Хокан Нессер - Человек без собаки
Роберт Германссон живет в Стокгольме. Хенрик Грундт прописан у родителей в Сундсвале, но, помимо этого, снимает комнату в общежитии в Упсале, где только что закончил первый семестр на юридическом факультете университета. Вернее, почти закончил — экзамен смещен на январь.
У заявителя нет никаких предположений, куда могли деться пропавшие и что с ними случилось; не знает он также, есть ли какая-нибудь связь между этими двумя исчезновениями.
Розыск объявлен вчера в десять вечера, но пока никаких дополнительных сведений не поступало.
Еще одна подробность, о которой заявитель не упомянул, но она все равно стала известна: тот, кто исчез первым, Роберт Германссон, известен скандалом, связанным с реалити-шоу «Пленники на острове Ко Фук», в котором участвовал под тем же именем.
— Дрочила Роберт? — спросил Барбаротти.
Молльберг не стал повторять сомнительное выражение — просто кивнул.
Странная история, припомнил Гуннар слова Асунандера.
Комиссар обычно не преувеличивал — и на этот раз, похоже, от своего правила не отступил. Гуннар Барбаротти недоуменно покачал головой, залез в машину и поехал на Альведерсгатан.
Двое исчезают из дома один за другим в самое темное время года? Странная история… это даже мягко сказано.
И Карл-Эрик Германссон и его жена Розмари были очень бледны, но Карл-Эрик выглядел собранным и спокойным, а вот жена его, похоже, совершенно растерялась. Барбаротти подумал, что неплохо бы следовать своему золотому правилу: разговоривать со свидетелями поодиночке. Ладно, пока сойдет и так.
По крайней мере, для начала. Если понадобится более тщательный допрос, тогда он может поговорить и поодиночке. Они сидели в гостиной. Мебели, по его мнению, было многовато. Вообще вся обстановка и некоторый сумбур стилей и цветов свидетельствовали, что обитатели этого дома прожили долгую жизнь, не особенно следуя очень и очень недешевой путеводной звезде под названием «хороший вкус». Диваны темно-коричневой кожи ведут происхождение наверняка из семидесятых, стеклянная горка сливочного цвета с подсветкой намного моложе. На стенах — разношерстные картины в нелепых рамах, призванных, очевидно, высосать из полотен последние соки. Желто-голубые обои с бордюром в виде бордовых цветочных гирлянд. Розмари поставила на большой дубовый стол кофе и несколько видов печенья. Голубые чашки, ярко-красные рождественские салфетки… какого черта, обругал себя Гуннар Барбаротти. Что я, собрался писать интерьерный репортаж?..
— Итак, меня зовут инспектор Барбаротти, — представился он. — Я назначен заниматься этим делом. Попытаюсь решить его ко всеобщему удовлетворению.
— Делом? — спросила Розмари и уронила печенье на колени.
— Давайте сначала установим факты. — Он достал блокнот. — Значит, вы решили собрать всю семью по случаю…
— По случаю того, что моя дочь и я родились в один и тот же день, — четко проговорил Карл-Эрик и поправил блестящий зеленый галстук. — Как раз в этом году совпали юбилеи: мне шестьдесят пять, ей сорок.
— Какого числа?
— Во вторник двадцатого. То есть позавчера. Мы решили отметить этот знаменательный день просто, в кругу семьи. Мы не любим пышных торжеств, не правда ли, Розмари?
— Да… то есть нет. Не любим, — подтвердила Розмари.
— Трое наших детей с семьями. Десять человек… если считать полуторагодовалого внука. Все собрались в понедельник, а торжественный вечер был на следующий день. Во вторник.
— Но к этому времени один человек уже исчез? — спросил Барбаротти и осторожно отхлебнул кофе. К его удивлению, кофе оказался крепким и вкусным. Я должен бороться с предрассудками, решил он про себя.
— Да, это правда, — задумчиво покивал Карл-Эрик. — Боюсь, в тот момент мы не придали этому надлежащего значения.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему вы не придали значения? Это ведь ваш сын исчез в ночь с понедельника на вторник? Роберт?
— Да, Роберт, — обреченно сказала Розмари.
Гуннар Барбаротти посмотрел на нее поощрительно, но обратился опять к мужу:
— Вы сказали, что не придали этому значения. То есть не приняли всерьез или не сочли его исчезновение странным? Значит ли это, что у Роберта были причины избегать вашего общества? Или вы думали, что знаете, куда он направился?
— Ни в коем случае! — раздельно произнес Карл-Эрик. — Но я понимаю… возможно, ситуация требует некоторых разъяснений. Мой сын… я имею в виду, конечно, наш сын… он был немного не в себе в последнее время.
