Т. Паркер - Час печали
Вдруг стало очень тихо, даже стоны прекратились.
– Вот и хорошо, – сказал Тим.
Парень выглядел лет на двадцать с небольшим. У него были длинные волнистые волосы, тонкая бородка и темные испуганные глаза. Он был очень худ и бледен. Одежда его не отличалась аккуратностью и изысканностью: грязная майка, темные джинсы и красные кеды, надетые на босу ногу. Он посмотрел на Хесса так, будто тот собирался проглотить его заживо. Подбородок парня дрожал, как у ребенка.
– Имя, тварь!
Он переводил глаза с Хесса на Мерси. Грустный, влажный и даже сожалеющий взгляд. Парень не оказывал никакого сопротивления. Он лежал на полу, напоминая неуклюжую черепаху.
– Так как тебя зовут? – спросил Хесс.
– Билли.
– А фамилия у тебя есть, Билли?
– Билли Уэйн.
Хесс увидел надпись на его карточке: "Уильям Дж. Уэйн, № 113".
– Я этого не делал! И требую адвоката.
– Чего именно ты не делал?
– Чего бы то ни было. Я здесь живу и заведую...
– Чем же ты заведуешь?
– Всеми нами. Когда доктор уходит, я остаюсь за главного.
Теперь его глаза выражали только ужас. Наверху снова кто-то застонал.
– Тебе нужно многое нам объяснить, Билл. Сейчас ты встанешь и сядешь на стул, а потом начнешь говорить. Попробуешь напасть – навсегда распрощаешься с яйцами. Усек?
– Я требую адвоката. И я этого не делал.
– Да, конечно, а теперь вставай и усаживай свою задницу на стул. Тим, может, проверишь этот чертов дом, пока Билли собирается с духом? А затем он расскажет нам обо всем, чего не делал.
* * *С ключами в руках Хесс направился по левому коридору. В воздухе пахло грязной общественной уборной. Над ухом жужжали мухи. Тим открыл первую дверь: за ней оказалась маленькая комнатка, освещенная флуоресцентной лампой на стене. На кровати лежал маленький человек, полуприкрытый простыней. Его кости проступали сквозь бледную кожу. Он открыл рот, но не издал ни звука, а потом моргнул. Хесс увидел своеобразный туалет: прямо в деревянном полу была проделана дыра, а вокруг нее лежали человеческие экскременты. На дверной ручке снаружи висела табличка, на которой было написано имя пациента: Дж. Орсино. Мухи залетали в комнату через открытую дверь, врезались в стены, садились на лампу и вылетали обратно.
В следующей комнате лежала молодая смеющаяся женщина. Хесс в полумраке узрел только ее спину и рыжеватые волосы. Кровать ее стояла посреди помещения, и женщина сидела на самом краю, раскачиваясь и тряся головой. Казалось, она либо плачет, либо думает о чем-то важном. И при этом почему-то смеется. У кровати валялся засиженный мухами котелок с присохшей по краям едой, а рядом – бадья, наполовину заполненная водой.
Последняя комната в этом коридоре принадлежала мужчине, лежавшему на кровати и созерцавшему потолок. Хесс прочитал его имя – Б. Шустер.
Тим тщетно старался глубоко дышать – вонь была нестерпимой.
Дойдя до приемной, он свернул направо. В одной комнате лежал изуродованный безумный мальчик, вторая же оказалась пуста.
Хесс поднялся на второй этаж. Душераздирающие стоны издавала девочка-подросток, с головой спрятавшаяся под одеяло. Выглянув из своего укрытия и увидев Тима, она замолчала и блаженно улыбнулась.
* * *На третьем этаже Хесс обнаружил комнату, оборудованную под офис. В отличие от палат, расположенных ниже, она была хорошо освещена. В кабинете ревел кондиционер, охлаждавший воздух и разгонявший невыносимый смрад. У стены стоял большой стол, рядом с ним – стул и шкафчики с документами. На столе Хесс заметил фотографию в рамке – молодая пара с мальчиком. Снимок был черно-белым – такие делали в пятидесятых – шестидесятых годах, в ту эпоху, которую Хесс прекрасно помнил. Ни людей, ни пейзаж на фотографии он не узнал.
Тим нашел разрешение на деятельность "приюта для больных с психическими отклонениями и пациентов, требующих особого ухода". Владельцем заведения оказалась женщина по имени Хелен Спурли. Она занималась этим уже одиннадцать лет. К бумагам прилагалась ее фотография: темноволосая дама с несчастными глазами очень походила на женщину с черно-белого снимка, только выглядела лет на сорок старше.
* * *Мерси и Уэйн уставились на Хесса, когда тот вернулся. Мерси сидела на стуле, повернутом спинкой к Уэйну. Широко расставив ноги, она облокотилась на спинку и смотрела на допрашиваемого с легкой ироничной улыбкой.
