Кунио Каминаси - Допрос безутешной вдовы
– Идемте, Минамото-сан? – прервала мое виртуальное эротическое творчество Мураками.
– Да-да. – Я потряс головой, чтобы прогнать этот тягостный, наркотический сон, и добавил вполне искренне: – Могу только гарантировать вам, Ирина, что мы еще увидимся!
– Без удовольствия! – отрезала Ирина.
– Всего хорошего! – поклонилась ей Аюми.
– Хм! – ухмыльнулась она.
– До свидания, Ирина, – кивнул я ей. – До скорого, до очень скорого свидания!
– Чао! – Ирина распахнула перед нами дверь, через которую мы демонстративно медленно покинули чертоги славянской femme fatal..
Якобы «специалист по торговым автоматам» за время нашей беседы с Катаямой сумел подняться с колен и теперь нехотя ковырял знакомой нам отверткой в верхней части все еще разверстого автомата. Он грустно посмотрел на нас, и мне пришлось строго показать на пол под его ногами, что означало, что свой постылый пост он покинуть пока не может. «Автоматчик» согласно пожал плечами, тихо вздохнул и продолжил знакомить отвертку с хитроумным приспособлением, которое выплевывает банку приторной химической отравы, красящей язык в невероятные цвета, стоит накормить его ста двадцатью иенами.
В лифте я приказным тоном обратился к капитану Мураками:
– Мураками-сан, давайте дуйте в управление к Нисио, все ему перескажите и добейтесь от него разрешения на все виды контроля. Понятно вам?
– Понятно, – стрельнула она по мне смышлеными глазенками. – А вы что будете делать?
– А я заберу вчерашний отарский «краун» и буду пасти нашу с вами подругу. Если, конечно, вы не возражаете?
– Вы будете пасти? – недовольно переспросила она, едва мы шагнули из лифта на персидские ковры гостиничного лобби.
– Можем, конечно, поменяться, – предложил я ей, будучи уверенным в своем успехе.
– Давайте поменяемся! – с радостью согласилась Аюми. – Я же следила за ней в Ниигате! Я все ее повадки знаю!
– А Саппоро вы знаете? – Я прищурился в ее направлении. – Вы здесь который раз?
– Хорошо, пойду к вашему полковнику, – вздохнула она, признавая свое поражение.
Ждать Ирину мне пришлось недолго: едва я выкатил из темного паркинга серебристый «краун», как из соседних ворот появился знакомый «диаманте». Ирина резко ударила по акселератору, покрышки заскрежетали по асфальту, и яс большим трудом успел следом за ней проскочить первый светофор. Она потыркалась в слепые переулки в районе бульвара Одори, убедив меня в том, что не одна только капитанша Мураками слабо разбирается в хитросплетениях строго перпендикулярных улиц центрального Саппоро. По дороге я не раз посетовал на то, что мы так до сих пор и не имеем «прослушки» ее мобильного, поскольку затемненные стекла ее стремительного «мицубиси» не позволяли увидеть, чем кроме отработки навыков вождения в сложных городских условиях заняты ее прекрасные руки.
Остановилась она там, где, по всей логике событий последнего получаса, и должна была остановиться: на обочине около входа в саппоровское отделение банка «Мичиноку». Неожиданным оказалось то, что в дверях банка она нос к носу столкнулась с моим другом Ганиным: он был неотразим в голубых джинсах и черной кожаной куртке, но яростная Ирина, видимо, так не посчитала, гордым коршуном пролетев перед его любопытным носом. Из правого переднего окна «крауна» я с улыбкой понаблюдал за тем, как сначала любопытный нос, а затем шаловливые глаза известного ценителя женской красоты Ганина проследили за парадным проходом изящной античной статуэтки в царство – вернее, учитывая скромные масштабы «Мичиноку», имеющего у нас всего лишь статус регионального банка, – в княжество мамоны.
Сначала присвистнул Ганин – от внезапного прикосновения, хотя бы только глазами, к прекрасному, а затем, приспустив стекло, свистнул я, чтобы привлечь внимание моего закадычного дружка, которому есть на что посмотреть и на его Саше и, соответственно, которому нечего пялиться на заезжих красоток, годящихся ему если не в дочки, то, по крайней мере, в самые младшие сестры.
– Ты чего здесь? – поинтересовался он у меня, подойдя к машине. – Тачка какая-то новая у тебя…
– Казенная, – успокоил я его. – А вот ты чего здесь?
– Да деньги предкам переводил.
– Предкам?
– Маме с папой! – перевел он сам себя. – Учишь тебя, учишь – а толку ни на грош!…
– У тебя что, тоже счет в «Мичиноку»?
– У меня да, а еще у кого? – Ганин распахнул надо мной свои огромные серые глаза, преисполненные одновременно удивлением и иронией, из чего я сделал, полагаю, верный вывод о том, что он опять кого-то или что-то цитирует.
– А вот красотку варьете видел? – кивнул я на дверь банка, за которой скрылась Ирина.
– Кабаре, – брякнул Ганин.
– Чего «кабаре»?
– Это была красотка кабаре – в варьете все страшные, как смертный грех, – разъяснил Ганин.
