Хеннинг Манкелль - Китаец
Повсюду охрана и гиды, преимущественно молодые женщины в синей униформе. Биргитта попыталась обратиться к ним, но по-английски они не говорили.
Проведя в музее несколько часов, она около трех снова вышла на улицу, бросила взгляд на больницу и на высотку с подвесной террасой. Потом зашла в ближайший к музею простенький ресторанчик. Села за столик в углу, сделала заказ, указав на тарелки с едой на соседних столиках и на бутылку пива. А когда отпила глоток, поняла, что давно мучилась жаждой. Съела многовато и, чтобы стряхнуть сытую сонливость, выпила две чашки крепкого чая. В музее она купила открытки с китайскими картинами и теперь рассмотрела их.
Внезапно Биргитта почувствовала, что Пекина с нее хватит, хотя провела она здесь всего два дня. Она нервничала, тосковала по работе и думала, что время просто утекает меж пальцев. Бродить по Пекину больше невозможно. Игры куплены, пряности тоже, а другой цели нет. План, думала она. Сперва в гостиницу, отдохнуть, потом составить план. Я пробуду здесь еще пять дней. И только в последние два дня Карин составит мне компанию.
Когда она снова вышла на улицу, солнце скрылось за тучами. И сразу похолодало. Она поплотнее запахнула куртку и дышала через шарф.
Подошел какой-то мужчина с бумагой и маленькими ножницами в руке. На ломаном английском предложил вырезать ее силуэт. Открыл папку с пластиковыми кармашками, показал образцы своей работы. Первым побуждением было отказаться, но все-таки она передумала. Сняла шапку, размотала шарф и стала в профиль.
Силуэт был выполнен на удивление хорошо, и, когда он запросил пять долларов, Биргитта дала ему десять.
Мужчина был стар, одна щека изуродована шрамом. Если б могла, она бы послушала его историю. Она убрала силуэт в сумку, оба раскланялись и разошлись в разные стороны.
Нападение застигло Биргитту врасплох, она не успела сообразить, что происходит. Чья-то рука обхватила ее сзади за шею, запрокинула голову назад, и одновременно кто-то рванул к себе ее сумочку. Она закричала, стараясь удержать сумку, но шею тотчас сдавили сильнее. От удара под ложечку перехватило дыхание, и она упала, так и не увидев нападавших. Все произошло очень быстро, заняло вряд ли больше десяти-пятнадцати секунд. Велосипедист, остановившийся рядом, и женщина с продуктовыми сумками помогли ей подняться. Но Биргитта Руслин не устояла на ногах. Рухнула на колени и потеряла сознание.
Очнулась она на носилках в «скорой», мчавшейся с включенной сиреной. Врач прижимал к ее груди стетоскоп. Происшедшее было по-прежнему как в тумане. Сумку у нее отняли, это она помнила. Но почему находится в «скорой»? Попробовала спросить у врача. Однако тот ответил по-китайски, жестом показывая: молчите и не шевелитесь. Шея болела, нападавший сильно сдавил горло. Может, она серьезно пострадала? Эта мысль напугала: ее же могли убить там, посреди улицы. Нападавшие действовали без колебаний, средь бела дня, на многолюдной улице с массой машин.
Биргитта заплакала. Врач немедля принялся считать пульс. «Скорая» остановилась, заднюю дверь распахнули. Биргитту Руслин переложили на каталку и повезли по коридору, освещенному яркими лампами. Теперь она плакала навзрыд, не в силах унять слезы. Почти не заметила, как сделали укол успокоительного.
Уплыла прочь, будто на волне, окруженная китайскими лицами, которые словно бы плыли вместе с нею; покачивающиеся головы, устремленные навстречу Великому Кормчему, который вот-вот выйдет на берег после долгого энергичного заплыва.
На сей раз Биргитта очнулась в комнате с приглушенным светом и задернутыми шторами. На стуле возле двери — человек в форме. Заметив, что она открыла глаза, он встал и вышел. Буквально тотчас же появились двое других в форме, а с ними врач, обратившийся к ней по-английски, с американским акцентом:
— Как вы себя чувствуете?
— Не знаю. Я устала. И горло болит.
— Мы провели тщательное обследование. С вами все в полном порядке.
— Тогда почему я лежу здесь? Я хочу вернуться в гостиницу.
Врач наклонился ближе:
— Сначала с вами должны побеседовать полицейские. Нам очень не нравится, когда зарубежные гости попадают у нас в беду. Это позор для нас всех. Грабителей, которые на вас напали, необходимо поймать.
— Так ведь я ничего не видела!
— Говорить будете не со мной.
