Ловушка для дьявола - Осман Ричард

Мы вошли первыми — я с Элизабет под руку. Конечно, это было не время и не место, но я все равно сказала ей, что черный цвет ей идет. Однако меня он, боюсь, совсем выбивает из колеи. Чтобы разбавить его хоть чем-то ярким, я надела красивую брошь в виде солнца, которая, мне кажется, понравилась бы Стефану. Кстати, я заметила, как Уилфрид с интересом к ней присматривался.

В таких местах делают все возможное, чтобы люди чувствовали спокойствие и умиротворение. В них ощущаешь себя так, будто оказался в коконе, совершенно отделенном от внешнего мира. Но потом замечаешь надпись «ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД» над дверью — и реальный мир возвращается. Кстати, на одной из скамей кто-то забыл старую шариковую ручку без колпачка.

Как только гроб был водружен на место, Богдан подошел и сел по другую сторону от Элизабет. При этом он плакал, а она — нет. Донна села во втором ряду прямо за ним и время от времени поднимала руку и сжимала его плечо. Просто давала знать, что она рядом. Я стала делать то же самое для Элизабет, но позади не было никого, кто мог бы жать плечо мне.

Церемонию провела необыкновенно милая молодая женщина. Она рассказала несколько историй о Стефане (их собрал для нее Ибрагим), а потом прочитала пару отрывков из Библии, как положено. Я побывала уже на многих похоронах, и везде люди проходили «долиною смертной тени». Надеюсь, на моих похоронах прочитают что-нибудь более оптимистичное. Мне очень трудно сохранять спокойный и торжественный вид, но, полагаю, это необходимо. Во время прощания с Джерри я не рыдала только в тот момент, когда викарий рассказывал нам о доброте и всепрощении Бога.

Я пыталась вообразить, что́ чувствовала Элизабет, — учитывая, какую роль она сыграла в смерти Стефана. Надеюсь, она больше думала о той роли, какую сыграла в его жизни в целом. Наконец, зазвучал незнакомый мне гимн, и гроб медленно уполз вниз под звуки какой-то классической музыки. Я не узнала музыку — ни по рекламе, ни по чему-либо еще, однако Стефан в ней прекрасно разбирался. Именно в этот момент Элизабет стала плакать. Богдан обнял ее за плечи, а я — за талию, но могу поклясться, что она не чувствовала ни того ни другого.

Я украдкой глянула на остальных. Рон и Полин вдвоем заливались слезами. Ибрагим сидел с опущенной головой, закрыв глаза. Посмотрев еще дальше, я заметила, что Марианна ушла.

Помянуть Стефана мы договорились у меня — все согласились, что не стоит заказывать зал и выставлять Элизабет напоказ. Друзья Стефана отказались идти с нами, попрощавшись еще в крематории. Впрочем, оказалось, что Марианна никуда не ушла: она сидела снаружи на одной из скамеек и горько плакала. К ней подошел Уилфрид, чтобы утешить. У всех есть какие-то тайные истории, не так ли? Интересно, если бы мы последовали за Марианной или Уилфридом к ним домой, что бы мы там увидели?

Фотография Стефана теперь стоит на моем обеденном столе. На ней он курит сигару, явно рассказывая анекдот. Я зажгла несколько свечей, Богдан расставил шахматы. Фигуры воспроизвели позицию последней выигранной Стефаном партии. Богдан пытался объяснить мне, в чем там суть, но я ответила, что лучше займусь свечами.

У нас было несколько бутылок английского игристого вина, которое привез с собой Крис. Патрис купила их, даже несмотря на убийство Доминика Холта, «потому что тем, кто посетил экскурсию, полагалась тридцатипроцентная скидка». Вот эта женщина мне точно по сердцу!

Закуски мы набрали в основном в магазине «Альди», прикупив все же кое-что в дорогом «Уэйтроуз».

Я включила радио «Классик FM», что оказалось вполне удачным выбором, если не обращать внимания на рекламу.

Важно было показать Элизабет, что мы рядом с ней. Что у нее есть своя верная банда. Не только Клуб убийств по четвергам, но и целая компания бродяг, которых мы, похоже, подобрали по пути: это, конечно, Богдан и Донна, Крис и Патрис. Да и Полин теперь кажется постоянным членом нашей команды. Даже Компьютерный Боб зашел отдать дань уважения. Но Мервина нет, хоть я и сказала, что ему тут будут рады. «Я не знал этого человека» — так он мне ответил.

