Карин Фоссум - Глаз Эвы
Потом она нашла под скамейкой пару старых ботинок, правда, шнурки завязать оказалось не так-то просто. Пальцы начали оттаивать, но все равно проделывали привычные операции ужасно медленно. Она запихнула грязную одежду в рюкзак, который ночной гость отшвырнул в угол. Надела рюкзак на спину, в одну руку взяла фонарик, в другую – ведерко. Не стоит больше возиться с узким кухонным окошком – после всего того, что здесь произошло. Входная дверь была заперта снаружи. Она снова прошла в спальню, сорвала одну из занавесок и широко раскрыла окно. С наслаждением вдохнула в легкие горный воздух и взобралась на подоконник. И спрыгнула.
***Мужчина в темно-синем «Саабе» уезжал все дальше и дальше от дачного поселка. Лицо его было искажено злобой, глаза яростно сверкали. Деньги пропали. Кто-то его опередил, и он не мог понять, кто. Машина тряслась и подпрыгивала на гравиевой дороге, и он чертыхался снова и снова. По левую руку от него лежало озеро, вокруг стояла полная тишина, в большинстве дач было темно. Он чувствовал, что его обвели вокруг пальца. Произошло что-то, ему совершенно не понятное, и он возвращался мыслями в прошлое, пытался найти хоть какое-то объяснение этой катастрофе, этому невероятному факту – кто-то влез в дачу и похитил деньги. Его деньги. Ему было совершенно ясно, что произошло. Все остальные вещи были на месте, и бинокль, и фотоаппарат. На телевизор и радиоприемник тоже никто не покусился. Даже винный погребок, устроенный в подвале, остался нетронутым. Он в бессильной злобе стукнул кулаком по рулю и сбросил скорость на повороте. Какое-то внезапное озарение заставило его повернуть влево, и он увидел небольшую дорогу, всю в ухабах, ведущую прямо к озеру, на берегу которого стояла заброшенная дача, точнее развалюха, сарай. На даче явно никого не было, судя по внешнему виду, там уже давно никто не жил. Он доехал практически до самой воды, но мотор не выключал. Ему надо было успокоиться. Нашел во внутреннем кармане сигареты и закурил, задумчиво глядя на огромную ровную гладь озера. Лицо его было узким, глаза – близко посажены, волосы и брови темные. Он был бы даже красив, если бы не выражение лица, жесткое и обиженное; и даже в те редкие минуты, когда он улыбался, это выглядело не слишком искренне. А сейчас он не улыбался. Он нервно курил; его раздражал мотор, урчавший в тишине; он заглушил его. Открыл дверцу, сделал пару шагов к воде, чтобы еще лучше рассмотреть потрясающей красоты пейзаж. Когда фары погасли, стало очень темно; из темноты величественно выступали горы. Они были похожи на огромных доисторических чудовищ, которые лежали и спали вокруг огромной ямы с водой. Внезапно его охватило непреодолимое желание зарычать в этой темноте – может, они проснутся и зарычат в ответ. И тогда он заметил автомобиль. Старую «Аскону». Она стояла позади дачи, вид у нее был покинутый. Это показалось ему странным. Неужели на этой даче есть люди? Он подкрался поближе – он уже не был уверен в том, что он здесь один; попытался заглянуть в машину через боковое стекло. Дверца машины была открыта, это было еще более странно. Но машина была пуста, ни на сиденьях, ни у заднего стекла ничего не лежало. Он снова выпрямился и осмотрелся. Вдруг ему пришла в голову одна мысль, он вернулся к своей машине и залез в нее. Сидел в машине и курил. Докурил сигарету до самого фильтра, раздавил окурок в пепельнице и прикурил новую.
