Юрий Ребров - Все золото Колымы
— И долго вы ждали ее мужа?
— Без малого два часа набежало. Является он, понятное дело, не один...
— А почему же «понятное дело»?
— А нам еще чистильщица сказала, что он нужного человека приведет... Выходит, вроде, как это называется, посредника, что ли. Сам хозяин совсем молодой, прямо парнишка. Волосы темные, лицо тоже темное, смуглое то есть. Красивый, одним словом, мужик. А второй с бородкой — по-модному. Суетливый, глаза бегают и говорит чудно. Заковыристо, ни одного слова просто так не скажет. Все какие-то присказки да присловья. И по-блатному свободно изъясняется: «Рыжье», говорит, доставали, соловьи-разбойники? Почем грамм благородного металла оцениваете?» Тут Костька цену назначил: шесть рублей запросил. Спорили долго, я думал, так ни до чего и не договорятся. Однако поладили на четырех рублях. Попросили они немного песка на пробу и опять ушли. Не меньше часа пропадали. Приходят довольные, с аптекарскими весами. Начали взвешивать, на кило потянул наш песочек. Тот, с бородкой который, достает деньги и начинает отсчитывать. Собирал, наверное, их на скорую руку — и червонцы, и пятерки, и трешки. Даже штук полста по рублю. Мы с Костькой целый час почти с ними промучились. Но без обмана — четыре тысячи как копеечка. Костька их, значит, спрашивает: «Еще товар требуется?» Старый оживился: «Чего же вы, детки, сразу не информировали о такой замечательной возможности. Мы с Анатолием никаких возражений не имеем!» Забыл сказать — хозяин Анатолием представился, а второй так и не назвался. Его Анатолий все время на «вы» величал, а по имени-отчеству ни-ни!
— И на чем вы поладили?
— Решили через две недели встретиться у Анатолия. Был у меня в запасе целлофановый мешочек килограмма на два. Недалеко от трассы, как на прииск ехать, в укромном месте закопал. Пришлось лететь на Чукотку. Чудно получилось — ни с того ни с сего человек из отпуска возвращается. Хорошо еще, что промывочный сезон, все вкалывают. Некому внимания обращать на такую странность. Выкопал свой мешочек — и снова в столицу... Все точь-в-точь, как и в первый раз, получилось. Только денег побольше получили — восемь тысяч...
— И куда же вы свою долю дели?
— Гражданин следователь, а мне чистосердечное признание зачтется?
— Вы, Ванилкин, и сами теперь грамотный. К тому же вопросы задавать положено мне.
Александр Власович тяжело вздыхает.
— Заховал я свою долю под ванну на квартире у брата. Только он, гражданин следователь, об этом ни слухом ни духом. Узнал бы — голову открутил мне! Старший он у нас в семье, строгий. Всю жизнь за отца был. Школу сам не окончил, все нас в люди вывести хотел. Я и подумал, что у него безопасно деньги эти хранить...
Старшего Ванилкина я помню — самостоятельный мужчина. Ростом с брата, только еще пошире в плечах, поуверенней в движениях. Чувствуется, что человек привык быть главным в семье. На вопросы отвечал не сразу, обдумывал каждое слово, чтобы нельзя было истолковать двояко. И только, узнав о преступлении брата, на секунду вышел из себя. Попадись ему в ту минуту наш «баскетболист», худо бы ему пришлось. А теперь хочешь не хочешь тень падает и на него. Понятно, все выяснится, но версию о его причастности придется все же проверить.
— Итак, вы спрятали деньги, закончив свои коммерческие операции, и поехали развлекаться?
— Сначала слетали в Ленинград. Никогда там до этого не приходилось бывать. А потом на юг. В Гагры. Неделю побыли в Адлере. В ноябре возвратился на Чукотку. Если надо, гражданин следователь, могу опознать преступников, покупавших металл. Запишите, что готов оказать следствию помощь в меру своих сил и возможностей!
Похоже, эту фразу Александр Власович подготовил заранее: выпалил он ее на одном дыхании.
— Это мы учтем, Ванилкин, и в случае необходимости вызовем вас. А пока распишитесь на протоколе допроса... И вот еще что, Александр Власович. Как же это у вас золото увели? Четыре килограмма все-таки!
— Э, гражданин начальник! Сам голову ломаю... Так ведь мастера — они всюду водятся. На минуту, может, и зазевался, хоть от саквояжа вроде и не отходил. Сперли, чего теперь говорить...
Пока Ванилкин старательно расписывается на каждой странице допроса, я в душе ликую: наконец-то лед тронулся, господа присяжные заседатели!
