Харри Нюкянен - Ариэль
Мурак Лайя был невысок, возраст — чуть за тридцать. Короткие вьющиеся волосы. Он сидел на бетонных нарах в камере временного содержания задержанных в полиции Пасилы. Мы со Стенман допрашивали его уже почти час. Симолин и Оксанен слушали допрос через наушники, сидя за стеной, и сразу проверяли все, что могли.
По показаниям Лайи все происходило так.
Лайя был знаком с Таги Хамидом. Они встречались в популярном у арабов ресторане и несколько раз там ужинали. Хамид был при деньгах и угощал. Когда он переезжал жить на улицу Тойнен Линья, Лайя помогал ему перевозить вещи на своей машине. Неделю назад Хамид сказал, что его хорошему другу нужна машина на несколько часов, и спросил, не согласится ли Лайя одолжить автомобиль за приличные деньги. Лайя сначала колебался, поскольку подозревал, что машину могут использовать для чего-то незаконного.
Хамид посмеялся и заверил, что бояться нечего. В конце концов Лайя согласился, и Хамид сказал, что приятель, которому нужна машина, позвонит ему сам.
Позавчера ему позвонили. Звонивший говорил по-французски. Он попросил, чтобы Лайя отвез машину в Каллио,[28] оставил ее в определенном месте и приклеил ключи скотчем под бампером. Звонивший обещал вернуть машину на то же место и оставить плату в «бардачке». Так все и произошло.
Человек, который звонил, никак не назвался, и номер на мобильнике не определился. Увидав в газете фотографию Хамида и узнав, что случилось в Линнунлаулу, Лайя запаниковал и задумался, как же ему теперь поступить. Он рассказал об истории с машиной своей подруге, которая убедила его обратиться в полицию.
— А что вашей подруге понадобилось в вашей квартире?
— Я попросил ее взять машину и затем подхватить меня. Ключи находились в квартире.
— Почему вы не забрали их сами?
— Я работал.
— Где?
— На заводе красок… В Вантаа.
— Забудем про машину. У вас в квартире обнаружен гашиш и амфетамин.
Лайя помрачнел. Он, возможно, надеялся, что взрыв и пожар уничтожили наркотики.
— Это только для личного употребления.
— И автомат, и осколки гранаты. Криминалисты уверены, что взорвалась граната или в квартире находилось самодельное взрывное устройство, которое сработало, и детонация привела к подрыву гранаты. Вопрос в том, была ли бомба приведена в действие намеренно, или это случайность.
Лайя, кажется, был искренне ошарашен. На мгновение он застыл с разинутым ртом.
— У меня нет никакого автомата, бомб и гранат, я ненавижу оружие. Те, кто заложили бомбу, подкинули и оружие. Наверное, они хотят, чтобы вы считали меня каким-нибудь террористом или злостным преступником.
— Кто они? Кого ты имеешь в виду?
Лайя вышел из себя:
— Вы что, не понимаете, да тех же, кто убил Хамида, или это тот человек, который одалживал у меня машину.
— Что ты знаешь о них?
— Ничего. Я читал о них в газете. Я не идиот и не верю, что это случайность.
— Ты перепродавал наркотики, в том числе и Хамиду. Судя по всему, ты знаешь кого-то из его компаньонов по бизнесу.
— Я не перепродавал. Одалживал пару раз, но я никакой не террорист. Я бежал из своей страны, спасаясь от насилия, я ненавижу насилие. Я живу здесь семь лет, и Финляндия — моя вторая родина…
— Ты одалживал наркотики?
— У него не было денег, и он сказал, что скоро получит большую партию амфетамина и гашиша. Обещал все отдать… Он так уже один раз раньше делал…
— Хамида убили и на тебя покушались из-за наркотиков?
Лайя мгновение подумал.
— Я уверен, что все это из-за Таги… Он вечно боялся, что с ним что-нибудь случится. Говорил, что если сохранит на руках несколько хороших карт, то сможет остаться в живых. Но не раскрывал, о ком он говорит.
— Что он имел в виду под «хорошими картами»?
— Какую-то важную информацию.
— Он не рассказывал, какую именно?
— Нет, но однажды он поехал на переговоры с каким-то типом и попросил меня заснять эту встречу. Я сфотографировал их, когда они встречались в Кайсаниеми.
— Когда?
— Месяца два назад.
— Где фотография?
Лайя вытер слезы со щек.
— В квартире у Тайны.
— Но это все равно не объясняет, почему тебя пытались убить. Кто мог узнать о фотографии?
Лайя поднял голос, почти срываясь на крик:
— Не знаю, я пытаюсь это понять, но не знаю! Я никакой не мафиози, я обычный человек, если я и нарушил что-то, то совсем чуть-чуть.
