Фред Кассак - Болтливая служанка
— Итак, господин Юбло, — произнесла она с широкой улыбкой, — по телефону вы просили о срочной встрече. Какие у вас проблемы? Но, во-первых, как давно вы женаты?
— Я не женат, только помолвлен. С одной очаровательной молодой женщиной, умной, серьезной, с прекрасным положением…
— …и она хочет порвать с вами, — заключила Франсуаза Мартеллье тоном самой очевидности, как если бы такой вывод с неизбежностью проистекал из внешности консультируемого.
— Ни в коем случае! — принялся возражать Летуар, — она обожает меня! Напротив, это, видите ли, скорее я готов порвать…
— Но почему же? Раз она умна, серьезна…
— Да, серьезна, но… она не всегда была такой.
— Сколько ей лет?
— Лет двадцать восемь — тридцать…
— Сударь мой, не можете же вы требовать от молодой женщины такого возраста, чтобы она до встречи с вами не узнала жизни! Чтобы она не любила! По меньшей мере один раз! Мы живем уже не в ту эпоху, когда…
— Ну да, ну да. И, смею вас заверить, я придерживаюсь достаточно широких взглядов, чтобы допустить более или менее продолжительную связь. Даже две. Три, на худой конец. Похоже, слишком много мужчин не на шутку увлекаются женщинами! Стоит какой из них им приглянуться, они с ходу обещают ей Жениться. Как можно упрекнуть наивных девушек за то, что они верят им и… э-э… ну, в общем, попадаются на удочку. Но в случае с моей невестой дело вовсе не в этом.
— А в чем же?
— Все гораздо серьезнее…
— Как бы это ни было серьезно, не забывайте, что повинную голову меч не сечет!
— Вот-вот: это так серьезно, что она не решилась ни в чем мне признаться!
— Неужто до такой степени?
Летуар кивнул, склонился к брачному консультанту и вполголоса произнес, глядя ей в глаза:
— Лет десять назад, будучи еще несовершеннолетней, она танцевала в балете…
Летуар прекрасно отдавал себе отчет в том, что, произнося эти слова, он попадает в одну из тех головокружительно-переломных точек, в один из тех упоительных моментов, когда решается все дальнейшее существование, когда бросаешь кости под плеск волн Рубикона.
Долю секунды кости катились. Невыносимая тревога, пароксизмальная и сладострастная. Вперив взгляд в самую глубь синих глаз брачного консультанта, он в то же время видел перед собой череду образов: ее ножки, пленительные очертания ее крупа, Гродьё в сырой земле и гильотина на фоне бледного рассвета.
В следующую долю секунды он решил, что проиграл: с ее стороны не последовало ни малейшей реакции. Полная фригидность.
Секунда истекала. Дипломированный психолог едва заметно дрогнула: взгляд ее как-то сник.
— В балете? — переспросила она слегка севшим голосом.
«Она у меня в руках!» — мысленно возликовал Летуар, вслух продолжая полушептать:
— …ну да, в балете! В розовом — он длился всякий раз столько, сколько живут розы, время утренней зари… нескольких ночей, если вы понимаете, что я имею в виду…
Она отвела взгляд. Последовала длительная пауза. Летуар с благодушным видом ожидал.
— Кто вас… надоумил обратиться ко мне? — наконец спросила брачный консультант.
— Случай, мадемуазель! Самый обыкновенный случай! Если возвратиться к моей печальной истории, вы поймете, что, несмотря на всю широту взглядов, жених не может закрыть глаза на подобное прошлое невесты! Ведь речь идет уже не об обычных связях, не о мелких интрижках, рожденных любовью и хоть как-то освященных сердцем! Речь идет о разнузданности чувств, о непристойных излишествах, о сладострастном блуде, о бесстыдном разврате, о порочной распущенности, о сластолюбивой чувствительности, о животной похотливости, о сексуальной извращенности, о похабном распутстве, об оргиях, содоме, вакханалиях, сатурналиях — и, чтобы не перечислять всего, закончу чистейшим и простейшим пьяным разгулом со всеми его совращениями, наслоениями и растлениями, которые честный человек не может вообразить без содрогания…
— О-о, хватит!
Франсуаза Мартеллье поднялась и, обогнув письменный стол, встала перед Летуаром:
— Как вы узнали? Чего вы добиваетесь?
— Как я узнал — не суть важно. Что касается того, чего я добиваюсь, то, я полагаю, вы об этом уже догадались! — ответил Летуар, чей стиль несколько утяжеляла непосредственная близость такой пары ножек.
— Вы негодяй.
— Нет, я высокоморален. Как там в басне: «Вы плясали? Одобряю. А теперь…»
— У вас нет доказательств.