– Плевать, одна музыка! – небрежно произнес я. – Так вот у нее там счет, как и у тебя. А чего ты вдруг в «Мичиноку» счет завел, Ганин? Паршивенький банк-то…
– Согласен, но только это единственный банк японский, который в России с физлицами работает. И если у меня в нем счет, то легко и, главное, почти бесплатно можно перекинуть денежки мамочке с папочкой, которые у меня, как ты знаешь, Такуя, скромные физически-пенсионерские лица, нуждающиеся в регулярном материальном, то бишь физическом, вспомоществовании. Так что я сюда кое-какие деньги кладу и в Москву перевожу…
– Слушай, Ганин… – Мне пришлось прервать его пространный монолог на темы сыновней любви и благотворительности, поскольку меня вдруг посетила пронзительная и беспощадная мысль. – Ты это… Будь другом, вернись в банк, узнай, что этот цыпленочек в сапожках делает, а? Краем глаза…
– А ты что, сам не можешь? – Ганин заглянул в салон и ехидно принялся разглядывать мои брюки в районе паха.
– Не могу. – Мне пришлось в целях экономии времени оставить этот похабный взгляд без должного мужского внимания. – Мы с ней сегодня уже успели повздорить, и видеть меня она больше не желает. По крайней мере, без ордера на обыск.
– На обыск? – хмыкнул Ганин. – Когда получишь этот ордер, меня пригласи – я хочу ее обыскать!
– Тебе Саша твоя обыщет!
– А тебе – твоя Дзюнко! Она русская?
– Кто? Дзюнко?
– Цыпа твоя желтозадая! – недовольно пояснил Ганин.
– А-а, эта… Сахалинская…
– Значит, не совсем русская, – сделал Ганин странное заключение. – Звать как?
– Ирина. Иди давай!
Ганин вернулся через десять минут. На лице его не было и следа недавнего легкомыслия, впрочем, и серьезным назвать его было нельзя. Скорее, лицо его было элементарно задумчивым, что случается с ними обоими – и с лицом, и с Ганиным – чрезвычайно редко, поскольку мой друг гордится тем, что он может размышлять на самые высокие и широкие темы походя, без демонстрации на челе умственного напряжения и интеллектуальных потугов.
– Ну что, Ганин? – Я вылез из «крауна» ему навстречу.
– Да, в общем, ничего, – пожал он плечами.
– Что она там делает?
– Она деньги переводит, – ответил Ганин.
– Куда, не видел?
– Нет, конечно. Когда я к ней подкатил, она рукой бланки прикрыла… – все так же задумчиво произнес сэнсэй.
– А чего ты такой, Ганин, а?
– Какой «такой»? – Он посмотрел на меня своими серыми прозрачными ледышками.
– Шокированный.
– А-а, это… Понимаешь, Такуя, ни адресов, ни номеров счетов на бланке перевода я не разглядел, сумм – тоже. Но одно тебе могу гарантировать, что по крайней мере в одной сумме было девять цифр.
– Девять?! – воскликнул я и удивился неожиданной писклявости своего голоса.
– Девять, – согласно кивнул Ганин.
– Знаешь что, Ганин, ты давай бери этот «краун» и последи за ней. Она вон на том «диаманте» ездит, а мне в управление срочно надо!
– Ты чего, Такуя, сдурел? У меня третья и четвертая пара в академии! И зачем мне твой «краун» – я на своей колымаге!
– Я в академию звякну, все объясню! Давай, Ганин, не ломайся, попреследуй красивую женщину! Я тебе за это ее обыскать дам, когда ордер получу!
– Обещаешь? – У известного авантюриста всех времен и народов Ганина загорелись глаза.
– Обещаю!
– Ладно, давай ключи!
– Так ты же на своей? – ехидно напомнил ему я.
– От вас потом оплаты бензина не дождешься! – буркнул Ганин, принял у меня ключ от «крауна» и уселся за руль.
Я же пограничным шлагбаумом выбросил правую руку на проезжую часть, и через секунду в нее, визгнув тормозами, уперлось белое такси. Я подождал, пока водитель соизволит нажать на потайной рычажок, чтобы передо мной автоматически открылась задняя дверь, запрыгнул внутрь и еще в полете приказал таксисту гнать в Главное управление полиции Хоккайдо.
Глава 7
Всю короткую в плане километража, но с точки зрения хронометража – бесконечную дорогу до управления я вяло клял себя за свою вечно отравляющую мое существование несдержанность. Я от нее вечно страдаю, как бы ни старалась покойная мать воспитывать меня с малолетства скромницей и тихоней. Держать язык за зубами, а самого себя – в руках для меня все равно что какому-нибудь российскому политикану-краснобаю Жириновскому молчать в течение недели, то есть умозрительно это вполне возможно, но на практике неосуществимо. Правда, в данном конкретном случае у меня было пускай и слабое, но объективное извинение: не раскрой я в номере у Катаямы рот, все равно о тревожных для нее банковских делах она узнала бы, ведь звонок Нисио на мой сотовый всего-навсего дублировал звонок ниигатских парней на мобильник Мураками, и уж она бы точно не упустила случая продемонстрировать мне, как они там у себя, в Ниигате, оперативно работают. Но в любом случае я в течение резиновых десяти минут поездки, несмотря на ощутимое сопротивление со стороны объективно мыслящей части моего сознания, противобородавочным аммиаком рационализма выжигал дурацкую привычку раскрывать рот, когда того интересы дела вовсе не требуют.