— А что, если Таги рассказал кому-то о фотографии, а заодно и о тебе?
— Зачем это ему? Он ведь тоже боялся.
— Он тебе говорил, кого он боялся?
— Однажды мы баловались гашиком, и он говорил что-то такое, но я тогда решил, что это просто бред. Болтал, мол, кто-то считает себя очень умным, но он обведет вокруг пальца всех этих еврейских ублюдков. Сказал, что на хорошую приманку можно поймать по-настоящему крупную рыбу.
— Еврейские ублюдки?
— Ну вообще-то он использовал более грубое слово.
— «Моше маньяк»? — предположил я.
— Вы знаете арабский? — изумился Лайя. — Именно это он и сказал.
— Ты предполагаешь, что он торговал наркотой с евреями?
— Да, но я не уверен на сто процентов. Он все время так осторожничал, так осторожничал.
— А что его кузен Али, у которого была автомастерская? Он тоже был в этом деле?
Лайя кивнул:
— Думаю, Али давал деньги на закупку. Один раз я присутствовал, когда Таги забирал полкило гашиша из автомастерской… Я не знаю, откуда гашиш там взялся.
— У Таги нашли целую гору пластита и оружие. Таги или Али могли готовить теракт?
Лайя провел по глазам, как будто вытирая слезы, но продолжил со смехом:
— Таги? Он всегда говорил, что вопросы веры ему до лампочки, пусть все живут как хотят, лишь бы ему не мешали. Для хорошей жизни ему нужна была красивая женщина, новый «мерс» и уютный домик на берегу моря. Он мечтал о комфортной и беззаботной жизни. Али был такой же, ходил в мечеть молиться, но самым важным считал деньги. Такие люди террористами не бывают.
Квартира подружки Лайи находилась в Тиккуриле.[29] Мы зашли, воспользовавшись ключами, полученными от Лайи. Фотография оказалась там, где и должна, в заклеенном скотчем конверте под хлебницей.
Снимок был сделан в парке Кайсаниеми летом. На заднем плане виднелась оранжерея ботанического сада. Двое мужчин стояли рядом друг с другом и беседовали. Один из них был Хамид. Узнать другого мне оказалось еще проще — Дан Каплан.
С нашей предыдущей встречи прошло уже более десяти лет, и вот теперь я натыкался на него на каждом шагу.
— Почему Хамид хотел запечатлеть встречу с Капланом? — недоуменно спросила Стенман.
— Я не знаю.
— Может быть, Каплан занимался наркоторговлей с Хамидом и тот полагал, что сможет при необходимости шантажировать его этим снимком.
Я, задумавшись, смотрел на фотографию.
— Лайя сказал, что снимок был сделан два месяца назад. У нас нет сведений, что он приезжал сюда в это время. Значит, он пересек границу по поддельным документам, — продолжила Стенман.
Я был готов поверить, что Дан уже не тот человек, каким уезжал из Финляндии, но я не мог представить его наркоторговцем. Мне удалось получить только два объяснения тому, почему он мог встречаться в Финляндии с наркодельцом вроде Таги Хамида, не повидавшись даже с родственниками или друзьями. Клейн рассказал, что Дан был вынужден уйти из армии из-за хищения оружия. Сам Дан сообщил примерно то же самое, только другими словами. Я не верил ни тому ни другому.
Окрестности автомастерской Али Хамида выглядели так же, как и раньше. Осень повзрослела на несколько дней, и деревья подсыпали листьев на крышу автодома. Скоро все завалит снегом, и Яппинен будет, как мышь, прокапывать себе тропинку.
Я постучал в дверь дома на колесах. Стенман стояла позади меня, как всегда изящно одетая. Вместо английской болоньевой куртки на ней было замшевое полупальто. Оно казалось теплым и дорогим, как и сама Стенман. На мой вкус, она выглядела уж слишком аристократично, но все-таки что-то в ней было.
Она мне нравилась.
Я сказал:
— Посмотри в окно.
За окном висела занавеска, но Стенман извернулась заглянуть с краю.
— Да, там кто-то есть.
Я постучал в дверь кулаком. Мои удары звучали скорее приказом, а не просьбой открыть дверь.
— Кто там, черт побери… в такое время…
«Таким временем» Яппинен назвал половину десятого утра — он явно принадлежал к категории сов.
Старик открыл дверь в нижем белье. Волосы взлохмачены, из жилища пахло нужником. Заметив Стенман, он покраснел.
— Если можно, я оденусь…
Он захлопнул дверь. Стенман взглянула на меня с веселым злорадством:
— Вот она — прекрасная и безмятежная холостяцкая жизнь.
— Да, именно такая, — подтвердил я.