Фред Кассак - Болтливая служанка
Жоржетта зашла в спальню и в кухню: никого.
— Куда они подевались? Может, вышли в сад?
Она выглянула в окно кухни и, действительно, обнаружила в углу сада, за яблоней, господина Летуара. Он был один и утрамбовывал свежевскопанную землю лопатой.
Жоржетта решила, что может, не помешав ему в сем сельскохозяйственном занятии, сообщить об отрицательном результате своей охоты за соусом.
Господин Летуар был так поглощен работой, что не услышал, как она подошла. Когда она за самой его спиной громко объявила, что сбила ноги, он взвился как ужаленный, выронил из рук лопату и скачком повернулся к ней:
— А? Что?
Увидев Жоржетту, он несколько успокоился и с облегчением протянул:
— А! Это вы?
— Я вас напугала?
Растянув губы, он издал нечто наподобие цыплячьего писка, который, видимо, должен был означать, что вопрос представляется ему смешным:
— Напугали? Меня? Какая чушь!
Он обернулся подобрать лопату, но дважды ронял ее, прежде чем ему это удалось.
— Садовничаете?
— Да, я…
Жоржетта отметила, что в этот раз на ноги ей он смотрел не больше, чем в глаза. Его взгляд перепархивал с земли на лопату, с лопаты на яблоню, с яблони на небо, с неба на землю и так далее.
— Я сажал картошку.
— Сажать картошку в домашнем халате в такое время года вредно для здоровья.
— Знаете, как это бывает, Жоржетта: вдруг накатит желание посадить картошку, и до того невтерпеж, что и одеться некогда…
— Понятное дело! Но в такую погоду того и гляди промокнешь до нитки! Да, я так и не нашла соуса «Бешамель» в тюбике.
— Не нашли чего?.. Ах, да. Ну что ж. Вы можете продолжать уборку.
— Тот господин ушел?
— Да.
— Вы очень скоро увидите его снова.
— Почему? — дернулся Летуар. — Почему вы так думаете?
— Он забыл шляпу.
Ошеломленный, Летуар машинально повторил:
— Шляпу!
— Забыть шляпу! — прыснула Жоржетта, — это ж каким надо быть рассеянным! Да он того и гляди забудет дышать!.. Забыть шляпу, надо же!
— Ладно! Хватит об этом. Я положу ее куда-нибудь и отдам ему, когда он вернется, вот и все!
— А ковер? Бьюсь об заклад: он и ковер изгадил!
— Ковер?.. Да-да, это он.
— Не надо было замывать, господин Летуар. Я бы сама! Это, в конце концов, моя обязанность!
— Этот господин… э-э… опрокинул бокал вина… Бокал красного вина, которым я его угощал… Он очень сконфузился и настоял на том, чтобы убрать за собой самому, прежде чем уйти.
— Пачкает ковры, забывает шляпы… Вы не находите его странным? Мне он сразу, как вошел, показался немного чудным.
— Да нет, он просто смутился при виде вас.
— Чем же, интересно, я могла его смутить?
— Он пришел посоветоваться со мной по конфиденциальному делу и рассчитывал, что я буду один. Ваше присутствие его смутило. Вот почему он стал таким нервным и рассеянным: он очень боялся, как бы вы не рассказали о его приходе.
— Рассказала? Но кому?
— Откуда мне знать? Да кому угодно! Перед тем как уйти, он настойчиво просил меня взять с вас обещание, что вы будете молчать.
Летуар приставил лопату к стене и торжественным тоном добавил:
— Так могу я на вас рассчитывать?
Жоржетта шагнула вперед, и Летуар содрогнулся, увидев, что она остановилась у самого края вскопанной земли.
— Я, господин Летуар, — сказала она, — исхожу из того принципа, что умение держать язык за зубами при моей работе просто необходимо. Если начать рассказывать о чем ни попадя кому ни попадя, об одних — другим и всем — обо всём, то до чего же мы докатимся?..
— Хорошо, хорошо! — кивнул Летуар, направляясь к дому — не только чтобы увести Жоржетту от свежевскопанной земли, но и потому, что начался дождь.
