Маурицио Джованни - Боль
— Разумеется, скажу, — ответил он. — Не которые данные, которые стали известны в результате расследования, заставляют нас подозревать в убийстве Вецци некоего Несполи Микеле, по профессии певца-баритона из Королевского театра Сан-Карло. Я и бригадир Майоне, заслуга которого в поимке подозреваемого неоценима, мы допросили Несполи на месте, и он признался в преступлении. Но необходимо уточнить еще некоторые обстоятельства, чтобы выяснить, не было ли у него сообщников или мотивов нам еще неизвестных. Поэтому я пока не могу делать официальных сообщений.
Гарцо, слушая, то открывал, то закрывал рот. У комиссара мелькнул в уме образ большой трески в пиджаке и галстуке. Наконец Гарцо снова обрел дар речи.
— Я не уверен, что правильно понял вас. Разве вы не сказали, что этот Несполи признался в убийстве Вецци?
— Да, но…
Гарцо поднял руку, останавливая комиссара:
— Нет! Никаких но! Если у нас есть признание, а оно у нас есть, я не вижу причин для со мнений. Прошу вас уяснить раз и навсегда: одно дело — найти убийцу всего через два дня после убийства и совсем другое — продолжать расследование после признания. Если мы продолжим расследовать преступление, уже имея признание виновного, получится, что решение задачи само пришло нам в руки. Мы его не искали, а поэтому нашей заслуги тут нет. Думаю, я верно изложу вам мнение синьора начальника управления, если решительно выберу первый вариант. Поэтому, дорогой Ричарди, с одной стороны, — Гарцо показал единицу, сжав большой палец левой руки большим и указательным пальцами правой, — я от всей души поздравляю вас с блестящим раскрытием этого дела, а с другой, — теми же двумя пальцами правой он сжал указательный палец левой, — прошу вас воздержаться от продолжения расследования. Более того, ничего не сообщайте кому бы то ни было о ваших сомнениях. Вы согласны?
На лице Ричарди не дрогнул ни один мускул.
— Нет. Категорически не согласен. Так мы рискуем оставить одного или нескольких виновных на свободе, вы прекрасно это знаете. И навсегда оставить неизвестными некоторые обстоятельства этого дела, сейчас не поддающиеся объяснению.
На мгновение наступила тишина. Майоне и Понте неподвижно стояли на пороге, как статуи. Гарцо очнулся первым и сумел взять реванш:
— Я не намерен возвращаться к обсуждению этой темы, Ричарди. Мое распоряжение — это приказ. И вот еще что. Мы оба хорошо знаем, сколько раз вы заступались передо мной за своих ближайших сотрудников и как они вам дороги. Поэтому считаю важным напомнить вам, что за возможное неповиновение наказаны будут также и они. Поэтому, например, бригадир Майоне может вместо благодарности и весьма вероятной денежной премии получить суровое дисциплинарное взыскание. Учтите это.
Гарцо повернулся и твердой походкой вышел из кабинета. Понте отошел в сторону, пропуская его, а потом засеменил позади с притворной печалью во взгляде.
Майоне вошел в кабинет комиссара. Лицо у бригадира было красное.
— Ну и мерзавец этот Гарцо! — воскликнул он и закрыл за собой дверь.30
Ричарди рухнул на стул за письменным столом и печально посмотрел на сидевшего напротив него Майоне:
— Ты слышал? Теперь ты тоже либо герой, либо преступник. Третьего не дано.
Майоне смотрел на него и молчал. Ричарди вздохнул:
— Я должен отстранить тебя от этого рас следования, бригадир. С этой минуты ты больше им не занимаешься. Тебя ждет большая премия за проделанную работу.
Майоне продолжал смотреть на него.
— Поэтому добрый день, Майоне, и до свидания. Ты можешь идти.
— Комиссар, я никуда не уйду. Во-первых, я получаю приказы не от него, — бригадир указал головой на дверь, из которой выходил Гарцо, — а от своего непосредственного начальника, то есть от вас. А кроме того, я теперь хорошо знаю вас и, следовательно, когда работа закончена, а когда нет. Дело мы, по-моему, еще не завершили. Я это понял вчера вечером, а полностью убедился сегодня утром, когда посмотрел на ваше лицо. И еще, у меня каприз, хочу показать этому господину и его комнатной собачонке Понте тоже, что он ошибается. Знаете, мне жаль упускать случай. А премия по большому счету мне не нужна. Мои дети не привыкли держать в руках слишком много денег. Парни с большими деньгами вырастают невежами. И последнее, — бригадир, высмеивая Гарцо, сжал мизинец своей левой руки двумя пальцами правой, — для меня существует нечто более отвратительное, чем преступник на свободе. И это нечто — невиновный человек на каторге.