Врач выпрямился, кивнул двоим в форме, и они немедля придвинули стулья к ее койке. Один, переводчик, был молод, второй — лет шестидесяти с лишним. Он задавал вопросы. Из-за тонированных очков она не могла перехватить его взгляд. Ни тот ни другой не представились, сразу посыпались вопросы. Биргитта смутно чувствовала, что старший ничуть ей не симпатизирует.
— Нам необходимо знать, что вы видели.
— Ничего. Все произошло слишком быстро.
— Свидетели в один голос утверждают, что оба нападавших были без масок.
— Двое? Я и не знала!
— Что вы запомнили из случившегося?
— Меня обхватили локтем за шею. Они подбежали сзади. Вырвали сумку и ударили меня в живот.
— Нам нужно знать об этих двоих все, что вы можете рассказать.
— Но я ничего не видела!
— Лиц не видели?
— Нет.
— А голоса их слышали?
— По-моему, они не сказали ни слова.
— Что произошло перед самым нападением?
— Один человек вырезал мой силуэт. Я расплатилась и как раз пошла дальше.
— Пока он вырезал силуэт, вы ничего не видели?
— А что я должна была видеть?
— Кого-нибудь, кто стоял в ожидании?
— Сколько же раз повторять, что я ничего не видела!
Как только переводчик перевел ее ответ, пожилой полицейский наклонился вперед и повысил голос:
— Мы задаем вопросы, так как хотим поймать тех, кто ударил вас и украл сумку. Поэтому следует отвечать, не теряя терпения.
Каждое слово точно пощечина.
— Я просто говорю, как все было.
— Что находилось в вашей сумке?
— Немного денег, китайских, и американские доллары. Расческа, носовой платок, несколько таблеток, ручка, ничего важного.
— Ваш паспорт мы нашли во внутреннем кармане куртки. Вы шведка? Почему вы здесь?
— Приехала с подругой в отпуск.
Пожилой полицейский задумался. С непроницаемым видом.
— Силуэт мы не нашли, — наконец сказал он.
— Он лежал в сумке.
— Отвечая на мой вопрос, вы его не упомянули. Может быть, еще что-то забыли?
Биргитта немного подумала, покачала головой. Допрос резко закончился. Старший полицейский что-то сказал и вышел из палаты.
— Когда вам станет лучше, вас отвезут в гостиницу. Позднее мы навестим вас еще раз, зададим несколько дополнительных вопросов и составим протокол.
Переводчик упомянул название гостиницы, хотя Биргитта ничего не говорила.
— Откуда вам известно, где я живу? Ключ был в сумке.
— Такие вещи мы всегда знаем.
Он поклонился и вышел. Дверь не успела закрыться, как опять появился врач, тот, с американским акцентом.
— Мы еще немного подержим вас здесь. Проверим анализы крови и рентгеновские снимки. А потом вы вернетесь в гостиницу.
Часы, подумала Биргитта. Их не забрали. Она взглянула на циферблат. Без четверти пять.
— Когда я смогу вернуться в гостиницу?
— Скоро.
— Моя подруга забеспокоится, если меня там не будет.
— Вас отвезут. Нам не хотелось бы, чтобы зарубежные гости сомневались в нашем радушии и заботливости, хотя порой и происходят несчастные случаи.
Биргитта осталась одна. Откуда-то издалека донесся крик, сиротливый вопль, гулко раскатившийся по коридору.
Мысли кружили вокруг случившегося. Единственные фактические свидетельства нападения — боль в горле и пропавшая сумка. Все прочее совершенно нереально: внезапный шок от захвата со спины, удар в живот и люди, которые ей помогли.
Они-то наверняка видели, думала она. Полиция их опросила? Они дождались «скорой»? Или первой прибыла полиция?
Никогда раньше на нее не нападали. Угрожали, да. Но физически никто не набрасывался. Полученный удар — первые побои в ее жизни. Она судила людей, которые избивали, стреляли, пыряли ножами. Однако сама никогда не чувствовала, как подкашиваются ноги.
Ей что, по-прежнему страшно? Да, ответила себе Биргитта. За долгие годы работы в суде она усвоила: жертва грабежа и нападения ничего не забывает. Страх остается надолго, порой на всю жизнь. Ну уж нет, ей вовсе не хочется превратиться в насмерть запуганное существо, которое, рискнув выйти на улицу, то и дело оглядывается назад.
Дома она непременно расскажет все Стаффану. Приглаженную версию, но так, чтобы он понял, почему она может неожиданно вздрогнуть посреди улицы.
Одно за другим накатывали чувства, обычные после нападения, как она знала. Страх, злость, унижение, печаль. И мстительная ненависть. Как раз сейчас, лежа в постели, она бы ничуть не возражала, если бы этих двоих поставили на колени и пристрелили.
