Кунио Каминаси - Допрос безутешной вдовы
– Здесь или… – Я стыдливо опустил глаза. – Дом у вас, как я успел заметить, не маленький…
– И вы о том же! – как мне показалось, с радостью в своем немолодом надтреснутом голосе констатировала она.
– О чем?
– О койке!… – Наташа в мгновение ока превратилась в незабвенную сахалинско-ниигатскую Ирину.
– Я не имел в виду секс… – Я попытался отыграть несколько моральных миллиметров.
– А про детей зачем спросили? – язвительно поинтересовалась она. – Если про секс не хотели?…
– Мне просто странно, что у такой красивой пары нет детей.
– Не было, – поправила она меня.
– Не было, – согласился я.
– И Хидео мой красавцем не был, – добавила она и села на пуфик перед высоким трюмо.
– Я его не видел никогда, – признался я и чуть было не добавил: «И Ато Китаяму тоже…»
– Немного потеряли. – Она уставилась на себя в зеркало.
– Да? – деланно спросил я.
– Я же сказала вам: Хи был холодный и безразличный, как жирный, скользкий карп… Как внутри, так и снаружи…
– Я не знаю, насколько жирен и скользок может быть карп… – грустно протянул я. – Особенно изнутри.
– Да, вы, японцы, на карпов только любуетесь, а в руки не берете и в рот не кладете! – заявила она.
– В рот? – ехидно переспросил я в лучших ганинских традициях.
– Я же говорю: и вы туда же! – Наташа продолжала демонстрировать блестящую реакцию.
– Куда туда? – поинтересовался я.
– Туда, куда и все другие мужики, и Ганин, кстати, ваш тоже! – прошипела она.
– А куда мой Ганин? – Мне стало любопытно разрешить загадку Ганина без его помощи.
– А вот сюда! – Она вдруг медленно моргнула своими длинными, мастерски подклеенными ресницами и не спеша, все с той же сноровкой публичной девки, подтянула на своих бедрах туго обтягивающую их юбку и – боже, наконец-то! – обнажила две белые полоски своего прекрасного тела над ажурным верхом черных чулок. – Ганин тоже сюда хочет!…
– Да? – Я не мог отвести глаз от открывшегося мне райского вида на альковном фоне пушистой спальни.
– Да! – Она скосила глаза на оттянутую юбку и обнаженные прелести. – Как?
– Впечатляет, – признался я.
– Глупости! – Она вернула юбку на прежние позиции, переместив все увиденное мной из плоскости физически грубой реальности в высокую сферу виртуального, бестелесного обладания.
– Время позднее, Наташа, – я посмотрел на часы, но вместо циферблата увидел на них все те же черно-белые бедра, – так что давайте на сегодня закончим!
– Да мы толком и не начинали, – язвительно улыбнулась она и снова медленно перевела взгляд с меня на кровать.
– Вам завтра надо будет дать показания по обнаружению тела вашего мужа, хорошо? – предупредил я ее.
– Завтра? – Она поднялась во весь свой небольшой, но удивительно шедший ей рост; будь она чуть выше, она не выглядела бы такой складной.
– Если сегодня вам больше нечего мне сказать. – Я сжалился над ней и дал ей лишний шанс выговориться.
– Больше – есть! – Она не преминула этим шансом воспользоваться. – Что вы хотите услышать от меня? Почему детей нет?
– Ну, для начала… – кивнул я.
– Да потому что я себе представить не могла, как от этого своего карпа я бы могла родить!
– Он вам был неприятен? – Будучи перфекционистом по натуре, я люблю расставлять горизонтальные двоеточия над «ё».
– Он был мне мерзок, – вдруг абсолютно будничным тоном произнесла она. – Так и запишите: мерзок!
– Он вас слюнявил? – автоматически вырвалось из меня.
– Слюнявил? – удивилась Наташа.
– Извините, музыка навеяла, – сконфузился я. – Это я случайно из другой оперы… Вернее, оперетты…
– Когда его припирало, я, конечно, терпела, но чтобы понести от него! Понимаете, он недостоин был этого!…
– Не совсем.
– Вам не понять… – вздохнула она.
– Вы так думаете?
– А вы в квадрате на его стороне! – Она тряхнула своими идеально уложенными короткими волосами. – Чего мне перед вами тут распинаться! Без толку!…
– В квадрате? – Я опять не сразу вник в смысл ее хитроумного математического заявления.
– Во-первых, вы мужик, – она придирчиво посмотрела на меня. – А во-вторых, японец.
– Это не «квадрат», Наташа, это уже, насколько я знаю, «квадратура круга» называется. – Мне надоело все время обороняться, и я решил перейти в контратаку.
– Круга? – Она подошла к окну.
– Замкнутого, – пояснил я.
– Непонятно. – Она потрогала антимоскитную сетку. – Замкнутого круга, говорите?
