Когда чемодан был раскрыт, Валька быстро перебрал коробки с сувенирами, бутылки с водкой, банки с икрой, расшитые украинские сорочки и коробки с сигаретами «Тройка». Неожиданно Валька наткнулся на пустую коробочку из-под часов. Только на какую-то незаметную для Андрея долю секунды голландец, оказывается, смутился, а потом объяснил, что часы у него на руке. И действительно, показал их.
Андрей уже потерял интерес к чуть было не назревшему инциденту, когда Валька попросил голландца снять с руки часы. Их номер он сверил с номером в паспорте, который лежал в коробке. Номера оказались разными. У голландца побагровели большие, растопыренные уши и глаза забегали по сторонам. Он тут же «вспомнил», что есть вторые часы в другом чемодане. Валька равнодушным тоном попросил их показать. Он даже не стал перебирать вещи во втором чемодане, он только следил, как это делает сам хозяин.
Внезапно движения голландца стали нервными. Он шарил руками то в одном, то в другом месте, нащупывая что-то и словно забыв, что он ищет. Наконец с сокрушенным видом он извлек часы. Номера опять не совпали. «Поищите еще», — спокойно сказал Валька. Голландец виновато улыбнулся, махнул рукой и стал вытаскивать одни часы за другими.
Уже потом, успокоившись и примирившись с потерей конфискованных часов, он рассказал, что деньги на их покупку, как и на покупку большинства вещей, он приобрел, выгодно распродав каким-то молодым людям около гостиницы все, даже самые поношенные, вещи из своих чемоданов и, что можно, сняв с себя. При этом голландец, смущаясь, распрямил поджатую под стул ногу и поддернул брючину. Носка на ноге не оказалось.
— Да, неловко, — признался он. — Но что поделаешь. Надо оправдать поездку, — и с ехидцей добавил: — Однако те молодцы все равно помогут мне заработать.
— Каким образом, господин Ван-Дайн? — поинтересовался Валька.
— А газеты? Мои статьи об этих мальчиках — заметьте, абсолютно объективные статьи! — пойдут нарасхват. О, у меня же была не одна встреча!
Андрей взглянул на Вальку. Тот задумался лишь на какую-то долю секунды, потом сочувственно заметил:
— Мне жаль вашего заработка, господин Ван-Дайн.
— Почему, извините? Валька усмехнулся.
— Вас убьет конкуренция. Ведь если вы будете абсолютно правдивы, вам придется сказать, что из сотен молодых людей, которых вы в тот вечер встретили, к вам пристали двое, ну, трое. Ведь не больше?
— Допустим. И среди них — девочка! А?
— И ваш читатель, — все тем же сочувственным тоном продолжал Валька, — поймет, что вы пишете о подонках, которых, например, в вашей стране, вероятно, не меньше. Не так ли? А то и больше! Я иногда читаю «Драпо руж». Это ведь рядом с вами: Бельгия.
— О! О! Это односторонняя информация, — замахал руками голландец. — А подонки?.. Что ж! Советские подонки — это все-таки необычно. Это пойдет!
— Повторяю, вас убьет конкуренция, — убежденно возразил Валька. — Вы же знаете, как пишут о нас враги. Если вы будете писать объективно, у вас получится вовсе не то, что требуется боссам, и вас не напечатают. Ну, а если вы объективны не будете… Что ж, одной клеветой больше.
— О! Вы умный человек! С вами трудно спорить! — воскликнул голландец, заметно смущенный оборотом разговора.
Андрей был в восторге от Вальки, от его находчивости и выдержки. Последняя его особенно потрясла.
— Тебе бы хоть половину ее, когда ты среди своих, ты бы стал выдающимся деятелем, — смеясь, говорил он.
Потом Андрей долго допытывался, почему Валька «прицепился» именно, к этому голландцу. Тот, пожимая плечами, ссылался на интуицию. Андрей сердился и доказывал, что Валька просто не отдает себе отчета в своих собственных поступках.
Спустя неделю Валька задержал молоденькую английскую туристку, которая ласково улыбалась обоим таможенникам и не переставала восхищаться красотами Москвы и Ленинграда, где побывала их группа. Но Валька оставался до обидного равнодушным. Повертев в руках массивный альбом для фотографий, он вдруг достал перочинный нож и решительно надрезал толстый переплет. Хорошенькая туристка тихо вскрикнула, всплеснув маленькими розовыми ручками. А из переплета уже выпадали одна за другой новые наши сотенные купюры.
