Луиз Пенни - Хороните своих мертвецов
– Ну хорошо, допустим, ценности не имеют отношения к убийству, – согласился старший инспектор. – Предположим, единственная ценная вещь, которую хотел забрать убийца, – это жизнь Отшельника. И, забрав ее, он скрылся.
– Так вот, – сказал Бовуар, перекидывая ногу через подлокотник и кладя затылок на подголовник. Из бистро его не было видно – только нога. Но если его никто не видел, то и он не видел никого. – Убираем сокровища, и остаются еще две ниточки. Слово «Воо» на этой деревяшке красного кедра и в паутинке. Оно, видимо, несет в себе какой-то смысл. И Шарлотта – повторяющееся имя. Вы помните?
Гамаш, конечно же, помнил. Из-за этого он летал на другой берег континента, на окутанный туманом архипелаг на севере Британской Колумбии, хотя теперь эта затея казалась ему бесплодной.
– В твоем списке подозреваемых есть одна особенность, – сказал Гамаш, припомнив еще раз все подробности.
– Oui?
– Они все мужчины.
– Вы опасаетесь, что Бюро за равноправие женщин может подать на нас жалобу? – рассмеялся Бовуар.
– Я просто думаю, не включить ли нам в него кое-кого из женщин, – сказал Гамаш. – Женщины терпеливы. Некоторые из самых злодейских преступлений, какие я расследовал, были совершены женщинами. Это случается редко, но женщины больше склонны выжидать удобное время.
– Забавно, но Клара сегодня днем говорила то же самое.
– Это почему?
Гамаш насторожился. Все, что говорила Клара Морроу, стоило того, чтобы к этому прислушаться.
– Она провела утро в компании женщин из деревни. Судя по всему, жена Старика ляпнула что-то странное. Процитировала какую-то инструкцию, которая рекомендовала антитеррористическим подразделениям первыми убивать женщин.
– Это инструкция Моссада, – сказал Гамаш. – Я ее читал.
Бовуар замолчал. Старший инспектор часто его удивлял. Иногда невнятными цитатами из стихотворений Рут, но по большей части вот такими откровениями – обширностью своих знаний.
– Значит, вы понимаете, о чем идет речь, – сказал Бовуар. – О способности женщин убивать.
– Да, но в первую очередь это одержимость. Некоторые женщины если что берут в голову, то их не остановить, они становятся безжалостными. – Гамаш помолчал несколько секунд, глядя в окно, но уже не видя потока людей, закутавшихся потеплее от холода. – Почему у них зашел такой разговор? Почему Жена сказала это?
– Они разговаривали об этом деле. И Клара спросила у Ханны Парра, способна ли та на убийство.
– Кларе нужно быть осторожнее, – сказал Гамаш. – Кто-нибудь на это прореагировал?
– Клара сказала, что все прореагировали. Но после короткой дискуссии пришли к выводу, что, возможно, Моссад прав.
Гамаш нахмурился:
– О чем еще говорили женщины?
Бовуар посмотрел в свои записки и передал Гамашу остальную часть разговора. Об отцах и матерях, об Альцгеймере, о Шарли Мюндене и докторе Жильбере.
– И еще кое-что. Клара считает, что Марк Жильбер отчаянно завидует Старику Мюндену.
– Почему?
– Его отец, судя по всему, немало времени проводит у Мюнденов. Жена сказала, что между ним и Стариком установились теплые отношения. Замена отца.
– Ревность – мощная эмоция. Она может привести к убийству.
– Вот только жертва не та. Старик Мюнден жив.
– И как все это может быть связано со смертью Отшельника? – спросил Гамаш.
На том конце воцарилось молчание. Наконец Бовуар признал, что не имеет ответа на этот вопрос.
– Кароль Жильбер и Старик Мюнден оба родом из Квебек-Сити. Вы бы не могли поспрашивать о них?
Гамаш согласился, и Бовуар, помолчав немного, задал последний вопрос:
– Как у вас дела?
Он не хотел спрашивать, опасался, что в один не самый прекрасный день шеф скажет ему правду.
– Я сижу в кафе с Эмилем Комо, перед нами вазочка с орешками и виски. Разве это может быть плохо? – спросил Гамаш дружеским, теплым голосом.
Но Жан Ги Бовуар на своем опыте знал, как бывает плохо и как было плохо.
Чувство беспокойства, перед глазами одна и та же картинка, незваная, нежданная, нежеланная.
Шеф с пистолетом в руке, внезапно его подбрасывает в воздух, разворачивает, раскручивает. Потом он падает и замирает на холодном цементном полу.
Гамаш и Эмиль остановили такси и отвезли дневники домой. Эмиль принялся готовить простой ужин – тушеное мясо. Гамаш покормил Анри и вышел с ним прогуляться до пекарни, где купил свежий батон.
