Малютка - Мола Кармен

Сарате поднял глаза к небу. На нем не было ни луны, ни звезд. Тяжелая ночь накрыла ферму свинцовым куполом.

— Марьяхо уже едет, попробует установить личность женщин с фотографий, — сказал ему Ордуньо.

Они предполагали, что ни одной из них уже нет в живых, но страх за Ческу переполнял обоих, не оставляя места для других переживаний. Криминалисты обследовали каждый сантиметр в доме, но ее тела так и не нашли. Это вселяло надежду. Ордуньо пришел к выводу, что Хулио и Антон, убегая, забрали Ческу с собой как заложницу. Когда он поделился своей гипотезой с Сарате, тот только кивнул. Голова у него лопалась от боли, и думать он был не в состоянии. Анхеля преследовали воспоминания о вечере, когда пропала Ческа. Тогда он решил, что не поедет к ней ночевать, чтобы таким образом дать понять: между ними все кончено. Трусливый эгоист.

Дверь дома распахнулась. На пороге появилась девочка, за ней — Элена. Не было необходимости спрашивать, что происходит. Обмена взглядами хватило, чтобы понять: девочка решилась отвести их к Ческе. Словно актриса, выходящая на сцену перед завороженной публикой, девочка с кошкой на руках ступила на покрытый гравием двор. Элена отставала на несколько шагов. Спецназовцы и сотрудники ОКА затаили дыхание. Только бы она ушла далеко-далеко, привела их куда-то за пределы этой кошмарной фермы. Но девочка остановилась у свинарника. Может, только чтобы посмотреть на мертвых свиней. «Иди дальше», — мысленно заклинал ее Сарате. Он с трудом сдерживался, чтобы не подтолкнуть девочку вперед. Она повернула налево. Все были уверены, что она зайдет в свинарник, но малышка, миновав его, направилась к сараю, где находилась разделочная. Стоявший у двери полицейский отступил в сторону. Девочка открыла дверь. Элена, Сарате и остальные сотрудники отдела шли за ней на некотором расстоянии, чтобы не мешать. Изнутри сарай освещался прожектором. Генератор, от которого тот работал, жужжал в ночной тишине. Девочка повернулась к Элене, затем подняла правую руку и указала на бочку с фаршем, которую они видели при обыске. Бочка была полна до краев. Невинный взгляд малышки остановился на Элене. Кошка выпрыгнула из рук девочки и с мяуканьем приземлилась на пол. Девочка еле слышно проговорила:

— Вот здесь она. Ческа.

Глава 51

И ферма, и окружавшие ее поля — все было так же черно, как небо безлунной ночи. Лица полицейских, машины, прожекторы. Все было лишено смысла. В том числе слова. Сарате словно болтался в воздухе, не зная, рухнет ли сейчас на землю или легко на нее спланирует. Дышать мешала острая боль в груди — туда как будто вонзили клинок. Его нервная система отказывалась функционировать, он не понимал, что делает и где находится. Плачет ли он? Кричит? Кто его окружает?

— Уведите ее в дом! — сказал кто-то.

Сколько можно выносить эту боль? Когда уже остановится сердце? Кто-то схватил его за плечо, куда-то потянул. Хотел, чтобы он поднялся на ноги или, наоборот, опустился на землю. Он ничего не соображал. Перед глазами была бочка с фаршем и кровью, над которой вились насекомые. Все заслоняла она…

Кого-то рвало.

Кто-то рыдал.

— Она издевается над нами! Эта маленькая дрянь издевается над нами!

Небо оставалось таким же беспросветным. Как будто они все находились в пасти чудовища, готового их проглотить.

Ческа.

В голове у Элены крутилась песня Каэтану Велозу «Одинокий». Ее пел голос Чески. Инспектор стояла посреди разделочной, не в состоянии пошевелиться. Сил хватало только на то, чтобы закрыть глаза и отдаться песне: «Иногда в ночи я представляю себе нас двоих». Пахло мясом и кровью. Плотью и кровью Чески. Насекомые жужжали над бочкой. «Лежу и мечтаю, соединяя прошлое, настоящее и будущее…»

— Это бред, этого не может быть!

Снова слезы. Это плакал Ордуньо. Он бесцельно бродил по двору, словно контуженный. Дезориентация, звон в ушах. Они готовились к худшему, но такого не могли себе даже представить.

