Фридрих Незнанский - Восточный проект
А когда у них там беседа от слов вдруг как-то сразу и без предисловий, без подготовки, перешла к делу, да такому бурному и стремительному, что стало ясно: это у них уже не в первый раз, вот тут Володе, помимо собственной воли, пришлось покраснеть, на что немедленно отреагировал хитрый и язвительный Поремский.
— Э-э, брат! — иезуитски захихикал он. — Что я вижу?! Вот она, кошка, которая чужое мясо съела! А то он — мне: «Побеседовали, кое-что есть… информация скудная… баба темпераментная, с одного на другое перескакивает…» Я вижу теперь, как перескакивает! Это что же, она, поди, и тебе жаловалась на холодность Смурова к ее страдающим прелестям? И как ты отреагировал, а? Словом или конкретным делом, как подобает полнокровному розовощекому мужчине? Ну, колись, опер!
И Поремский восторженно захохотал, хлопая себя по ляжкам и окончательно смутив Яковлева. Но быстро посерьезнел.
— Я вот чего думаю, Володя. Ты эту кассету с воплями еще разок внимательно прослушай, тебе ж, полагаю, не впервой, но я имею в виду то, что касается полезных для нас с тобой сведений. И обобщи. Ну а чем они там занимаются, тебе, конечно, виднее, — он снова хохотнул, — но ты все-таки прослушай до конца. Я искренне сочувствую твоей ревности, однако ничего не поделаешь — существует и оперативная необходимость. Не исключаю, что где-нибудь в перерывах, в антрактах или в конце, как это часто бывает у давних любовников, которых мучают одинаковые проблемы, а так оно, видно, и есть, они запросто могли вернуться и к нашим вопросам. Знаешь, расслабились, потом то, другое… В общем, я слушать больше не хочу, а то у меня вкус к размеренной жизни пропадет, а ты уж, как говорится, пожертвуй личным ради общественного… Плохо, очень плохо, никак не можем мы выйти на заказчика. Ни слова о нем, заметил?
— Так-то оно так, — вроде бы согласился Яковлев, — но ты же сам слышал только что: «А что он скажет по поводу такой засветки?» Сказано — «он»! Это ведь, я думаю, не о министре, а о ком-то другом.
— Володь, давай не будем сейчас обсуждать, проанализируй…
Все правильно говорил Поремский, и Яковлев его прекрасно понимал. Действительно, слушать бесконечные страстные вопли женщины — а у бедного Володи она так и кувыркалась перед глазами, да еще в таком виде, что самому стонать хотелось, — было физически невозможно. Но Яковлев, собрав воедино всю волю, постарался абстрагироваться и вообразить, будто слушает фонограмму какого-то банального западного порнофильма, изображение у которого пропало на экране. И ничего, пошло дело, он стал вслушиваться в слова. И во время одной из пауз поймал именно то, на что так надеялся Поремский.
Совершенно спокойным, будто она не орала только что истошным голосом, Марина спросила у Потемкина:
— А что, Юрочка, ты так мне и не ответил, этот противный Аркашка до сих пор не звонил, не интересовался?
— А ты откуда про него знаешь? — Заметно было, как насторожился Потемкин, даже тяжело дышать перестал.
Интересно, куда ему сумели воткнуть микрофончик эти лихие ребята — специалисты из особого дивизиона ГУВД? Наверняка в одной из деталей костюма… Яковлев вспомнил, что и у него «любовь» с Мариной началась почти спонтанно, и он на руках потащил ее в постель, возле которой уже и сам разделся… Ну да, значит, в одной из шмоток. Чистая запись, однако…
Ну и что она ответит на вопрос?
— А я подслушала! — весело заявила Марина. — Когда Лешка с Жоркой в кабинете шушукались. Все Аркадий да Аркадий! Он сказал… Он обещал… У него свои планы… Ну и все в том же духе…
«Странная она женщина, — подумал Яковлев. — Не ровен час, и пулю схлопотать может, по дурости-то бабьей…» Вспомнил, как она и ему с восторгом сообщила, что подслушивала не раз пьяные разговоры мужа с Жоркой. Болтает и не боится. А ведь тут даже не миллионами, а, пожалуй, миллиардами дело пахнет. И если, не дай бог, узнает тот, кому крайне необходимо, чтобы он оставался за кадром, о том, что его имя полощется, как плохо выстиранное белье на веревке, он же движением мизинца устранит источник опасности.