Ценою неимоверного усилия Летуар оторвался от созерцания собеседницы, откинулся на спинку кресла и предался наблюдению за брачным консультантом уже с низкой точки.
— Может быть, нет, а может, и есть. Если вам хочется рискнуть… Однако я позволю себе привлечь ваше внимание к тому обстоятельству, что на кон поставлена вся ваша личная и профессиональная жизнь. Если об этом узнает ваш добропорядочный жених, ваша добропорядочная клиентура!
— Замолчите!
— Охотно. Но мое молчание — золото…
— Вы считаете меня богаче, чем я есть на самом деле.
— Вы полагаете меня более требовательным, чем я собираюсь быть.
— Сколько?
Летуар мысленно осудил эту манию женщин думать только о деньгах, тогда как большинство мужчин в подобном случае думают и о том, как совместить приятное с полезным. Впрочем, если поразмыслить, женщины правы: дела и чувство лучше не смешивать.
— Как тягостны эти денежные вопросы, — вздохнул он, — но раз мы все равно к этому придем…
Он назвал сумму[7]. Франсуаза так и подскочила:
— Да вы с ума сошли! Это же целое состояние!
— Ну-ну, не будем преувеличивать, но сумма и впрямь немаленькая. Будь она в пределах моих возможностей, я, как вы сами понимаете, никогда бы не позволил себе побеспокоить вас.
— Не думаете же вы, что я держу такие суммы при себе!
— Разумеется, нет! С другой стороны, ни вы, ни я не заинтересованы в операциях с чеками. Так что лучше всего вам будет послезавтра, в понедельник, утречком наведаться в банк и взять там наличные, которые вы отдадите мне в тот же день… Что вы на это скажете?
— А кто гарантирует мне ваше молчание в дальнейшем?
— Сударыня, всякое дело основывается на известном взаимном доверии сторон. Если вы видите вокруг одно лишь мошенничество и ложь, мне вас искренне жаль. Не забывайте слова Расина: «Лишь от незнанья в щедром сердце поселится сомненья червь». Сие означает, что щедрое сердце должно быть доверчивым. А у вас оно щедрое. Их вашего прошлого явствует, что ваша душевная щедрость воистину не знает границ…
— О-о, хватит!
Шантажируемая пришла в сильное возбуждение и принялась мерить шагами комнату, заламывая руки, потом уселась за свой стол и глухо произнесла:
— Приходите в понедельник. Деньги будут.
Летуар покачал головой:
— Нет. Маленькая деталь, последняя — иначе вы сочтете, что я чересчур навязчив. Мне бы не хотелось возвращаться сюда, чтобы попасть на заметку вашей секретарше. Предпочтительнее встретиться на нейтральной почве и в более… э-э… безликом месте. Что вы скажете о музее? Это место одновременно общественное и укромное, культурное и познавательное… — Он поднялся. — Скажем, в понедельник, в два часа, в Лувре, голландский зал, перед «Уроком пения» Нецшера.
Он вышел, оставив брачного консультанта недвижимой, с устремленным на бювар бессмысленным взглядом.
В приемной он встретился со стриженой секретаршей, приветствовавшей его кивком заостренного подбородка, и восторженно поделился с ней:
— Мадемуазель Мартеллье просто бесподобна. До прихода сюда передо мной стояла серьезная проблема, и благодаря ей она уже почти разрешена.
Секретарша расцвела — разумеется, в пределах своих острых и тупых углов.
— А сколько людей все еще не решаются на подобного рода беседы! — сказала она. — Как они не правы! Если перед вами снова встанет проблема того же порядка, не раздумывая обращайтесь к мадемуазель Мартеллье. Разговор с ней всегда как-то утешает, подбадривает…
— Я бы сказал даже — обогащает, — присовокупил Летуар.
На улице наступила реакция. Силы вдруг покинули его, руки задрожали. Еще в восемь часов утра будучи самым заурядным хапугой-служащим, к восьми тридцати он стал разоблаченным хапугой, к восьми сорока пяти — убийцей разоблачителя, к девяти — могильщиком убиенного, а десять минут назад — неотразимым шантажистом: денек выдался насыщенным. Особенно для человека, не привыкшего трудиться по субботам.
Но очень скоро весенний воздух приободрил его, и он оказался во власти великой жажды женщин. Длинноносая наверняка укатила на уик-энд, Белокурая Бетти, должно быть, в провинции с дочуркой, Пепе и Лолотта, видимо, упорхнули в Тулон по случаю возвращения к родным берегам крейсера «Жанна д'Арк». Летуар скорым шагом направился к площади Клиши — рабочему месту Грузчицы, — напевая под нос любимый мотивчик из «Парижской жизни»:
