Фридрих Незнанский - Шоу для богатых
Так что уж лучше педали, беговая дорожка и мокрая футболка, прилипшая к потной спине, чем тоскливое одиночество в своей собственной квартире, или глаза того же Агеева, уходящие от прямого взгляда.
Неподалеку от нее «бежала» Вероника, и Ирина Генриховна, смахнув со лба пот, изобразила нечто похожее на улыбку затравленного зайца, который уже не в силах держать дистанцию от наседающей своры собак. Мол, в здоровом теле здоровый дух — это хорошо, но нельзя же так издеваться над собой, любимой! Пора и честь знать.
И Вероника, кажется, ее поняла.
— Что, устала?
Теперь уже они были на «ты».
Ирина Генриховна утвердительно кивнула.
— Очень.
— Так, может, перекурим? — предложила Вероника. — Я имею ввиду, может отдохнем?
— Я бы в баре посидела.
— Так кто же нам мешает?! — засмеялась Вероника. — Как говорится, потехе время, а делу час.
Они прошли в душ, и минут через пятнадцать вышли оттуда посвежевшие.
Когда одевались, Вероника спросила, как бы в шутку:
— А может, по пятьдесят капель, a? A то у меня от этого чая на травках скоро разжижение мозгов начнется.
— Отчего же только по пятьдесят? — ухмыльнулась Ирина Генриховна. — Можно и по сто заказать. У меня тоже нынче настрой такой.
Неплохо знавший Веронику, бармен за стойкой даже не удивился, когда она заказала к соку два коньяка, и только уточнил на всякий случаи:
— Как обычно? Орешки?
Она величаво кивнула: мол, само собой.
Фито-бар в этот час практически пустовал, и они сели за дальний столик. Вероника была, похоже, не в себе, и это не ускользнуло от внимания Ирины Генриховны.
— Чего это ты сегодня решила раскрепоститься? — спросила она, грея ладошками бокал с коньяком.
Вероника махнула рукой.
— Навеяло что-то. Впрочем, не обращай внимания, пройдет.
«Вот и у меня тоже навеяло, — подумала Ирина Генриховна, вздыхая. — Да так навеяло, что жить не хочется».
Она приподняла свой бокал над столиком и на ее лице застыла довольно кислая улыбка.
— Ну что, за все хорошее?
Вероника кивнула, было, однако пить не спешила. Чувствовалось, что ее действительно грызла какая-то обида, и она не могла перебороть ее.
«Артур? — подумала Ирина Генриховна, исподволь наблюдая за Вероникой. — Пожалуй, так оно и есть. Хоть и храбрится девица, однако предательства его простить не может».
Наконец, та тяжело вздохнула и пригубила коньяк, словно пересилив себя. Поставила бокал на столик и с какой-то безысходностью в голосе произнесла:
— А где оно, хорошее?
Сказала это скорей для себя, но Ирина Генрихов-на не могла оставить этот вопрос без ответа:
— А вот это ты зря. Хорошего до хрена и больше, надо только разглядеть его.
— В море дерьма, — тут же уточнила Вероника. — Причем, разглядывать это хорошее надо в такой телескоп, из которого можно новую галактику открыть.
«Эко тебя приперло, девушка» — невольно подумала Ирина Генриховна, однако вслух сказала:
— И опять же ты неправа, говорю на правах старшей подруги. А то, что у тебя все еще впереди…
— Только надейся и жди! — каким-то злым, раскатистым смешком рассмеялась Вероника, и снова Ирина Генриховна не могла не подметить нервозность в ее поведении.
«С чего бы это? — подумала она, не очень-то веря в простое „навеяло“, которым, словно корова хвостом, отмахнулась Вероника. — Всплыло нечто такое, что все-таки выбило ее из седла?»
То, что это ее состояние как-то связано с Артуром Чижовым, в этом Ирина Генриховна даже не сомневалась.
Надо было как-то расшевелить бабенку, заставить ее говорить, и она пошла на чисто женскую уловку.
— Вчера, уже к ночи ближе, звонил мой гоблин, просил встретиться.
— Зачем? — оторвавшись глазами от коньячного бокала, спрос Вероника.
— Говорил, что дураком был. Поговорить, мол, надо.
Вероника молчала, видимо думая о своем, и Ирина Генриховна добавила, как бы сама про себя:
— Лишку, наверное, в кабаке хватил, все твердил, что жить без меня не может.
Она произнесла вслух те самые слова, которые мечтала услышать от своего Турецкого, и замолчала, внутренне сжавшись.
Молчала и Вероника. Затем произнесла с откровенной тоской в голосе:
— Счастливая!
— С чего бы это? С того, что он пьяный решил мне позвонить?