Крис хотел объявить что-то важное, но, судя по выражению его лица, сомневался, стоит ли. На мгновение мне показалось, что он собрался делать предложение, но, по-моему, в данных обстоятельствах это было бы уже чересчур. Но нет, предложения не последовало. Вместо этого он сообщил нам — под строжайшим секретом, разумеется, — что Саманта Барнс убита. Он отметил, что сегодня обсуждать это не стоит, однако он посчитал нужным сказать нам об этом как можно скорее.

После объявления Криса Элизабет воспользовалась возникшей паузой, чтобы уйти. Какое-то время ей точно будет ни до каких расследований. Богдан проводил Элизабет домой и не возвращался около часа.

Мы поговорили о Стефане, потом немного о Саманте Барнс — правда, без особого интереса, потому что ну какой смысл обсуждать все это без Элизабет? Донна рассказала ребятам о Мервине и Татьяне. Ребята повеселились. Жизнь продолжается, что бы ни происходило. Жизнь как большой упрямый бульдозер.

Все разошлись примерно в девять, и я сразу вымыла посуду. Теперь всех нас ожидает долгая ночь.

Наверное, позвоню Джоанне. Я знаю, что уже поздно, но вряд ли мы придерживаемся одного и того же расписания. Однажды я позвонила ей в девять утра в субботу, и она прочитала мне целую нотацию. Я-то к тому времени уже часа три бываю на ногах. Я очень надеюсь, что она возьмет трубку. Мне просто хочется послушать, как прошел ее день, — какие-то простые, обыденные вещи. Может, между делом поговорим о ее отце…

Алан понимает, что мне грустно. Он лег у стула, положив лапы мне на ноги, и следит за тем, чтобы меня никто не обидел.

Глава 64

Рон обнимает Полин.

Он скучал по ней, поэтому написал ей СМС. Она скучала по нему, но не ответила. Он скучал по ней, поэтому повторно написал ей СМС, на этот раз с шуткой о лошади, играющей в крикет. Она скучала по нему, посмеялась над сообщением, но не ответила. Он скучал по ней, поэтому позвонил ей, хотя и понимал, что этого делать не стоит. Она скучала по нему, но не взяла трубку.

Он скучал по ней, поэтому написал ей сообщение о похоронах. Рассказал о своих чувствах, признался, что любит ее и скучает по ней. И вот она отпросилась на работе, оделась в черное, приехала в Куперсчейз, постучала в его дверь, поцеловала, сказала, что нельзя надевать галстук с логотипом «Вест Хэма» на похороны Стефана, но смягчилась, когда он ответил, что у него нет других галстуков. Он сказал ей, как сильно она ему нравится в черном; она ответила, что это неуместно, потом взяла его за руку и с тех пор не отпускала.

— Как думаешь, сейчас спит кто-нибудь? — спрашивает Рон.

— Наверное, нет. Элизабет будет плакать, Джойс — печь, Ибрагим — гулять и притворяться, будто думает о чем-то другом.

— По-твоему, они поступили правильно? Стефан и Элизабет?

— Нет ничего правильного, Ронни, — мягко говорит Полин. — Ни правильного, ни неправильного. Они сделали то, чего действительно хотели. Они не причинили вреда никому, кроме себя самих, а это невозможно запретить.

— Как, например, писать СМС бывшей, когда этого делать не следует?

— Помогать уходу любимого из жизни и отправлять СМС бывшей — это не совсем одно и то же, — качает головой Полин. — И кроме того, я тебе не бывшая.

— Неужели?

— Ага. Смешные мы с тобой, Ронни. Но, может, это и нормально?

— Я не смешной, — отвечает Рон. — Тебе надо еще постараться, чтобы найти кого-то более се…

Полин прикладывает палец к его губам:

— Тсс! Ты смешной. Потому все и любят тебя, Ронни. Твои друзья. Ты прекрасный, большой, сильный, смешной мужчина.

— Зато ты вовсе не смешная, — говорит он.

— Я у тебя в постели, не так ли? И на пути сюда я не видела очереди серьезных женщин, — отвечает Полин.

Рон улыбается и тут же чувствует вину за это.

— Как мы поможем Элизабет?

— Просто дай ей время, — говорит Полин. — Просто будь рядом и дай время. Ей понадобится пара недель, чтобы…