Кунио Каминаси - Допрос безутешной вдовы
– При чем здесь паспорт? – Она вмиг посерьезнела.
– Ну как при чем! Если человек имеет паспорт Японии, значит, он японец, так ведь?
– Нет, не так! – возмутилась она.
– Не так?
– Не так! У меня японский паспорт, но я русская и от своего русского происхождения отказываться не собираюсь!
– А если вы, Наташа, такая крутая патриотка, то зачем вам тогда японское гражданство? – Я решил, что нам пора спускаться с идеологических небес на грешную землю – в смысле, нашу, японскую.
– Вы думаете, я Россию свою разнесчастную люблю?! – закричала вдруг она.
– Хорошо, Наташа, – я попытался ее осадить, – если я лицемерен, то вы противоречивы.
– В чем это я противоречива, позвольте узнать?
– Да вот в этих ваших патриотических русофобских декларациях, – напомнил я ей.
– Ах это! – Она опять тряхнула своей очаровательной гривкой. – Да мне Россия нужна здесь, у вас, не как собственно Россия, а как просто другая страна. Не Япония ваша то есть!
– Понятно, – закивал я. – Россия для вас не «родина-уродина-но-она-нам-нравится», а этакий грандиозный «экскьюз» для вашей японофобии, так получается?
– Ну, может быть, немного примитивизированно, но в целом, мне кажется, именно так, – кивнула Наташа.
– А может быть, есть и более прозаические причины? – осторожно спросил я.
– Например? – равнодушно парировала она.
– Например, постоянная работа в японском университете… Зарплата сэнсэя, а?
– Университет! Да я ненавижу этих ваших тупых студентов! – Она опять перешла на крик.
– Так и учили бы себе ваших, «острых», у себя в Москве, – резюмировал я.
– Они же у вас не знают ничего! – Она предпочла проигнорировать мою колкую ремарку. – Не учат ничего! Спят на занятиях! Им все побоку, абсолютно!
– Я в курсе, – прервал ее я.
– Значит, вы меня понимаете?
– По-житейски – да, по-человечески – нет.
– Что?
– Не что, а как. – Теперь уже настала моя очередь поправлять собеседника.
– Хорошо, как? – покорно согласилась она.
– Рационально рассуждая, вы абсолютно правы: за такой вот дом (сколько, кстати, платили? миллионов сорок?), семьдесят тысяч долларов в год за непыльную работу читать русскую грамматику сорока спящим вечным сном красавицам и красавцам, за возможность ездить без визы в Штаты и Европы разные можно и потерпеть и мужа-карпа, и его мерзкую родину.
– А по-человечески? – Против моих житейских рассуждений у нее ничего не нашлось.
– А по-человечески, Наташа, это как же надо себя не любить, чтобы заставлять себя с, как вы смачно изволите выражаться, холодным и жирным карпом сюда вот каждый вечер укладываться. – Я печально взглянул на просторное супружеское ложе четы Китадзима.
– Ну уж тогда предлог и падеж используйте правильный! – упрекнула вдруг меня Наташа. – Раз в грамматику со мной решили поиграться!…
– Я ошибся, извините! – Я судорожно попытался сообразить, чего такого грамматически неправильного я ляпнул. – Какой предлог с каким падежом, говорите?
– Не «с карпом», а «под карпа»! – цинично пояснила она. – Если только «с» ним, это еще куда ни шло…
– Насчет «под» точно не знаю, – успокоился я за свои познания в области практической грамматики русского языка, – у каждого, знаете, ведь свои привычки и приемы…
– Не скабрезничайте! – одернула меня Наташа.
– Хорошо, не буду! – послушно пообещал я.
– И еще о житейском, если можно… – скромно начал я.
– Что еще?
– Скажите, теперь, после того как Китадзимы-сана не стало, каково ваше личное финансовое положение?
– Я не бедная женщина, – гордо заявила она. – Вы же сами только что точно мой годовой доход назвали.
– Конечно, я, так сказать, «профессорский сынок» – мне положено знать такие вещи. Я, собственно, их и знаю, как вы успели заметить. Скажите, Наташа, у вас с мужем банковские счета раздельные?
– Были раздельные, – вздохнула она.
– Что значит «были»?
– Три года назад Хи решил, что нам надо объединить капиталы! – фыркнула Наташа.
– Объединить?
– Да. Ему вдруг взбрело в голову, что, если я во время одной из своих поездок в Москву или еще куда разобьюсь на самолете, все мои денежки пропадут. Тогда как раз у нас под Иркутском самолет упал. Вот они решил общий счет сделать.
– Вы часто в Москву летаете?
– Минимум два раза в год. – Она грустно посмотрела на постель. – Бывает, и чаще.
– У вас там родители?
