Хьелль Даль - Человек в витрине
— Без комментариев.
— Что?
— Я сказал: без комментариев.
Фрёлик выпрямился.
— Стокмо, не забывайтесь! Здесь допрос, а не пресс-конференция.
Стокмо не ответил. Фрёлик кивнул:
— Ну а все-таки, как вам кажется: у Рейдара было приличное состояние?
— Вряд ли.
— Но счета в банке у него, наверное, есть, — задумчиво предположил Фрёлик.
Стокмо пожал плечами.
— Вы приезжали к нему домой в тот день, когда его убили?
Стокмо кивнул.
— Зачем?
— Хотел поговорить с Рейдаром.
— О чем?
— Напомнить о долге.
— Ну и как, поговорили?
— Нет.
Фрёлик записал ответы, поднял голову и стал ждать. Стокмо не с первого раза прикурил свою самокрутку, глубоко затянулся и задержал дым в легких. Потом наклонился вперед, зажав сигарету между ладонями и глядя перед собой ничего не выражающим взглядом.
Интересно, подумал Фрёлик, сколько времени ему удастся хранить молчание. Стокмо откинулся на спинку кресла и принялся раскачиваться туда-сюда, словно забывшись в мыслях. Некоторое время только и было слышно, как скрипят по линолеуму полозья качалки и потрескивают березовые поленья в печке да гудит сама печка. Вдруг он выпрямился, вздрогнул, словно пробудившись ото сна, и спросил:
— У вас ко мне еще что-то?
— Мне надо знать, что произошло в тот вечер, когда вы увиделись с Рейдаром, — ответил Фрёлик.
— Он приехал на такси. Я подошел к нему и спросил, где мои деньги. Он велел мне убираться к черту и вошел в дом.
— Где вы его ждали, на улице?
— Сначала я поднялся в квартиру, но его дома не было, а женушка его сказала, что ждет его в любую минуту.
— Что вы сделали после того, как Есперсен вошел в дом?
— Уехал.
— Куда вы поехали?
— К одной знакомой.
— Что за знакомая?
— Ее зовут Карина. Живет на Терезегате.
— Сколько времени вы у нее пробыли?
— Не помню. Несколько часов мы были заняты. От нее я поехал к сыну. Когда я в городе, то обычно ночую у него. Вот и в тот день я переночевал у него, а на следующий день вернулся сюда.
— Когда вы приехали к сыну?
— Где-то около одиннадцати.
— Вы пробовали снова связаться с Рейдаром?
— Зависит от того, что вы имеете в виду. — Фрёлик удивленно поднял брови. — Ну да, пробовал… утром на следующий день.
— Во сколько?
— От сына я вышел в восемь и сразу поехал в Энсьё. У них там склад и контора. — Стокмо замолчал.
— Вы ждали его в Энсьё в пятницу, в восемь утра?
— Я ведь, кажется, так и сказал.
— В Энсьё он тоже не проявил к вам сочувствия?
— А он там и не объявлялся. Я прождал до одиннадцати. Сидел ждал его в машине три часа. А он даже не появился!
— Вы уверены?
— Думаете, я вру? Не было его. Вот почему вечером я поехал к нему домой, на улицу Томаса Хефтье.
— А где вы были в промежутке?
— У Карла Эрика, моего сына. Помогал ему часов до пяти. Потом мы перекусили, и я поехал к Рейдару.
— Ваш сын был дома, когда вы вернулись к нему — после того, как побывали на улице Томаса Хефтье?
— Да, наверное.
— Что значит «наверное»? Разве вы с ним не виделись, не разговаривали?
— Нет. У него в тот день ночевала его подружка. Карл Эрик живет над мастерской. Наверное, вы уже побывали в Турсхове. Раз нашли сюда дорогу с первого раза, значит, побывали… Когда подружка остается у него на ночь, я обычно укладываюсь в пристройке за мастерской. Я лег спать и продрых до утра.
— Вы виделись с Фольке-Есперсеном примерно в четверть восьмого. От него отправились к некой Карине. Как ее фамилия?
— Не знаю, — буркнул Стокмо и начал нехотя вспоминать вслух: — Смидт? Сместад? Как-то на «С». Не помню.
— У вас есть ее телефон?
— Да. И адрес тоже.
— Хорошо. Значит, вы поехали к Карине и пробыли у нее до без четверти одиннадцать?
— Возможно.
— А когда приехали в Турсхов, в мастерскую? В одиннадцать?
— Более-менее.
— И сразу пошли спать?
— Наверное, сначала покурил, почитал газету…
— Во сколько вы легли?
Стокмо пожал плечами:
— Я не смотрел на часы.
— И ни с кем не разговаривали?
— Нет.