Жоржетта, поспевая за ним, продолжала:
— Вы просто не представляете, сколько всего можно узнать, когда ходишь по домам убираться! Редко когда бывает, чтобы людям вроде нас с вами, на вид вполне порядочным, честным и прочее, нечего было скрывать! Расскажи я вам, вы бы просто не поверили! Да вот хотя бы три дня назад…
Летуар ее не слушал. Пройдя первым в кухню, он размышлял над сложившейся ситуацией и пытался прозреть будущее. Вот ход его мыслей:
«Остается надеяться, что эта идиотка будет помалкивать. Не могу же я прикончить и ее! На сегодня глупостей хватит! Что это на меня нашло? Какого я свалял дурака! Рисковал лишь небольшим сроком заключения, а теперь надо мной дамокловым мечом нависла гильотина. Да, гильотина! Ведь во Франции до сих пор гильотинируют! Отмена смертной казни — свершившийся факт во всех цивилизованных странах, но не во Франции![2] Вопрос этот время от времени поднимается, но дальше разговоров дело не идет. Правительству наплевать, парламенту тоже. И все потому, что приговоренные к смерти как контингент избирателей не представляют особого интереса. И потому, что слишком много французов все еще являются приверженцами смертной казни. Вот уж воистину: чтобы быть приверженцем смертной казни, надо не иметь за душой ни одного убитого!»
Летуар мысленно перевел дыхание и мысленно же продолжал:
«Но не стоит отчаиваться. Попытаемся хладнокровно представить себе дальнейший ход событий: как только будет заявлено об исчезновении Гродьё, полиция начнет расследование, придут к нему домой и на службу. Естественно, сразу же обнаружится недостача. Сопоставление фактов, логический вывод: в недостаче повинен Гродьё, вот он и смылся. Смотри-ка! Да ведь мне только того и нужно!.. Да, но погоди радоваться! Все пойдет хорошо, но только первое время. С полицией надо держать ухо востро. Насколько я знаю ее повадки, она начнет копать глубже, сунет нос в частную жизнь Гродьё. И что же она обнаружит? Да ничего! Разве можно обнаружить что-либо за этим болваном: щепетильная честность, безупречная мораль, аскетические нравы, ни женщин, ни тайных пороков — ничего. И что тогда? А тогда полиция с ее фонтанирующим воображением выдвинет другую гипотезу: что, если в недостаче повинен кто-то другой? А честный Гродьё это обнаружил? А этот кто-то обнаружил, что Гродьё это обнаружил? Разве не устранил бы он тогда Гродьё как помеху? И кто же еще, кроме Гродьё, имел доступ к сейфу в отсутствие директора? Его коллега, господин Летуар. И завертелось расследование в отношении господина Летуара. Он-де живет не по средствам, этот господин Летуар! Он не чурается женщин, этот господин Летуар! Но с его-то рожей они должны влетать ему в копеечку! И пошло, и поехало… Просеют сквозь сито мой дом, мой сад, и я влип! Следовательно, чтобы я мог выкарабкаться, полиция не должна установить ни малейшей связи между исчезновением Гродьё и недостачей. Значит, у меня только один выход: покрыть недостачу. И как можно быстрее. Но чем ее покрыть? Где взять деньги? Где взять деньги? Где взять деньги?»
— Дорого бы она дала!
До Летуара дошло, что все то время, пока он размышлял, Жоржетта не прекращала говорить.
— Кто? — спросил он. — Кто дорого бы дал?
— О, я специально не подслушивала! — запротестовала Жоржетта, — вы меня знаете, это не в моих привычках. Но она разговаривала по телефону с подругой аккурат из соседней комнаты. Должно быть, думала, что я на кухне, а я была еще в коридоре. И вот что она сказала, слово в слово: «Дорого бы я дала за то, чтобы не иметь на совести подобных глупостей…»
— Но кто дорого бы дал?
— Да та самая женщина, кто ж еще?
— Какая женщина?
— Ну, та, о которой я толкую, к которой хожу убираться по четвергам: мадемуазель Мартеллье!
— И за что она бы дорого дала, эта мадемуазель Мартеллье?
— Я же вам только что говорила! За то, чтобы всего этого никогда не было.
— Чего не было?
— Что несовершеннолетней она танцевала.
— Только и всего? — хмыкнул Летуар. — Что же тут позорного?
Он смутно надеялся, что в последнюю минуту его спасет какое-то чудо и с неба через посредство этой безмозглой дуры, в полном соответствии с волнующими легендами былых времен превратившейся в добрую фею, к его ногам упадет небольшой кус манны. Но чудес, решительно, не бывает на свете, и небо зияло пустотой.
— Может, она танцевала голой? — спросил он, не столько цепляясь за остатки надежды, сколько следуя естественному ходу своего воображения.
О голых женщинах он не думал с тех пор, как покончил с завтраком, и это воздержание начинало его тяготить. Он предался всевозможным мулен-ружевским, фоли-бержерным, казино-паризьенным и прочим стриптизованным мечтаниям.
— О нет, — воскликнула Жоржетта, — насколько я поняла, она занималась серьезным танцем: балетом, что ли…
Видения улетучились. К балеринам и к манекенщицам Летуар питал одинаковое отвращение: не мог простить им большие ступни и впалую грудь.
— Не припомню, какого цвета, — добавила Жоржетта. — Пойду дальше убираться у вас в комнате.