– Билли решил, что больше не нуждается в адвокате. Мы с ним сейчас немного поболтаем, и, если он будет паинькой, отпустим его. Да?
Хесс понял намек и подыграл Мерси:
– Я этого сукина сына теперь ни за что не отпущу! Даже если мне к башке пушку приставят.
Мерси вздохнула:
– Кстати, познакомься с Тимом. Он откусывает цыплятам головы на завтрак, а в остальном – прекрасный парень.
Хесс открыл рот и сделал вид, что хочет вцепиться зубами в шею Уэйна.
– Может, мы с вами поговорим? – До смерти напуганный Уэйн с надеждой обратился к Мерси.
– А Хесс пока немного осмотрит местечко?
– Здесь все принадлежит доктору.
– Но ты же тут за главного.
– Да.
– Тогда разреши ему оглядеть приют, Билли, и мы решим все проблемы.
– Я кормил номер 227. Я начальник, когда нет доктора.
– Расскажи мне об этом. Тим, может, прогуляешься?
Хесс вышел.
– Итак, Билли, – сказала Мерси, – что там у нас с прибором для бальзамирования?
Билли удивленно посмотрел на нее и хихикнул.
* * *В шкафчиках в офисе хранились записи о пациентах. Уильям Дж. Уэйн, двадцатитрехлетний житель Риверсайда, был сыном алкоголички. Из-за дурной наследственности Уэйн вырос умственно отсталым, и сейчас уровень его развития тянул на одиннадцать лет. Он мог написать свое имя, но весьма коряво, как первоклассник. В деле не упоминалось ни о каких преступлениях, совершенных Уэйном. Его родители давно развелись, мать жила в Бомоне, а отец – в Орегоне. Мать Уэйна регулярно перечисляла деньги на счет больницы – 338 долларов ежемесячно. Именно столько стоило содержание ее сына. Хесс сделал запись в блокноте.
Он открыл страницу с домашним номером Барта Янга и позвонил ему с телефона, стоявшего на столе. Янг сообщил ему, что деньги за прибор для бальзамирования, купленный от имени Уэйна, были доставлены почтовым переводом. Еще он добавил, что в западных штатах для этого обычно использовалась экспресс-почта. Хесс связался с Брайтоном, и тот пообещал достать ему номер дирекции почтовой службы. Через некоторое время телефон на столе Хелен Спурли зазвонил. В течение нескольких минут Хесс объяснял, какую именно информацию ищет, и начальник отдела денежных переводов пообещал завтра же прислать по факсу копию подписанного чека. Хесс поблагодарил его и повесил трубку.
Тим позвонил в службу дорожной полиции, чтобы узнать, какие машины были зарегистрированы на имя Хелен Спурли. Выяснилось, что ей принадлежало два автомобиля: "кадиллак" 1992 года и фургон марки "шевроле" 1992 года. Данные о ее водительском удостоверении полицейские сразу же отправили в департамент шерифа с пометкой "для Тима Хесса".
Тим открыл нижний ящик. Здесь бумаги были распределены по папкам, составляющим своеобразную картотеку. Чеки. Счета. Записки. Он взял наугад одну из папок. В ней находились расчетные записи об оборудовании, лекарствах, обслуживании автомобилей, ремонте, трудовых выплатах и так далее. На отдельном листке указывались непредвиденные расходы: 956 долларов на поездку в Техас осенью 1998 года, в 1997 году – 370 долларов компании "Нью вест фармс", поставляющей "страусиные продукты", регулярные ежемесячные выплаты ньюпортской компании "Шаф" в размере 875 долларов за "хранение" и 585 долларов за "ренту" гражданину Вилеру Гринфилду из Эльсинора, а также 1235 долларов за "установку зеркального покрытия на стены" в 1997 году. Последняя строка расходов очень удивила Хесса – в приюте он не заметил ни одной зеркальной стены.
Хесс задумался. Видимо, она тут неплохо зарабатывает. По крайней мере хватает на покупку мяса страуса, чтобы кормить пациентов. И почему она так много платит за "хранение". Что она, коров хранит?
Тим снова записал информацию в блокнот. Затвердевшие пальцы с трудом водили ручкой по бумаге.
Среди документов Хесс нашел огромное количество частных платежных документов, страховых компенсаций, а также бумаг о штатных, окружных и федеральных выплатах. Одни подлежали оплате пациентами, другие – семьями, третьи – Хелен или приютом в целом. Многие пациенты успели скончаться, выйти из приюта или поменять его на другой, а "Розовый сад" продолжал получать с них доход. И даже поверхностная ревизия, проведенная Хессом, дала определенные тому подтверждения. Например, пациент А. Боханан умер в марте 1996 года, а страховые платежи в размере 588 долларов поступали на его имя вплоть до сентября. Та же история произошла и с усопшим М.А. Салотом. И это были явно не единичные примеры финансовой и правовой нечистоплотности руководства приюта.