5. Зубной техник Синицын и чистильщица обуви палатки № 12
Вовка никогда не умел долго обижаться. Он уже забыл, что полковник поручил именно мне вести допрос Ванилкина, а ему пришлось тратить время на душевные беседы с любителями пернатых. Вовка сидит на подоконнике и, соорудив из протоколов допросов нечто, напоминающее веер, распевает опереточным голосом:
Этот веер черный, веер драгоценный...
— Кончай дурачиться. Пока для этого не так уж много поводов...
— Старина, не смотри на вещи слишком серьезно, — наставительно говорит Владимир Киселев. — Знаменитый писатель Оскар Уайльд учил, что серьезность — совершеннолетие скуки. А другой поэт утверждал, что лучше уж от водки умереть, чем от скуки. Мы должны принимать классику на вооружение.
Но через минуту-другую мой друг сам становится серьезным.
— Представь, эти самые ученые мужи оказались очень наблюдательными...
— Несмотря на банкет?
— Не веселись. Алкоголь иногда обостряет восприятие действительности.
— Перед тем как ее притупить.
— Ну так вот, — игнорирует мою реплику Вовка, — доктор наук из Красноярска Исаев Дмитрий Дмитриевич в скверике возле гостиницы увидел двух граждан. Один сидел вполне самостоятельно, а второй полулежал, нежно положив своему другу голову на плечо. Дмитрий Дмитриевич, как полагается интеллигенту, осведомился, не нужна ли помощь, но самостоятельный гражданин посоветовал орнитологу-гуманисту убираться, куда подальше, ибо они с дружком весьма не уважают излишне культурных. Дмитрий Дмитриевич отметил, что у пославшего его весьма далеко гражданина наблюдалась бородка и усы и что его внешность поэтому запомнилась. Узнав на следующий день об убийстве, Исаев хотел немедленно обратиться в милицию, но его вызвали в Академию, потом надо было получать билеты на самолет и... Замотался человек! Но был очень рад познакомиться с вашим покорным слугой, — Вовка сделал изящный реверанс, — и провести с ним теплую и дружескую беседу. Но на этом сюрпризы не кончаются. Я обратился к шефу с настоятельной просьбой произнести повторный обыск у родственников Ванилкина и, получив санкцию прокурора, отправился в Подольск. А теперь, старший лейтенант Комаров, спросите меня, что мы нашли в доме у старшего брата «баскетболиста»?
— Шесть тысяч рублей купюрами разного достоинства. И все это богатство вы обнаружили в целлофановом пакете под ванной.
Владимир Киселев слетает с подоконника и смотрит на меня, как на индийского факира.
— Послушай, это что же, Сырцов успел доложить?
— Никакого Сырцова я сегодня в глаза не видел, а лучше скажи, что ты сделал с Ванилкиным-старшим?
— Как что? Задержал как сообщника...
Как я и предполагал, неприятности у старшего Ванилкина начались. И даже скорее, чем я думал. Я протягиваю Киселеву протоколы допросов. Он читает их и изумленно ахает:
— Дела-а! Выходит, мы поторопились с задержанием, старина! Придется извиниться, только версию о сообщничестве надо все равно проверить. А ты молодец! Картина начинает проясняться. Я бы, пожалуй, так не смог...
Киселев говорит это искрение, по-другому он и не умеет.
— Все-таки выйдем мы на эту сволочь. Никуда не денется!
Все шло более или менее благополучно. И дом, и квартира, где происходила сделка, и жильцы ее — все совпало с рассказом Ванилкина. Не задумываясь ни на мгновение, он опознал хозяина квартиры. Им оказался зубной техник Синицын Анатолий Викторович, сознавшийся во всем на первом же допросе. Опознал Ванилкин и его жену — яркую блондинку, действительно выступавшую несколько лет на эстраде. Нашли мы и чистильщицу обуви из палатки № 12 Екатерину Басоновну Бакузову. Она показала, что после разговора с Барабановым поехала к своему племяннику и спросила, не нужно ли ему золото. Тот сказал, что можно неплохо заработать: есть немало людей, согласных заплатить только за то, что им укажут, у кого можно купить металл. Потом они вместе поехали на рынок, там подошли к человеку, торговавшему виноградом. Синицын очень быстро нашел с ним общий язык. Договорились, что за сотрудничество Синицын получит десять процентов комиссионных.
— Что же вы племянника не остановили? В такое дело впутался. Ведь один шаг до скамьи подсудимых, а родная тетя даже и не попыталась помешать. Вы же понимаете, что это преступление?
— А я тебе так скажу, начальник, мой мальчик золото не воровал? Не воровал! Продавал? Не продавал! Зачем говоришь о преступлении? А мальчику для молодой и любимой жены обстановку купить надо? Надо! А где деньги у зубного техника! Тут возможность появилась подзаработать. Почему отказываться?