— Ну и что с того, что пьяный? — вскинулась Вероника. — Как говорится, что у трезвого на уме…
Она все еще любила своего Чижова, и даже несмотря на всю свою браваду, не могла этого скрыть. Хотя и догадывалась, видимо, что его чувства к ней, как к жене и женщине, уже давно перешагнули ту самую грань, которая отделяет откровенную неприязнь от ненависти и им уже никогда не быть вместе.
Парадокс? Возможно. Но Ирина Генриховна не была бы психологом, если бы не наблюдала очевидного. Она пригубила бокал коньяка и как можно спокойнее спросила:
— Случилось что?
Вероника махнула рукой. Мол, ничего страшного. Однако ей надо было высказаться, выплеснуть кому-то наболевшее, и она с почти животной тоской в голосе произнесла:
— Понимаешь, вчера позвонила одна сучка, жена нашего общего знакомого, которого Артур в свое время к себе на фирму взял, из нищеты вытащил, ну и… Спросила, как живется, когда тебя уже не давит супружеский гнет, а еще сказала, что и сама, мол, подумывает о том, не пора бы послать своего благоверного на три буквы. Мол, осточертел до чертиков, а ей еще и в свое удовольствие пожить хочется.
Она замолчала, и ее лицо вдруг исказила гримаса внутренней боли.
— Я попыталась было что-то ей возразить, сказала даже, что ее Паша все еще ее любит, и вот тут-то…
Видимо ей было трудно произнести то, что она услышала от жены их общего знакомого, ее голос стал глухим.
— Короче, эта змея рассмеялась в трубку на мое «любит», заявив при этом, что вся любовь этих козлов только на словах, а если говорить честно, то они лютой ненавистью ненавидят своих жен, только и думают о том, чтоб свалить на сторону.
— Всего-то? — удивилась Ирина Генриховна.
— Если бы, — кривой, вымученной ухмылкой усмехнулась Вероника. — Я молчала, а эту курву словно поносом кровавым понесло. В общем, выдала мне полное отпущение грехов.
— Каких еще грехов?
— Это я так, к слову, а на самом деле… Короче говоря, выложила мне то, о чем я и сама догадывалась.
— Проститутки?
— Да нет, все гораздо проще и в то же время сложнее. Мой Чижов уже давно являлся членом какого-то закрытого клуба в Измайлово, где мужики не только мышцы качают, но и наслаждаются боями без правил в ресторане. Так вот эта курва подкинула мне мыслишку, что он туда ходит не для того, чтобы стрессовое состояние снять, — а чтобы как можно позже домой придти, и в то же время не быть уличенным в откровенном блядстве.
— А ты? — уже чисто автоматически произнесла Ирина Генриховна, думая о том, что подобных совпадений не бывает.
Измайлово. Закрытый клуб для мужиков, где откровенным мордобоем можно и нервишки свои пощекотать, и сбросить стрессовое состояние. Ресторан с рингом посреди зала. И там же, в Измайлове, был убит Стас Крупенин. М-да, подобных совпадений не бывает.
— А что, я? — На лице Вероники застыла язвительная усмешка. — Не знаю, чем мой Чижов мог приглянуться этой девчонке, но я. Поверишь, никогда не думала, что и мне сподобится выйти замуж за великовозрастного дебила, который может наслаждаться в кабаке мордобоем, видимо представляя, что он сам в этот момент метелит свою жену.
— Слушай, подруга! — неожиданно встрепенулась Вероника и в ее глазах сверкнули какие-то бесенки. — А чего это мы о них да о них, козлах? Или, может, не мы их, а они нас на паперти подобрали? Может, еще по граммулечке закажем?
Ирина Генриховна отрицательно качнула головой.
— Уволь!
— Чего так? — искренне удивилась Вероника. — От нас даже попахивать не будет.
— Попахивать, может, и не будет, — хмыкнула Ирина Генриховна, — но когда я выпью… Короче говоря, на мужиков тянет когда подопью малость. Так что боюсь, как бы под «Мерседес» шестисотый или под джип какой-нибудь не въехать. А он, как тебе известно, железный. И не.
— Короче говоря, не любит, а давит, — рассмеялась Вероника.
— Вот и я о том же говорю. Хотя, как говаривала одна моя подруга, как по нынешним временам мужики любят, так лучше бы уж иномарка задавила. Так что, давай-ка еще по одному соку и по домам…
Возвращаясь в «Глорию», Ирина Генриховна снова думала о своем Александре Борисовиче, хотя ее голова и была забита довольно любопытной информацией по Артуру Чижову, которая требовала осмысления и хоть какой-то систематизации. Она вспомнила сильные руки своего Турецкого и почему-то думала, что, пожалуй, не все мужья полное дерьмо, как это преподносят особо крикливые бабенки. В какой-то момент даже почувствовала теплоту его обнаженной груди, и.