Потом они уселись в гостиной, в корзинке лежал хлеб с корочкой, на столе стояли тарелки с тушеной бараниной, а на диване между ними были разложены дневники Шиники.
Вечер они провели за едой и чтением, делали заметки, время от времени зачитывали друг другу особо интересные, трогательные или неожиданно забавные пассажи.
В одиннадцать Арман Гамаш снял очки и потер усталые глаза. Записки Шиники, хотя и примечательные с исторической точки зрения, не рассказывали ни о чем имеющем отношение к делу. Никакого упоминания об ирландских рабочих Патрике и О’Маре. И хотя о Джеймсе Дугласе он писал в ранних дневниках, в более поздних упоминал его лишь мельком. Нашлась даже запись – Эмиль зачитал ее Гамашу – о том, что Дуглас упаковал три мумии и направляется в Питтсбург, где собирается жить вместе со своим сыном.
Гамаш выслушал и улыбнулся. В дневнике Шиники это выглядело как мелкое событие, словно мальчик собрал камушки и пошел домой. Может быть, отец Шиники делал это специально, чтобы приуменьшить значение Дугласа? Может быть, они рассорились. И имело ли это какое-то значение?
Час спустя он посмотрел на Эмиля и увидел, что старик уснул, а дневник лежит открытым у него на груди. Осторожно приподняв руку Эмиля, Гамаш вытащил дневник, потом подложил своему наставнику подушку под голову и укрыл пледом.
Он подбросил в камин большое вишневое полено и отправился спать. Анри последовал его примеру.
На следующий день перед завтраком Гамаш получил электронное письмо от главного археолога.
– Что-то интересное? – спросил Эмиль.
– Очень. Хорошо спали? – Гамаш с улыбкой оторвался от монитора.
– Жаль, не могу сказать, что я в первый раз задремал у камина, – рассмеялся Эмиль.
– Значит, это не разговор со мной нагнал на вас сон?
– Нет. Я же тебя никогда не слушаю – ты это знаешь.
– Мои подозрения подтвердились. Но послушайте вот что. – Гамаш снова повернулся к монитору. – Письмо от Обри Шевре. Я просил его узнать, какие земляные работы проводились в Старом городе летом тысяча восемьсот шестьдесят девятого года.
Эмиль подсел к своему другу за стол:
– В тот год Шиники и Дуглас встретились с ирландскими рабочими.
– Именно. И это тот самый год, который отсутствует в дневнике. Доктор Шевре пишет, что работы велись в трех местах. Одни – у цитадели с целью укрепления стены. Другие – для расширения больницы «Отель-Дье». И третьи… Третьи раскопки велись в подвале местного ресторана «Старая ферма».
Эмиль секунду сидел без движения, потом откинулся на спинку стула, поднес руку к лицу, задумался. Гамаш вскочил на ноги:
– Я, пожалуй, подам вам завтрак, Эмиль.
Комо тоже встал, теперь и его глаза загорелись.
– Я думаю, что знаю, где это.
Через двадцать минут они пустились в путь вверх по крутому и скользкому склону Кот-де-ла-Фабрик, останавливаясь, чтобы передохнуть и поглазеть на величественную базилику Нотр-Дам. На месте которой когда-то стояла первая церковка, построенная священниками и братьями иезуитами при поддержке Шамплейна. Скромная часовня Нового Света, посвященная Деве Марии в ознаменование возвращения Квебека из под власти англичан в их проходящей с переменным успехом войне за стратегическую колонию.
Именно там и состоялись похороны великого человека, там было погребено его тело, пусть и ненадолго. Огюстен Рено когда-то был убежден, что Шамплейн все еще покоится там, в маленькой часовне Святого Иосифа, где археолог-любитель нашел освинцованный гроб и несколько старых монет. И начал раскопки, не получив разрешения, чем вызвал бурю, в которую была вовлечена даже церковь. К ярости главного археолога, отец Себастьян принял сторону Рено.
Но ничего не было найдено. Никаких следов Шамплейна.
Хотя гроб почему-то так и не открыли. Все сошлись на том, что это не может быть Шамплейн. Это был редкий случай уважения к мертвым со стороны главного археолога, Рено и церкви, которые были счастливы откопать генерала Монкальма, но не какое-то безымянное тело.
Таким образом, подумал Гамаш, продолжая восхождение, Шамплейн изначально был похоронен не в часовне, а на кладбище. Согласно архивам, точное место упокоения отца Квебека было потеряно после пожара, даже точное местонахождение кладбища оставалось неизвестным. Но если оно находилось рядом с часовней, то, видимо, было приблизительно…
