Фридрих Незнанский - Самоубийство по заказу
Снова звяканул мобильный. И снова та же игра.
– На «хвосте» – серебристая «десятка».
– Номер есть? – спросил Турецкий.
– Есть.
– Отцепишь?
– Бу зде…
Как там Филя отрежет и задержит «хвост», Турецкого не интересовало, не родился еще тот козел, который наколол бы Агеева.
А серебристая «десятка»? Ну, что ж так неаккуратно-то? Или наглость у них – вторая натура?
Турецкий много чего знал об улочках и переулках старого московского центра. И сам смотрел, учился, и учителя были подходящие. Он ловко свернул направо, под арку, проехал кривой двор и выскочил на противоположную сторону жилого квартала – на бывшего Мархлевского, ныне Милютинский… Сказал, не оставляя своей вечно больной темы – дурацких всяких переименований:
– И чего им хороший человек не понравился? Юлиан Мархлевский! Звучит-то как! Организатор знаменитых немецких «спартаковцев»… Дураки, одно слово… нет? – искоса посмотрел на Игоря.
– Да, – хмыкнул тот.
«Ну, вот, уже нашли первую общую точку…»
Дальше Александр, самую малость нарушив ПДД, выскочил на Сретенку, а потом Большим Кисельным переулком спустился к Рождественке, с которой и нырнул в Сандуновский переулок. И въехал во двор дома, цокольный этаж которого находился в долгосрочной аренде у агентства «Глория». Правильнее было бы назвать частным охранным предприятием – ЧОПом, но в обиходе считали сыскным агентством.
– Ловко, – сказал Паромщиков, выходя из машины.
Они вошли в директорский кабинет, Голованов поздоровался кивком и вышел, – не время для более открытых приветствий, а Турецкий с Игорем уселись у круглого стола, и Александр сделал то, что обещал: раскрыл папку и положил ее пред Игорем. И спросил, что тот будет? Чай, кофе, покрепче?
– Я б рюмочку принял, – прямо сказал Паромщиков.
– Обедал, нет?
– Перехватил.
– Ладно, сейчас организуем.
И Турецкий вышел, оставив военного следователя один на один с документами.
– Да, Игорь, забыл сказать. Там все по два экземпляра. Один – твой.
Это на всякий случай, для того, чтобы он не вздумал переписывать какие-нибудь данные в свой блокнот.
Был такой случай, еще в середине, или конце, шестидесятых, кажется. Группу наших ученых, занимающихся космическими аппаратами, пригласили в самое-самое Америки, чуть ли не в космический центр. И там они увидели выставленные на стендах новейшие американские разработки в этой наисекретнейшей области. Ахнули и стали записывать чуть ли не на собственных манжетах. А кто-то из сопровождающих заметил и сказал в том смысле, что, мол, господа, не трудитесь, вон там, на столах все эти документы разложены в папки, и каждый из гостей получит полный набор. Получили. Но кое-кто все равно тайком записывал, на всякий случай, а вдруг надуют? Эту историю Турецкому рассказывал известный врач из института космической медицины, который потом стал жертвой новорожденного российского капитализма. Бывает же!
Когда Александр Борисович принес бутылку коньяка и тарелку со всякой закусочной всячиной, Паромщиков – настоящий профи! – уже заканчивал чтение документов. Да их и не так много было, в сущности. Два самых пространных документа находились на расшифровке. О чем он и сказал Паромщикову. Так что они лягут на стол следователя завтра-послезавтра. Подписанные и заверенные. Чин-чинарем. Но о некоторых выводах можно подумать уже и сейчас.
Это было предисловие. Слово – за военной прокуратурой. И Александр Борисович предложил сделать короткий перерыв, чтобы немного прочистить горло и закусить, он и сам сегодня только позавтракал, потому что то, чем кормили в самолете, полноценной пищей назвать было нельзя.
Но коньячок вовсе не мешал обмену мнениями.
Турецкий и не думал «раскалывать» коллегу. Он прекрасно знал и его полнейшую зависимость от приказа руководства, и собственные его возможности. Учитывая при этом такие важные категории, которые также резко отражаются на принятии решений, как выслуга, возраст, семейное положение и множество других привходящих условий, диктующих служащему человеку линию его поведения. Тем более требовать чего-то или выдвигать условия. Нет, каждый выбирает по себе… Что там? Рубашку… коня… жену…
– Есть указание… – после долгого молчания сказал, наконец, Игорь. – Ты меня, Александр, пойми…
Он мог и не оправдываться. Автора «клеветнического» письма найти не удалось, а оставленные следы, улики ровным счетом ничего не дали. Какая-то пожилая женщина. Не исключено, что был применен грим, для маскировки. Тогда вообще – тухлятина.