Но понятно стало и другое. Внезапная серьезность Потемкина указала на то, что ему самому прекрасно известен этот таинственный Аркадий. И Митрофанову он также известен, и Смурову. Уж не о главном ли заказчике речь? Может, хватит тянуть? И пора брать Потемкина и колоть его без всякого сожаления? Ведь если он с ходу оценил опасность в вопросе Марины, он может немедленно доложить об этом Аркадию. И тогда? А после этого уже не дни, но минуты Марины будут сочтены. Хоть у нее и стервозный характер, и шлюха порядочная, но все же в чем-то искренняя и щедрая женщина. Да пусть хоть и в страсти своей. И ничего она плохого ему, Володе, не сделала, наоборот, еще как старалась! Сколько наслаждения подарила. В первую очередь себе, конечно, но ведь и ему досталось…
Однако что же дальше?
— А тебе известно, кто он? — снова, уже с заметным напряжением, спросил осторожный Потемкин.
— Ну, я так поняла, что это тот, который им большие деньги обещал, если они провернут то, чего он хочет, — беспечно ответила Марина. И добавила неожиданно: — Ну, куда ты ушел? Иди сюда! Или ты уже? Так быстро?!
Володе и самому показалось, что их голоса действительно как-то разделились или отдалились один от другого.
— Подожди, не торопись, времени у нас еще много, успеем… Слушай, Мари€ш, а твой не говорил, когда они собираются возвращаться?
— Сказал, днями, а когда точно, я не знаю. Но не сегодня, это точно, можешь не волноваться.
— Да я не за себя волнуюсь, — с какой-то скрытой иронией произнес Потемкин. — Это тебе впору подумать о своем язычке…
«Вот оно! — мелькнуло у Володи. — Надо срочно узнать, когда делалась эта запись!» А там разговор продолжался.
— А чего мой язык? Тебе не нравится? — Она захохотала так, что не выдержал и тоже засмеялся Потемкин.
— Я не про то, балда! Я хочу тебя очень серьезно предупредить, что имя, которое ты сейчас произносила, тебе надо сразу и навсегда забыть, понятно?
— Почему? — обиделась она.
— Повторяю, — уже настойчиво произнес Потемкин, — потому что ты — балда! В постели ты, конечно, гениальна, я таких еще не встречал, но болтаешь много. А это очень опасно. Тебе язык отрежут, это в лучшем случае. Или вместе с головой, понятно объясняю?
— Господи, Юрочка! Да если б я знала… А чего ж тогда Лешка с Жоркой ничего не боятся? — вдруг нашлась она.
— А вот это они на том свете будут рассказывать. Тоже мне остолопы! С кем работаю?! Ужас!.. Ты понимаешь, они оба под серьезным подозрением. Тут дело сорвалось, но там они кое-как справились, зато столько наследили, что у следствия, я носом чую, а меня нюх еще не подводил, на них имеется уже солидный компромат, и за ними уже наверняка следят. И все эти появления следователей — у нас, в министерстве, в аэропорту — тому прямое доказательство…
— Ко мне тоже приходил… Молодой такой, симпатичный…
— И что он спрашивал? Что ты ему говорила? Почему сразу мне не перезвонила? — Голос Потемкина становился громче и визгливей.
— А я уж забыла, про что он спрашивал, — и в ее голосе появились упрямые нотки. — Пустяки какие-то. А, вспомнила, он про Витальку интересовался. Почему мы разошлись? Почему я за Лешку вышла? И опять, почему я снова хотела к Витальке вернуться? Я и сказала, что все из-за этой суки Вербицкой.
— Ну и что? А потом ты его наверняка в кровать к себе затащила? Какая же ты в сущности блядища!
— Щас как вошел, так и вылетишь, недоносок! — заорала Марина, и у Володи стало нехорошо на душе. Плохой сценарий развития событий, очень скверный. Но он поторопился.
— Да ладно, чего ты, — смиренным голосом заговорил Потемкин. — Ну, сорвалось, извини. Нервы же!
— А ты нервничай у другой какой-нибудь… Ладно, прощаю, принеси выпить…
Потом последовало молчаливое питье, звяканье стекла, сопение… Опять ошалелый скрип кровати и несдержанные стоны женщины.
Эта сцена длилась раздражающе долго. Потом заговорили усталыми голосами:
— А чего вы все так боитесь этого… ну? — спросила Марина.
— Ты опять за свое?
— Но должна же я знать…
— Незачем тебе это знать. А если настаиваешь, могу только предупредить: одно твое слово — и ты нечаянно попадешь под машину… Никто из нас его давно уже не видел в глаза, однако у меня такое ощущение, что он постоянно где-то рядом и пристально наблюдает за нами.
— Да что он, Бог, что ли?
— Нет, наоборот, — Потемкин хмыкнул, — весьма земной человек. Но с ним можно иметь финансовые дела, когда ты ему нужен. А вот видеть его лучше не стоит. Во всяком случае, он сам так решил. Все, больше тебе знать ничего не надо, нельзя… И вообще, мне, кажется, пора.
— А ты разве остаться не хочешь? — ленивым голосом потянувшейся кошки спросила Марина. — Мне так хорошо… И ты сегодня в порядке, если б только не нервничал…