– Да, мама с папой… Старые уже… – вздохнула Наташа. – Хочу как можно чаще их видеть.
– Значит, на сегодняшний день у вас с мужем имеется общий банковский счет, да?
– Счета, – ответила она.
– Счета? – не понял я.
– Два счета, – объяснила она. – Один иеновый и один – долларовый. Мне в Москве иены не нужны…
– Понятно. Получается, что теперь со смертью мужа вы являетесь единственным держателем этих денег.
– Владелицей, – поправила она меня.
– И, извините, как много у вас на этих счетах денег?
– Не отвечать на этот вопрос я могу? – Наташа взглянула на меня грустными, уже снова темно-синими глазами.
– Сейчас – да, – лицемерно обрадовал я ее, – но завтра в полиции, на официальной даче показаний, вам этот вопрос зададут опять, и, чтобы не доводить дело до прокурорских ордеров на досмотр ваших счетов, вам, я думаю, все-таки придется на него ответить.
– Хорошо, -покорно кивнула она. – У нас с ним на иеновом счету сейчас шестьдесят восемь миллионов, а на долларовом – около двухсот тысяч.
– Понятно, а что насчет страховки?
– Медицинской? – недоуменно взглянула она на меня.
– Нет, я имею в виду страхование жизни.
– А-а, это… – Она усмехнулась. – Хи застраховал только меня: я же сказала, что летаю без конца.
– А на него у вас страховки нет?
– На случай смерти – нет, только медицинская, – она отсекла одну из возможных причин избавления жены от ненавистного мужа, которой из год в год все охотней пользуются наши японские домохозяйки, с волшебной помощью мышьяка или стрихнина получающие от страховых компаний по триста миллионов иен страховых выплат за своих незадачливых мужиков.
– Хорошо, Наташа. – Я обнаружил на своих часах сошедшиеся в экстатическом порыве на числе «12» часовую и минутную стрелки и почувствовал в глазах очередной приступ липкого сна. – Время позднее, ситуация мне пока более или менее понятна, так что давайте закругляться, хорошо?
– А что, завтра мне надо к вам в полицию являться? – Наташа подошла к двери, чтобы выпроводить меня вниз.
– Официально расследование ведет Йосида-сан, он вам сейчас внизу все скажет.
– А вы? – разочарованно протянула она.
– А я пока сбоку припека, с краю корочка, – улыбнулся я и про себя испытал некое вялое подобие чувства гордости. – Если все повернется в сторону России, тогда начнется моя епархия, а пока следствие будет вести обычный отдел.
– Жаль, – кисло улыбнулась прекрасная Наталья. – С вами можно по-русски разговаривать, а Йосида этот ваш по-русски не понимает…
Мы спустились вниз тем же макаром, что и поднимались: Наташа впереди, я – следом, но только теперь из-за обратной пространственной перспективы ее замечательные бедра передо мной не колебались, да и, честно говоря, после увиденного в спальне все эти лестничные подглядывания казались мне тупой детсадовской забавой.
Едва мы сошли с лестницы, как из входных дверей показался взъерошенный Ганин. Он мельком глянул на меня, затем – гораздо медленнее – окинул взором фигуру Наташи, крякнул и принялся рыться в кучке бумажек, лежащих на высокой обувной тумбе около входа. Я поплелся было за Наташей в гостиную, чтобы передать ее Йосиде, как тут мой друг Ганин выдавил из себя нечто нечленораздельное, похожее одновременно на возглас радости и вопль утопающего, и поманил меня к себе правой рукой. В ней была зажата тонюсенькая квитанция, какими обычно забрасывают наши почтовые ящики инспектора, снимающие в наше отсутствие показания наружных счетчиков расхода воды, газа, керосина и электричества, чтобы снять потом уже с наших банковских счетов сумасшедшие деньги за потраченные литры, кубометры и киловатты. Он подождал, пока Наташа зайдет в гостиную, а затем протянул мне эту самую бумажку, оказавшуюся квитанцией за потребленный четой Китадзима в сентябре керосин. Я автоматически отметил смешную сумму – двести тридцать иен и тут же так же автоматически напомнил самому себе, что и у нас с Дзюнко счет за теплый сентябрь будет не больше.
– Видел? – интригующе поинтересовался Ганин.
– В смысле «больше не увидишь»? – осторожно спросил я в ответ. – Ты чего, Ганин?
– Увидишь, еще как увидишь! – воскликнул радостно сэнсэй. – Причем именно «больше»!
– Больше чего? – Мне захотелось уточнить, изобилием чего собирается порадовать меня мой друг.
– Пошли-ка, – требовательно сказал он и потащил меня за руку из уютного теплого оплота японско-русской филологии в промозглую темноту холодной хоккайдской ночи.
