Малютка - Мола Кармен

— У тебя тут все в порядке?

— Помнишь Люсию? Я тебе о ней рассказывала, ее из перуанской тюрьмы перевели.

Люсию Ордуньо прекрасно помнил: девушка лет двадцати с небольшим, пыталась вывезти из Перу два килограмма кокаина, спрятав их в двойном дне чемодана. Ее поймали в аэропорту Лимы и отправили в исправительное учреждение Санта-Моника в районе Чорильос. Три невероятно тяжелых года она выживала в этом перенаселенном аду, где царило насилие, пока не добилась депортации в Испанию. Марина оказалась ее соседкой по камере и старалась помогать, они даже подружились.

— Она решила покончить с собой. Сейчас в больнице. Пыталась перерезать себе вены.

— Это ты ее нашла?

— Случайно, я должна была работать в прачечной, но вернулась за карточкой для тюремного магазина, забыла ее в камере. Не знаю, правильно ли я поступила, позвав охрану. Раз она хотела уйти из жизни, может, не надо было ей мешать.

— Ты все правильно сделала, Марина. А вдруг она когда-нибудь будет счастлива? Еще спасибо тебе скажет за то, что спасла ей жизнь.

— Это вряд ли… А ты как? Рассказывай, почему пришел сегодня.

Марина знала, что Ческа лучшая подруга Ордуньо, поэтому, услышав о ее гибели, сразу поняла, как ему было больно. Тем более с учетом обстоятельств, при которых все произошло. Он описывал их отстраненно, проглатывая стоявший в горле ком. Марина знала Родриго. Знала, как трудно ему демонстрировать свои чувства. Когда-нибудь ему все же придется это сделать, придется встретиться со своим горем, потому что — Марине это было хорошо известно — другого пути к исцелению не существует. Рано или поздно Родриго должен будет посмотреть на свою кровоточащую рану. Но сейчас он пришел к ней не на сеанс психотерапии, не для того, чтобы она помогла ему снять броню. Возможно, наступит день, когда она сможет поддержать его так же, как он всегда поддерживал ее. А пока Марина предпочла не развивать эту тему.

Глава 61

— Ее звали Арасели. Все время бегала за мной, потаскушка. Она была первой. Я уже не ходил в школу, но она караулила меня около скотобойни, а иногда и на ферму заглядывала. — Антон, судя по всему, хорошо отдохнул. Выглядел бодрым, улыбался. — Она вообще всем давала. Даже школьному сторожу Леандро. Пацаны застукали их у него в каморке… Можно мне немного сахара? Очень уж кофе крепкий.

Элена жестами попросила охранника выполнить просьбу Антона. Она решила дать ему выговориться. Антон — эгоцентрик и может, хвастаясь, проболтаться. Сказать что-то, что позволит им вычислить Хулио.

Антон продолжал, не дожидаясь, пока принесут сахар:

— Это Арасели начала говорить, что у меня член маленький. Издевалась надо мной. Микрочлен! На самом деле ей, конечно, хотелось отсосать у меня. А я тогда был свиньями занят, работал. Отец в ежовых рукавицах меня держал. Арасели пришла на ферму, мы сбежали к реке, она спустила мне штаны. Стала смеяться над моим членом, говорила, что в жизни такого мелкого не видела, мол, просто бородавка… но в рот взяла. Думала, мне понравится. А у меня там внизу ничего не произошло. Я разве в этом виноват? Время шло, а он все не вставал. Эта потаскушка опять стала насмехаться, педиком меня обзывать. Обещала всем рассказать, что Микрочлен — педик. Я ее толкнул, она упала и обо что-то ударилась головой. Ну и все. Башка у нее треснула. И вот тогда, при виде крови… не знаю, что на меня нашло… Затвердел как камень. Это уже был не я. Не Антон, над которым все смеялись, которого из школы выгнали за тупость… Как можно судить человека, если он над собой не властен? Я впился зубами ей в шею и… Не знаю, как объяснить. Даже выпив все вино в мире, я бы не смог достичь такого состояния. Это был… Это был Антон, которым я всегда мечтал стать.

Он наконец-то замолчал. Охранник принес сахар, и Антон, размешивая его в кофе, вспоминал, как мать застала их с Арасели. Она рассказала все отцу, тот избил Антона, но сдавать его в полицию не захотел. Предпочел найти ему жену.

— Он женил меня на Валентине, беременной хрен знает от кого. Отец думал, раз в доме женщина, я не пойду на сторону.