Интересная формулировка, подумал Барбаротти. Если человек мастурбирует на всю страну по ящику, он наверняка и в самом деле не в себе. Краем глаза он заметил, что Розмари сидит, опустив голову, и методично рвет на коленях красную салфетку на все более мелкие куски. С минуты на минуту сорвется.
— Я знаю про эту программу, — сказал Гуннар. — Сам не видел, вообще почти не смотрю ТВ. Значит, вы считаете… вы связываете его исчезновение с… а как он вообще себя чувствовал? Как выглядел? Какое настроение?
Карл-Эрик Германссон, сомневаясь, посмотрел на жену и опять поправил галстук. Шелковый, определил Барбаротти. Шелк, судя по блеску, тайский, решился он на более квалифицированную догадку. Наверное, получил в подарок к юбилею.
— Не знаю, как сказать… я так и не успел поговорить с ним по душам. Это входило в мои планы, но случая не представилось. Не всегда получается, как задумано.
Карл-Эрик произнес эти слова и весь как-то осел, как будто сделал нежелательное, но вынужденное признание. Что ж, самое время поспрашивать жену.
— Роберт приехал в понедельник около семи вечера, — сказала Розмари. — Они все приехали почти одновременно. Поужинали, посидели за столом. Мы с Карлом-Эриком пошли спать, а дети остались поболтать. Так что муж правильно говорит, для разговоров с глазу на глаз случая не было.
— Роберт тоже остался внизу?
— Да… И Роберт, и Кристина, наша младшая дочь. Они всегда были очень близки друг другу. С ними были сыновья Эббы и Лейфа.
— А потом Роберт исчез?
Розмари робко посмотрела на мужа, словно испрашивая разрешения продолжать.
— Да, — сказала она и горестно пожала плечами. — Вышел пройтись и выкурить сигарету… так Кристина говорит.
— Который был час?
— Примерно полпервого… может быть, чуть позже.
— А кто к этому времени остался в гостиной? Я имею в виду… вот, Роберт вышел покурить… а кто остался?
— Только Кристина и Хенрик. Кристофер говорит, что…
— Секунду… Кто такой Кристофер?
— Младший сын Эббы и Лейфа. Вы потом сможете поговорить со всеми троими…
— Теперь понятно. И что говорит Кристофер?
— Кристофер говорит, что пошел спать сразу после половины первого. Значит, остались только Кристина, Роберт и Хенрик… я имею в виду здесь, в гостиной.
Гуннар Барбаротти кивнул и сделал пометку в блокноте.
— А Кристина?
— Они с мужем вчера уехали в Стокгольм.
— Когда вчера?
— Рано утром.
— Но вы обсуждали с ней исчезновение Роберта?
— Конечно. Хотя… мы не сразу обратили внимание, что его нет. Это как раз был день юбилея, масса хлопот…
— А когда вы обратили внимание, что его нет?
Муж и жена Германссон поглядели друг на друга. Карл-Эрик нахмурился было, но лоб его быстро разгладился.
— Наверное, за ланчем…
— Мы сначала думали, что он пошел прогуляться до ланча, — добавила жена. — А потом я обнаружила, что он вообще не ночевал. Постель была не тронута.
Гуннар Барбаротти сделал еще пометку в блокноте, выпил еще глоток кофе.
— All right, — сказал он, — в деталях постепенно разберемся. Сначала я должен составить общее впечатление.
— Непостижимо, — ровным голосом констатировал Карл-Эрик. — Совершенно необъяснимо и непостижимо.
Гуннар не стал комментировать, но в глубине души решил: лучше не скажешь. Во всяком случае, в настоящий момент. Это точнее, чем асунандеровская «странная история».
Совершенно необъяснимо и непостижимо.
— Мне надо поговорить и с другой семьей, — сказал он и заглянул в бумаги, полученные от Молльберга, — с семьей Грундт. Но сначала о Хенрике.
Супруги Германссон рассказывали о Хенрике и его исчезновении целых двадцать пять минут, но в блокноте инспектора Барбаротти эти сведения заняли не больше шести строк.
Девятнадцатилетний юноша по неизвестной причине встал и ушел из дому среди ночи с двадцатого на двадцать первое декабря. Точное время неизвестно, но не раньше, чем заснул его младший брат Кристофер (около часа ночи), и не позже четверти седьмого: к этому времени Розмари была уже на ногах и незамеченным Хенрик уйти не мог.
Почему он ушел? На этот вопрос ни у Карла-Эрика, ни у Розмари ответа не было. Нет, у нас нет никаких догадок. Лучше спросить родителей и брата. А мы не просто ничего не понимаем, мы в отчаянии.