А что касается того случая суицида, так военная прокуратура Московского гарнизона провела тщательное расследование, ну и… Да, суицид подтвержден. Собственно, об этом случае Паромщиков узнал не далее как сегодня днем, когда его вызвал главный военный прокурор и проинформировал. Чтоб не появилось желания каким-то образом наводить тень на плетень. Ну и что, мол, совпадение? Андрей Иванов и Андрей Иванович… Пупкин? Не следует притягивать за уши недоказуемые аргументы. Ну, и все в этом духе.
– Ты мне вот что скажи, Игорь Исаевич, те документы, что ты держишь в руках, пальцы не жгут? По-честному, как у нас было когда-то?
– Руки – что, Саша, – мрачно ответил он. – Поставил ты меня…
– Я не ослышался? – вмиг среагировал Турецкий. – Подставил, говоришь?
– Со слухом разберись, – грубовато ответил Паромщиков. И вдруг рявкнул: – Раком ты меня поставил! Ну, и что теперь? Опускай! Как у этих положено…
– Ну, мы не в камере, Игорь. Но, в общем, я вижу, что ты, конечно, представляешь, что будет, если уже завтра возьмется пресса?
– Что предлагаешь?
– Компромисс. Можно попытаться обойтись без ажиотажа, но король обязан проявить максимум справедливости. Вор должен получить по заслугам. Бандит – тоже. Мерзавец – запомнить на всю жизнь. Жертва – получить полное оправдание, достойные похороны, а одинокая мать – соответствующую компенсацию. Плюс – официальное извинение.
– Ну, ты даешь! – Паромщиков покрутил головой.
– А ты как хотел? Чтоб справедливость наполовину?… Игорь, скажи мне начистоту, как товарищу, что тебя согнуло? Перспектива? Это я могу понять. Я и сам оказался в моральной жопе, когда Костя отправил меня в отставку. Но видишь вот? Живой, здоровый, чего и тебе желаю. Сомневаешься? Боишься, что до генерала не дотянешь? Ну, так и не дотянешь, велика забота! А этот погон знаешь для чего нужен? Только перед девками хвастаться. А полковникам они дают охотнее, по своему опыту знаю… Пока бегал в полковниках, отбою не было, а стал генералом, их – как отрезало, а самому выклянчивать вроде как уже и стремно.
Паромщиков фыркнул, что должно было у него означать смех. А Турецкий продолжал «жать».
– Если, говорю, перспектива пугает, так у меня есть хороший приятель – верный и правильный.
В его адвокатской конторе профи всегда нужны.
А ты обойдешься вообще без рекомендаций, стоит только пару-тройку своих прошлых дел назвать. Твоя сегодняшняя зарплата – копейки по сравнению с их гонорарами. Бывший следователь в адвокатуре всегда предпочтительнее, потому что он все лазейки прокурора заранее знает и учитывает. Кстати, если помнишь, ваш этот, прокурор – Марфин, да? Отлично себя чувствует в адвокатуре. А если ни то, ни другое, ни третье, – так можно найти и четвертое. Все ж в наших силах. Чего бояться-то? Или кого? Наш брат, Игорь, без куска хлеба не останется.
– Хорошо говоришь… – вздохнул Паромщиков.
– А если хорошо говорю, и ты в этом не лукавишь, давай действовать. Могу сделать реверанс перед военной прокуратурой. До поры, естественно, пока она не пожелает тихонечко, незаметненько так, скурвиться. Вот тут сразу начну горло прочищать, и мало не покажется. Давайте, ребята, действуйте, я вам все карты выложил. Всех козырей. Правда, если действовать станешь ты, хочу быть рядом, потому что знаю кое о чем дополнительно. А если откажетесь, гадом буду, к общественности воззову! И это будет похуже всяких там Страссбургов. Я умею. А если разозлить, так – вообще, не дай Бог.
– Короче! – Решительно заявил Паромщиков.
– Постарайся передать материалы Степану. Со всеми своими комментариями. Ты сам знаешь, что надо говорить, не мне тебя учить, сам бы поучился… – Это Турецкий «подстластил» немного, надо иногда. – А я, со своей стороны, положу их на стол генеральному. Но – после тебя, чтоб не опережать, понимаешь? Дедушка спросит, а папа уже думает. Вот и порядок. А еще я обещаю немного придержать страсти. Это если армейские перестанут валять дурочку. Кстати, ты только пальчиком махни, мы тебе такую судебно-медицинскую экспертизу заделаем, что все гарнизонные собственным дерьмом умоются, поганцы, позорники!..
– За что ты их так?
– А то ты не знаешь? – уже зло воскликнул Турецкий. Поддал немного жарку в слишком спокойное течение переговоров. – Он же, сукин сын, за халяву папашу родного уроет! Ты можешь себе представить, чтоб человек скрутил из рубашки веревку и на ней удавился? Вон, за дверью одни бывшие военные. Спроси любого, это возможно?… А эти не стесняются! Для кого пишут? Ты – военный человек! Попробуй, скрути! Слабо… Ладно, извини.