— Вы в ту ночь возвращались к Есперсену?
— Нет, я же вам сказал!
Фрёлик бросил на него задумчивый взгляд. Он пока сам не понимал, верит Стокмо или нет.
— Вы виделись с сыном на следующее утро?
— Да вы что! Ведь была суббота, верно? А у него подружка ночевала…
— Иными словами…
— Иными словами, алиби у меня нет, как вы это называете! — отрезал Стокмо.
— Почему вы так враждебно настроены? — поинтересовался Фрёлик.
— Ничего я не враждебно настроен. Просто не люблю ходить вокруг да около. Я перестал общаться с Рейдаром, потому что и он, и его родственнички вот как меня достали! — Стокмо провел пальцем по шее и продолжал: — И все-таки я хотел получить должок, и мне хватило глупости напомнить о нем!
Он ударил кулаком по столу. Фрёлик молча наблюдал за ним. За угрюмостью Стокмо угадывалась только ярость. Он попытался представить, как восьмидесятилетний старик держал в узде этого хмурого упрямца, но решил пока сменить тему:
— По вашим словам, Рейдар был хорошо знаком с вашим отцом…
— Да, они были старые приятели.
— Значит, вы сами познакомились с Рейдаром через отца?
— Да. Ну что, все у вас? Мне надо нарубить еще дров — и в сортир.
Фрёлик задумался.
— Я не уверен, что выяснил все, что мне нужно. Поэтому нам с вами, скорее всего, придется увидеться еще раз.
— Тогда лучше покончить со всем сейчас.
— Сколько Рейдар вам задолжал?
Стокмо мрачно ухмыльнулся. Фрёлик встал, подошел к окну и посмотрел на поле, почти занесенное снегом. Оно тянулось до самого замерзшего озера. Над вершиной холма на том берегу виднелась крыша коровника. Под деревьями паслись олени. Они щипали сено — кто-то выволок стог сена в снег. Одним словом, раскинувшийся перед ним зимний пейзаж можно было назвать гармоничным, даже идиллическим.
— Кстати, здесь очень красиво, — заметил Фрёлик, оборачиваясь к Стокмо, который по-прежнему сидел в кресле-качалке. — Если бы я здесь жил, я бы не злился так все время.
Стокмо не ответил.
— Имеет ли для вас какое-то значение число сто девяносто пять? — спросил Фрёлик.
— Такое же, как и один, семь или пятьдесят два. Никакого.
Фрёлик окинул Стокмо внимательным взглядом и хмыкнул:
— У вас ведь, кажется, есть судимость?
Он нарочно приберегал главный удар напоследок, потому что понимал: он непременно попадет в цель. Стокмо ссутулился, нахмурился, и взгляд у него сделался как у загнанного зверя.
Франк Фрёлик прислонился к стене и смотрел на Юнни Стокмо, сидевшего в кресле-качалке.
— Знаете, то, что вы уехали и спрятались, выглядит не очень красиво, ведь вы — один из последних, кто видел Фольке-Есперсена живым.
— Мы с ним…
— Заткнитесь, — холодно приказал Фрёлик. — Сами признались, что у вас старые счеты с Фольке-Есперсеном. Вы один из последних видели его в живых. У вас нет алиби на время его смерти. И все, что вы рассказываете, неубедительно.
Стокмо уставился в пол.
— Я дал вам возможность исправиться, но больше я сюда не приеду. Хотите как-то дополнить или изменить свои показания?
Стокмо медленно покачал головой.
— Вы должны быть готовы приехать по первому зову, — тихо сказал Фрёлик. — Возможно, очень скоро вы нам понадобитесь. Если я позвоню вам и вы хоть раз не ответите, я пошлю за вами двоих сотрудников, которые возьмут вас под стражу. Понятно?
Стокмо кивнул.
Фрёлик посмотрел на часы.
— А до тех пор, — сказал он, — постарайтесь найти хотя бы одного человека, который видел вас вечером и ночью тринадцатого января!
Глава 25
СКВОЗЬ ОГОНЬ
Автостоянка рядом с кладбищем Вестре была заполнена машинами. Гунарстранна с трудом нашел место и потому опоздал. Тяжело дыша, он потянул на себя тяжелую дверь часовни. Одновременно кто-то толкнул дверь изнутри. Гунарстранна увидел одетого во все черное сотрудника похоронного бюро, который внимательно оглядел его.
«…Человек, проживший долгую, богатую событиями жизнь», — гремел в динамиках мерный голос священника. Гунарстранна пригнул голову и поспешно сел у самого прохода в последнем ряду. Он заметил, что на него пристально смотрит еще один сотрудник похоронного бюро, и вежливо кивнул. Похоронщик еще долго смотрел на него.
