Линда Фэйрстайн - Ничего хорошего
— И не забудь про Энди Петита. Вот кто действительно красавчик. Превратись в Энди Петита или Дерека Джетера, и тогда мне не составит труда влюбиться в тебя.
— Итак, последняя попытка. Последняя фантазия. Кто?
— И снова мне легко ответить. Тина Тернер. После разрыва с Айком — на этом я настаиваю.
— Вот теперь ты говоришь дело, блондиночка. Хороший выбор.
— Помнишь ее тур с альбомом 1985 года «Частный танцор»? Когда она спускалась по ступенькам, подвешенным к потолку «Мэдисон-Сквер-Гарден»? Эту ее львиную гриву, бесконечно длинные ноги, мини-юбку, четырехдюймовые каблуки и как она при этом пела «На что способна любовь»? Она прошла сто или больше ступенек и ни за что не держалась, ни разу не сбилась. Я могла бы убить лишь за то, чтобы оказаться одной из ее бэк-вокалисток в тот вечер. Нина прислала мне запись концерта, и когда я чувствую, что пора принять антидепрессант, то просто включаю этот момент. Три минуты — и я полностью здорова. Я бы хотела быть Тиной.
— Ты очень неплохо ее изображала — для белой девочки — на вечеринке у Баттальи. Когда твой босс увидел, как ты гордо спускаешься в общий зал клуба «21» из приватных комнат наверху, я думал, он проглотит вилку.
— Черт, ты это помнишь? Я думала, он уже ушел. Я и представить не могла, что он меня увидит.
— Ты могла бы этим воспользоваться, Куп. Ты единственная в мире женщина, у которой ноги ничем не хуже, чем у Тины. Нам осталось только немного поработать над твоим голосом.
— А кто твой третий кандидат? — спросила я с улыбкой.
— Великий кинорежиссер. Возможно, Хичкок, или Спилберг, или Трюффо. Хотел бы я иметь такой же созидательный талант, как у них. Переносить истории на экран и давать им жизнь, развлекать миллиарды людей снова и снова. Снимать саги, эпические полотна, сказки с выдуманными существами или фильмы на эскапистские темы. Еще я не прочь поменяться местами с Карло Понти.
— Он тоже снимает? Я думала, он продюсер.
— Какая разница. В конце рабочего дня он все равно залезает в постель к Софи Лорен, а это совсем не так уж плохо.
— Как я и думала. Почему мне казалось, что я услышу что-то необычное в твоих фантазиях? Хотя, признаюсь, эти культурнее, чем я ожидала.
Ненадолго мы с Майком сумели отвлечься от проблем. Мы оказались от дома дальше, чем могли рассчитывать во время очень серьезного расследования, и еще ни на йоту не приблизились к разгадке. Сдаваться было не в моем характере, поэтому я закрыла глаза и считала виллис до тех пор, пока не заснула.
22
Пройдя паспортный и таможенный контроль в аэропорту Хитроу, мы с Майком стали разглядывать таблички, что держали водители, одетые в серую форму. Наконец у одного из них заметили надпись «КЛИВДЕН». Майк помахал этому джентльмену, тот подошел к нам, представился и взял наш багаж. Он без промедления вывел нас на улицу, где у дальнего края зоны высадки пассажиров был припаркован черный «ягуар-седан».
Артур — так звали водителя — убрал чемоданы в багажник, затем распахнул задние дверцы для меня и Майка.
— Неплохо, да, Куп? Думаю, мне здесь понравится. Это твоя машина, Артур? — спросил Майк, когда водитель занял свое место.
— Нет, сэр. Это служебная машина. У нас в Кливдене одни «ягуары», — он говорил на британский манер, четко произнося все слоги.
День только начинался, когда мы двинулись в получасовое путешествие до гостиницы; это была единственная гостиница в Британии, расположенная в старинном замке. По шоссе А4 мы ехали в плотном потоке машин — англичане ехали в столицу на работу. Но когда мы свернули к Бэкингемширу, поля, леса и шиферные крыши небольших городков и поселков вызвали у меня такое чувство, будто мы перенеслись на век или даже два назад.
Артур вел «ягуар» и одновременно знакомил нас с историей тех мест, где мы проезжали. Иногда старинные дороги были так узки, что там вряд ли смогли бы разъехаться две машины. Кливден, сообщил он, был построен в 1666 году герцогом Бэкингемским. Он занимает почти четыре акра земли — там располагаются основные здания, где находятся спальни, гостиные и недавно построенные конференц-залы, а также красивые сады и естественные природные парки — и все это на живописном берегу Темзы. Кливден оставался центром политической и социальной жизни Британии, переходя от одного герцога к другому, а одно время даже принадлежал принцу Уэльскому, пока, наконец, не стал владением семьи Астор вплоть до перехода в собственность Национального треста в восьмидесятых годах двадцатого века.