– Это проще вяленой трески, Наташа. – Я решил ее просветить. – Жена не хочет доставлять мужу лишнее физиологическое удовольствие, а муж, соответственно, не желает потакать ее постельным прихотям. Вот и выходит замкнутый круг.
– А вы лицемерны, Минамото-сан! – Наташа внимательно посмотрела на меня.
– Чем же это я лицемерен? – поспешил обидеться я.
– Круг очертили верно и замкнули его правильно, но начали ведь не с себя, а с нас, женщин то есть. По-вашему получается, что первопричина в нас, так?
– Тут, Наташа, все хороши, – успокоился я. – Если вам так будет угодно, могу переиначить свои слова: мужу побоку интимные потребности жены, его интересует только собственное удовольствие, и потому жену не тянет его ублажать в постели.
– Извинение слабое, но лучше, чем никакое, – резюмировала она. – Ну ладно… Допустим, вы меня понимаете…
– Полагаю, что можно обойтись без «допустим»…
– Чего ж вы тогда меня спрашиваете, почему у нас детей с Хидео не было, а? – Ее синие глаза в этот момент превратились в фиолетовые, и я даже на мгновение застыл от этой цветовой метаморфозы.
– Хочу получить от вас формальные подтверждения результатам собственных умственных потугов, – признался я, глотая вставший в горле тугой комок шокового спазма.
– Считайте, что вы их получили!
– Спасибо! – улыбнулся я.
– Еще что вас интересует? – Она медленно провела рукой по своим густо-черным, видимо, так же, как и брови, мастерски подкрашенным волосам. – Спрашивайте, Минамото-сан, раз у нас такая ночь намечается – в духе Достоевского.
– Кто мог его убить? Это сейчас самый главный и, пожалуй, единственный серьезный вопрос.
– Ну да, а то, что вот здесь, – она показала подбородком на постель, – его интересовал только единоличный успех, это несерьезно.
– Про ваши сексуальные отношения, Наташа, мы можем поговорить потом, когда найдем ответ на главный вопрос… – успокоил я ее. – Арестуем убийцу, сядем с вами в кафе и за чашкой кофе обсудим все ваши личные проблемы. Обещаю!
– А то, что ваш главный вопрос для меня не имеет никакой важности, вас не интересует?
– Как майора полиции Хоккайдо – нет, – огорчил ее я.
– А как нормального мужика? – Она пристально осмотрела меня с ног до головы.
– Я для вас нормальный мужик? – удивился я. – Я же, как вы сами сказали только что, японец. Следовательно, мужик не только ненормальный, но и конченый. По крайней мере, для вас, русских женщин.
– Да нет, вы на карпа не похожи… – наградила она меня двусмысленным комплиментом. – На первый взгляд, по крайней мере…
– Спасибо! – кивнул я ей. – Так что вы про мужиков там начали? Я недопонял.
– Да это я так, в сердцах… – Наташа опустила глаза, и мне теперь было не видно, вернулся ли к ним изначальный синий цвет, или же они все еще лиловые.
– Простите, Наташа, но вы сейчас даете мне понять, что гибель Хидео Китадзимы вас не очень огорчила?
– Давайте так: вы прикиньте, может ли огорчить смерть мужа жену, которая за двенадцать лет супружества испытывала с ним в постели оргазм только три раза? – Она опять села на постель и вновь принялась гладить покрывало.
– У вас хорошая память. – Это было единственным, на что меня хватило в данной ситуации.
– Как же! Не забывается такое никогда!…
– Вы так спокойно об этом говорите, потому что у вас имеется стопроцентное алиби? – поинтересовался я.
– А что, для японской полиции алиби уже никакого значения не имеет? – улыбнулась она.
– Имеет, – успокоил я ее.
– Тогда чего ж мне волноваться?
– Решили с огнем поиграть?
– С огнем?
– Ну да, дескать, мужа ненавидела, сама бы подушкой придушила, но вот не повезло – кто-то другой опередил. Так получается?
– Обижаете, Минамото-сан! Хотела бы подушкой придушить, – она вытащила из-под покрывала длинную, батонообразную подушку, набитую по нашей древней японской традиции гречишной шелухой, – давно придушила бы…
– Чего ж не придушили, если так невмоготу было? – не без язвы поинтересовался я.
– А Хи тогда совсем уж в карпа превратился бы! Лежал бы весь такой пухлый, задохнувшийся… Да и потом – жалко мне вас, японцев…
– Спасибо вам за вашу жалость, – все так же ернически отреагировал я на ее исповедальное признание.
– Ничего, с меня не убудет.
– Значит, Наташа, к японцам вы снисходительны. – Я решил коснуться смежной, сегодня уже обмусоленной за ужином в «Гранд-отеле» темы. – А как вы относитесь к японскому паспорту?