Ричарди покачал головой и снова вздохнул:
— Я знал, что ты упрямый старик. На днях напомни мне, что я должен отправить тебя на пенсию. Однако ты прав, дело не завершено. В нем есть обстоятельства, которые мне не вполне понятны. Нужно их прояснить, тогда мы сможем отдыхать.
Майоне положил на письменный стол номер ежедневной газеты, который принес с собой:
— В этой газете мы уже герои. Смотрите: «Полиция после всего двух дней неустанных поисков обнаружила и передает в руки правосудия жестокого убийцу тенора Вецци. Подробности в рубрике «Новости». Раз уж наши поиски неустанные, значит, мы и дальше должны искать без устали. Само слово велит нам это, верно?
— Ты прав. Но мы должны остерегаться Гарцо и тех, кто ему послушен. Поэтому возьми отгул на один день. Я дам его тебе будто бы для того, чтобы ты отвел сына к врачу. Но на самом деле я даю тебе поручение. Ты ведь знаешь того типа, который живет над кварталами, как его прозвище… Малышка? Он всегда в центре событий и всегда знает, кто что делает.
— Трансвестит-проститутка? Конечно знаю. Каждый раз, когда мы задерживаем проституток, он всегда среди них и в женской одежде. Кстати, она идет ему больше, чем обычным женщинам, извините меня, комиссар, если я их обидел. Но он симпатичный и очень всех смешит.
— Этот самый. Сегодня же утром ты должен его разыскать и спросить, что ему известно о человеке, чье имя я тебе сейчас напишу.
Ричарди взял листок бумаги, окунул перо в чернильницу, написал имя и передал записку бригадиру.
Майоне прочел имя, кивнул и улыбнулся.
— Значит, она, да? Я заметил, что он на нее странно посмотрел. И был уверен, что от вас это тоже не ускользнет. Хорошо, комиссар. Ни о чем не беспокойтесь.
— Иди, но перед этим вели привести ко мне Несполи.
Было ясно, что певец не спал всю ночь. Под глазами пролегли черные круги, на лице отросла черная щетина, густые волосы были растрепаны. Призрак краха его жизни снова стал плясать вокруг него; Несполи знал, что теперь этот призрак никогда не остановится. В камере перед глазами Микеле прошли отец и мать, братья и земляки — все, кто отдал много или мало, чтобы он мог учиться, чтобы порадоваться, увидев, как он выступает в Сан-Карло. И вот теперь, когда их мечта сбылась, он все разрушил.
Но он не мог поступить иначе, и хорошо это знал. Он поступил так, как должен был поступить, правильно и по справедливости. Поэтому был спокоен, когда смотрел в зеленые прозрачные глаза комиссара, иногда моргая от яркого утреннего света, проникавшего в кабинет через окно.
Микеле подумал, что этот сыщик, хотя и занимается позорным делом, честный человек и достоин его уважения, несмотря на то, в каком положении он сам сейчас находится. Прежде всего, комиссар смотрит людям прямо в глаза, а Микеле редко приходилось встречать таких людей. Кроме того, певцу казалось, что сыщик страдает так же, как и он. И последнее, сыщику недостаточно признания, он захотел копнуть глубже и понять. Значит, он умен. Умный и честный сыщик — редкое и опасное сочетание.
Ричарди молча смотрел на Несполи, потом кивком отослал прочь полицейского-конвоира и продолжал сидеть, поставив локти на крышку стола и уперев подбородок в сцепленные руки. Несполи, стоявший перед ним со скованными руками, выдержал его взгляд. Прошла еще одна долгая минута, и Ричарди заговорил:
— Несполи, я знаю все. Я все понял. Еще вчера вечером. Осознаете ли вы, что делаете и навстречу чему идете? Вы попадете на каторгу на тридцать лет и выйдете оттуда стариком. Если вообще выйдете, такой человек, как вы, не сможет прожить тридцать лет среди преступников.
Несполи смотрел на него не мигая и не дыша.
— Его убили не вы. Я это знаю. И также знаю, кто его убил.
Певец безмолвно моргнул.
— Подумайте о тех, кто вас любит. У вас есть мать, братья. Я не могу поверить, что у вас нет ни одной причины, чтобы хотеть жить, быть свободным. Вы должны хотеть этого хотя бы для того, чтобы петь. Я слышал вас вчера — вы отличный певец.
На лице Несполи не дрогнул ни один мускул. Но из правого глаза вытекла слеза, заскользила по щеке. Похоже, он не заметил.
— Вы так сильно привязаны к этой женщине? Что она сделала для вас, чтобы заслужить такую жертву? Почему вы дарите ей свою жизнь?
Микеле продолжал гордо смотреть на Ричарди, а тот, увлеченный своей речью, наклонился вперед.
— Если вы не поможете мне, как я смогу по мочь вам? Если вы не откажетесь от своего при знания, я больше не смогу работать над вашим делом. Позвольте мне хотя бы попробовать. Не допустите, чтобы именно я послал невиновного человека на каторгу! Прошу вас, откажитесь.