— Красивое местечко для конференции, — заметил Чэпмен.
В зеркало заднего вида я заметила, что Артур поморщился:
— Наш Кливден — это отель, сэр. Причем отель особенный. Каждый год министр внутренних дел арендует его для этого мероприятия. Иногда приезжает премьер-министр и высокопоставленные иностранные леди и джентльмены. Но это не бог весть что, — Артур глянул на нас в зеркало, чтобы еще раз убедиться, что мы не из этой категории высокопоставленных шишек. — После окончания конференции к нам вернутся постоянные жильцы. В конце месяца у нас будет свадьба одного из представителей королевской семьи. А затем начнется настоящий сезон — скачки в Аскоте, Уимблдонский турнир.
— Если захочешь остаться, скажи мне, — шепнула я Майку. — Уверена, Батталья сможет выбить для тебя деньги в бюджете.
Артур тем временем сбавил ход — мы проехали под аркой массивных двустворчатых ворот, стоявших на въезде в Кливден. Мы свернули перед большой скульптурой — морской раковиной в окружении херувимов, — что стояла в начале длинной подъездной аллеи, обсаженной деревьями, и по гравиевой дорожке проехали последние несколько футов к величественному главному зданию Кливдена.
На хруст гравия выскочили несколько лакеев — все в брюках с лампасами, ливреях и белых перчатках. Мы въехали под портик, и два лакея услужливо распахнули нам дверцы.
Третий, в очках и ниже меня на голову, поклонился мне и пожал Майку руку. Представился Грэмом. В двух словах рассказал о гостинице, пояснив, что в Кливдене к постояльцам относятся скорее как к гостям, чем как к клиентам. Здесь не регистрируют имена, и нет записи на еду или прочие услуги, двери не запираются.
— Нам звонили из вашего офиса и передали все инструкции, миссис Купер. Везде, где положено, мы заменили имя мистера Баттальи на ваше, и я предупредил об этом всех служащих. Уверен, мадам, что вам у нас понравится. Одну минуточку, — добавил он, подходя к антикварной конторке в холле, — да, вы будете жить в люксе, зарезервированном для мистера Баттальи. «Асквит»[28]. У нас только тридцать семь комнат, и все они сейчас заняты джентльменами, приехавшими на конференцию.
Естественно, в этой гостинице не было таких вульгарностей, как номера на дверях. Все комнаты назывались по фамилиям знатной или известной семьи, которая когда-либо в истории Кливдена останавливалась здесь.
Грэм велел одному из лакеев отнести наш багаж в люкс «Асквит». Затем посмотрел на Майка:
— И если я смогу быть вам чем-нибудь полезен, мистер Купер...
— Чэпмен, — резко перебил Майк. — Я решил оставить девичью фамилию, Грэм. Чэпмен.
И он, не дожидаясь помощи, подхватил свой чемодан и пошел внутрь. Смеясь, я направилась за ним в большой зал, впервые сообразив, что служащих гостиницы никто вразумительно не предупредил, что недостаточно было просто переписать бронь комнаты с «Батталья плюс один» на «Купер плюс один».
— Что, Майк, обиделся? Не понравилось быть мистером Купером? Или ты боишься оставаться со мной наедине темной ночью?
— Мистер Купер! Да у человека должны быть железные яйца, чтобы согласиться на такую почетную должность! Ладно, пошли смотреть нашу комнату, блондиночка.
Лакей, несший мои чемоданы, уже ждал нас.
— Лифт здесь, мадам. Люкс «Асквит» находится на втором этаже. Осторожно, ступенька.
Он подвел нас к маленькому лифту, который медленно поднял нас на один этаж.
Наш номер оказался в конце узкого коридора; комнаты, мимо которых мы прошли, были названы в честь Вестминстера, Керзона, Бальфура и Черчилля. Когда лакей распахнул перед нами дверь и Майк увидел две кровати, стоящие в нескольких футах друг от друга, он прошептал мне на ухо:
— Англичане. Как это типично для них.
Просторная спальня была в светло-зеленых тонах с вкраплениями слоновой кости, также в номере имелась гостиная с письменным столом и шезлонгом и большая ванная. Из окна открывался великолепный вид на задний двор с цветочными клумбами, подстриженными кустами и многими милями ухоженных дорожек, ведущих к Темзе.
К девяти мы распаковали вещи. Но дома еще стояла глухая ночь, и мы с Майком страдали, что не можем позвонить Морин или в офис, узнать последние новости. Никаких факсов или сообщений для нас не передавали, поэтому мы решили, что за эти часы ничего существенного не произошло.
— Хочешь осмотреть местность? — Майк намного легче обходился без сна, чем остальные мои знакомые.