Внезапно Эва почувствовала, насколько же она вымоталась. Она с трудом волочила ноги, бредя по вереску и кочкам и постоянно спотыкаясь. Казалось, что ведерко, которое она тащила в онемевшей руке, весит целую тонну, но в пуховом костюме не было карманов, а класть деньги в рюкзак вместе с одеждой, испачканной в дерьме, ей не хотелось. Кто знает, а вдруг от денег тоже будет вонять? Она уже выбралась на дорогу, идти стало гораздо легче. Она шла так быстро, как только могла, но ноги не слушались, казалось, они не поспевали за ней. Она чувствовала пятки, но совершенно не чувствовала онемевших пальцев. Перед ней простиралось пустынное плоскогорье, она поискала глазами ту дачу, в которой горел свет, когда она направлялась к Майиному домику. Сейчас дача была погружена в темноту. Эва приходила в отчаяние, думая о том, какой длинный обратный путь предстоит ей проделать на машине, но уж если ей удалось сделать то, что она сделала, она сумеет как-нибудь и до дома добраться. Может быть, ей повезет, и она по дороге встретит круглосуточную бензозаправку. Такую, где продают сосиски и гамбургеры, колу и шоколад, и даже венгерские ватрушки – четыре штуки в упаковке. И горячий кофе. Есть хотелось страшно. Как только она подумала о еде, то уже не могла остановиться. Если она вообще сможет куда-то зайти, ведь от нее наверняка ужасно воняет, она просто притерпелась к запаху. Ей становилось не по себе, когда она представляла, что могут подумать люди, если она войдет в теплое освещенное помещение, воняя дерьмом. Она уже видела узкую дорогу к озеру, переложила ведерко в левую руку, а фонарь взяла в правую. Все вокруг казалось пустынным и безлюдным, но она все же не могла заставить себя включить фонарь, во всяком случае, решила она, не раньше, чем она подойдет к машине и соберется отъезжать. Чем меньше шансов, что ее увидят, тем лучше. Ее еще никогда так не тянуло к собственной машине, еще никогда не хотелось курить так сильно, как сейчас. Она спрятала сигареты в машине, потому что не хотела оставлять после себя окурки. Она фыркнула, вспомнив все, что произошло с ней ночью, и прибавила шагу. Оставалось пройти всего несколько метров, но тут произошло нечто, что заставило ее резко остановиться. Тишину разрезало жуткое рычание, и внезапно она оказалась в самом центре пучка галогенового света. Она стояла, как столб, держа в руках ведерко и фонарь, и не могла сделать ни шага. Наконец до нее дошло, что источником этого света и шума был автомобиль, который внезапно вырос прямо перед ней; и она побежала от этого слепящего света, прыгая с кочки на кочку, она бежала все дальше и дальше по вереску, летела, как будто речь шла о жизни и смерти, судорожно сжимая ведерко в руке. Она по-прежнему слышала звук мотора, она будет бежать, пока будет его слышать, а если звук исчезнет, ей придется упасть на землю. Но бежала она недолго – неожиданно поскользнулась и рухнула ничком вперед во весь свой немалый рост; она лежала на животе, судя по всему, вывихнув ногу. Она чувствовала, как ветки и соломинки царапают ей лицо. Она лежала, не шевелясь, как мертвая. И мотор тоже словно бы умер, но она услышала, как открылась дверца машины. Теперь она все поняла. Он обнаружил ее автомобиль, он просто сидел и поджидал ее. Вот и все, подумала она. Возможно, у него есть оружие. Наверное, пуля в затылок станет последним, что ждет ее в этой жизни. А деньги – на самом деле – это не самое важное, теперь она даже удивилась, сколько же невероятных усилий она потратила ради того, чтобы получить эти деньги. Честно говоря, это было уму непостижимо. Единственное, что имело значение, это Эмма, и еще отец. И еще, чтобы были деньги на пару бутербродов, на счета и тепло. Она думала об этом, прислушиваясь к его шагам по вереску. Но она не могла определить, приближаются ли они или наоборот. Она положила голову на руки, ей хотелось только спать, ведь это же на самом деле все равно не ее деньги, именно поэтому все так и произошло, все из-за того, что она так много думала про эти деньги. Но она взяла себя в руки и вспоминала об Эмме; ей надо убежать от этого мужчины, который шумно идет через вереск; и она осторожно поползла на животе; это было не так уж тяжело – пуховый костюм скользил по земле. Она по-прежнему слышала шаги преследователя; но, пока он сам идет, он не сможет услышать ее. Она проползла еще немного и замерла, потом еще немного – и опять замерла. Он довольно далеко, плоскогорье большое, а у него с собой не было даже фонарика. Вот что значит – пойти на дело неподготовленным, подумала она, стараясь тянуть за собой ведерко так, чтобы оно не гремело. Потом она услышала, как его автомобиль снова завелся, увидела свет, шарящий по окрестностям. Она вжалась в землю, стараясь стать невидимой. Неужели ей опять повезло? Волосы у нее черные, пуховый костюм темно-синий, но ведро! Ведро было почти белым. Она легла на него животом, иначе он непременно заметил бы это светлое пятно. Как глупо, что она взяла с собой это здоровое ведро, он непременно увидит его. Еще немного – и он примчится сюда на машине и увидит ее, освещенную фарами. Он может ее просто задавить, проехать по ней всеми четырьмя колесами, и никто не поймет потом, что же здесь произошло. Почему она лежит тут, задавленная, на этой безлесной горе, в пуховом костюме, который явно не подходит ей по размеру? И пахнет дерьмом. Ни Эмма, ни Юстейн, ни отец – никто не узнает, как она погибнет. А убийца Майи, возможно, так и останется на свободе.
***Мужчина покачал головой и нажал на педаль газа. Ему показалось, что он что-то видел в темноте, что-то белое, оно словно бы пролетело по воздуху. Он пристально смотрел по сторонам, медленно поднимаясь по дороге, свет фар ощупывал то, что лежало в полной темноте по правую и левую сторону. Наверное, ему просто почудилось. Может, это была просто овца. Правда, сейчас в горах овец нет, но наверняка это была либо птица, либо лиса или заяц.