— Она была жива, когда с ней это делали?

— Может, девчонка выдумывает.

Рейес сидела на земле перед сараем. Ее кроссовки были перепачканы рвотой. В дверях статуей застыла Элена. Спецназовцы пытались помочь Сарате, у которого началась паническая атака. Силуэт Ордуньо постепенно растворялся вдали, словно он решил никогда сюда не возвращаться. Девочка вернулась в дом в сопровождении психолога. Сколько времени прошло? Происходящее напоминало старый киносеанс, когда пленка сорвалась и кадры беспорядочно замелькали на экране.

— Надо сделать преципитиновый тест, чтобы понять, человеческая это кровь или животного. А это возможно только в лаборатории, где есть морские свинки. — И Буэндиа стал разъяснять Элене суть анализа.

Когда на ферму приехали все эти люди? Рейес потеряла счет времени. Она смотрела на небо; все еще была ночь — вечная, что ли? В сотне метров от разделочной поставили палатку. Оперативный штаб. Там, наверное, уже работает Марьяхо. А где Ордуньо? Где Сарате?

— Мы же все понимаем, каким будет результат. — Мрачное бормотание инспектора Бланко донеслось до Рейес, как порыв ветра.

Надо найти в себе силы и встать. Помочь коллегам, обнять их, а потом мчаться на поиски Антона, повелителя этого ада. Но ноги все еще дрожали, и впервые со своего прихода в отдел Рейес почувствовала, что не готова к этой работе. Из отрешенного состояния ее вывели крики — Сарате вырывался из рук полицейских.

— Мне надо с ней поговорить!

Что ему отвечали, Рейес не смогла разобрать. Бессилие Сарате сквозило даже в его ярости.

— Где она? — спросила Элена.

Кто-то сообщил, что девочка в своей комнате с психологом. Социальные службы уже уведомлены и займутся ею. Инспектор направилась в дом. Сарате последовал за ней. В молчании они поднялись по лестнице, прошли место, где обнаружили труп Касимиро. Видимо, дежурный судья уже побывал здесь, потому что труп забрали, остались только метки криминалистов и кровавые пятна на полу. Комната девочки находилась в конце коридора. Перед тем как войти, Элена обернулась и заглянула в глаза Сарате. В состоянии ли он сдерживать свое горе, можно ли пускать его в комнату? Ему это было необходимо, но Элена понимала, что он потребует от ребенка невозможного: сказать, что этот фарш — не Ческа. Что его коллега, его женщина, его подруга смогла сбежать. Элена сознавала, что не должна допустить давления на свидетеля, но прогнать Анхеля не могла.

— Как тебя зовут? — Элена села напротив девочки. Не получив ответа, она вопросительно посмотрела на женщину-психолога, не отходившую от ребенка.

— Она не хочет разговаривать.

— У тебя нет выбора. Говорить придется. — Напряжение Сарате прорывалось наружу, как он ни старался сдерживаться. — Кто это сделал с… Антон?

— Мы понимаем, что тебе страшно, но ты должна рассказать, что здесь происходило.

— То, что происходит в доме, остается в доме, — пробормотала девочка. Видимо, эту мантру она слышала бессчетное количество раз.

— Антон не вернется. И Хулио тоже. Они здесь больше не главные. Главные теперь мы, и слушаться надо нас. Скажи, как тебя зовут.

— Малютка.

— Малютка?

Девочка кивнула и добавила, гладя свою любимицу:

— А это Кошка. Я не люблю имена. Я ей так и сказала. Сказала, что не хочу знать, как ее зовут.

— Ты Ческе это сказала? — Элена заметила, что малышка взволнована. Когда она гладила кошку, ее руки дрожали. Жизнь посреди этого ужаса не лишила девочку способности чувствовать. Она была привязана к животному, и гибель Чески явно причиняла ей боль. Это будет нелегко, но Элена знала, что должна размотать этот клубок и постепенно, шаг за шагом, вытянуть из Малютки, что же произошло на ферме.

— Они все туда спускаются, в подвал… И Хулио, и Касимиро, и Серафин… все… Антон всегда последний. Он последний, потому что после него они уже не живые. Вот я ей и сказала, что не хочу знать ее имя. Они всегда умирают, а я потом плачу. Антон говорит, что плакать о гостьях — это как плакать о свиньях.