Смерть Арасели сочли несчастным случаем; все решили, что лицо ей обглодали дикие звери.

— Клянусь вам, я старался исправиться. Но я был просто не в себе. Это была не жизнь, рядом с подонком отцом и мамашей, которая с рождения меня не обняла ни разу. Если бы они отвели меня к врачу, все сложилось бы по-другому.

Элена знала, что Сарате и остальные сотрудники ОКА внимательно следили за тем, что происходит в допросной. Это было отвратительно — предоставить Антону возможность рассказывать о своих зверствах и оправдываться. Ордуньо наверняка удерживал Сарате, чтобы тот не ворвался сюда, как вчера. Элена сразу заметила, что у Анхеля синяк на скуле, а губа разбита. Да и похмелье скрыть не удавалось.

«Заехал себе дверью холодильника среди ночи. Свет на кухне не включил», — объяснил Сарате. Поверила Элена ему или нет, его не волновало.

Инспектору пришлось сделать над собой усилие, чтобы сосредоточиться на признаниях Антона. Он рассказывал, какое отвращение испытывал к Валентине, которая постоянно приставала к нему, требуя исполнения супружеского долга. Он не избавился от нее сразу только потому, что она занималась домом, присматривала за Хулио, Касимиро и Серафином.

— Я не злой человек. Отец всегда держал Касимиро и Серафина со свиньями. Стыдился их. Не понимал, как мать могла родить таких ненормальных. Но они были сильными, умудрились выжить. Сначала мать умерла от болезни — наконец-то перестала путаться под ногами! Об отце позаботились мы с Валентиной. Вы, наверное, думаете, что я своей жене жизнь испортил? Но ее только одно не устраивало — что у нас в постели ничего не было. Когда я убил отца, она осталась на ферме. Потом, когда я начал привозить женщин, тоже не уходила. Она не святая. Ведь могла бы меня в полицию притащить, я был бы ей только благодарен. — На мгновение Антон задумался. Неужели он и правда считал себя жертвой? — Мне одному было не плевать на Касимиро и Серафина.

— Ты давал им препараты для свиней.

— Азаперонил их успокаивал. Без него они бы целыми днями дрочили. Одним все, другим ничего. — У Антона вырвался неуместный смешок.

Хулио он до сих пор не упомянул. Элена спросила, как проходили первые годы мальчика на ферме и почему он остался жить с отцом, а не уехал с матерью.

— Хулио не дурак. Вот его мать, Валентина, была тупая как пробка. А ему на ферме было самое место. Гостьи ему тоже нравились.

— Как ты думаешь, он тебя любит или боится?

— Этот парень не боится самого черта.

В голосе Антона слышалась гордость, хотя еще вчера он ругал Хулио, утверждал, что тот его бросил. Антон явно был не так прост. Под масками животного и жалеющего себя придурка скрывался расчетливый и неглупый преступник.

— А та женщина… которая с вами работала.

Он не случайно упомянул Ческу. Это была продуманная жестокость.

— Когда я познакомился с ней после ярмарки в Турегано… Я тогда дружил с парой местных парней. Мы выиграли хамон, представляете? И набрались. А ночью встретили ее. Как там ее звали?

— Сам прекрасно знаешь.

— Франсиска?

— Она предпочитала, чтобы ее называли Ческой.

— Это уже потом. Тогда все знали ее как Франсиску. Один из моих друзей был с ней знаком. И хотел ее. Он был первым, за ним второй, а когда настала моя очередь, у меня не встал. Я сказал им, что это из-за выпивки, но они смеялись, говорили, это потому, что я педик, предпочитаю волосатые задницы… — Антон вдруг разрыдался. — Вернувшись домой, я вспомнил Арасели. И в первый раз отправился на поиск гостьи…

— То есть это Ческа, по-твоему, виновата?

— У меня все было под контролем. На ферме, весь в заботах… Если бы не Франсиска, я бы не сорвался.

Элена с трудом сдерживала гнев. Антон пытался перевернуть все с ног на голову и представить себя жертвой. Она сжала кулаки, усилием воли заставляя себя успокоиться. Приходилось глубоко дышать. Антон уже рассказывал, как к нему приезжали «гостьи», сыпал подробностями изнасилований и убийств, спеша поскорее вернуться к Ческе. На ней круг якобы замкнулся. Зачем он так подробно описывал, как узнал, что двое насильников убиты? Зачем объяснял, что Хулио поселился в Мадриде, чтобы выследить и поймать Ческу?