Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– У нас три команды, – сказал Джеймсон крайне самодовольным тоном.

Сложный символ, украшавший ключ, разделился на три элемента с мгновенно узнаваемыми очертаниями: черви, бубны и трефы.

Три символа. Три команды. Рохан задержал взгляд на последнем элементе, который остался на экране: знак бесконечности. Тот повернулся на девяносто градусов по часовой стрелке.

– Так это не бесконечность, – вдруг подметила вслух Саванна. – А восемь!

Рохан сразу понял, на что именно намекали создатели игры, зашифровав в дизайне ключа этот символ. Черт бы их побрал!

– Итак, у нас три команды, – повторила Эйвери, казалось, ее голос доносится разом из всех углов, – и восемь игроков.

Глава 25

Лира

Лира, запертая в Большом зале, уставилась на восьмерку на экране. Потом экран почернел, а следом на нем опять появились и замигали три курсора.

Восемь игроков. Сердце громко застучало где-то у горла.

– Ты ведь понимаешь, кто восьмой игрок? – спросила Одетта у третьего узника комнаты.

Да что уж тут непонятного!

Ну зачем, зачем Лира вернулась из фойе в зал? Почему не зашла в другую комнату?

– Твой брат Джеймсон старательно подчеркнул, что ты знаешь об игре не меньше нашего, – продолжала Одетта. – Ну-ка, мистер Хоторн, обыщите-ка свой смокинг. Держу пари, отыщете такую штучку.

Лира обернулась и увидела, что Одетта показывает на брошь участницы, закрепленную на высоком вороте ее черного платья. Грэйсон, стоящий в десяти футах от Лиры, старательно обыскал свой костюм… и тоже нашел брошь, как и предсказывала госпожа Моралес.

Он вовсе не организатор игры, а участник. Мы в одной команде: Одетта, я, он. Одна мысль об этом поднимала в Лире волну протеста. Огромнейшую!

Ей отчетливо вспомнилось, как он сказал: «Считай, что уже исполнено», – ровно тем же тоном, каким до этого приказывал ей не звонить сюда больше.

– Я не привык позволять собой манипулировать, – сказал Грэйсон Одетте, – братья и Эйвери это знают.

– То, что тебя включили в игру, – дополнительная трудность для нас, – заметила госпожа Моралес. – Пока что мы одна команда, но в конце ради выигрыша придется превзойти самого Хоторна!

Что-то в интонации, с которой она говорила о выигрыше и превосходстве, напомнило Лире о том, что кто-то уже перешел красные линии в этом состязании: кто-то уже пытался меня обхитрить, развесил записки. Лира внимательно осмотрела Одетту Моралес. В левой руке пожилая дама держала что-то блестящее. Свет люстры преломлялся на этом предмете, не давая как следует его рассмотреть.

– Я имею полное право отказаться от участия в игре, – заявил Грэйсон, обращаясь к Одетте – и только к ней.

Отказаться от участия в игре?! Для Лиры эти слова были как пощечина. Она накинулась на Хоторна.

– Если откажешься, нас всех исключат! – Девушка шагнула к нему. Все до единой мышцы в теле напряглись. – Сказано же: если вся команда не доберется до цели к рассвету, ее дисквалифицируют!

Впрочем, стоило ли ждать от Грэйсона участия? Лира прекрасно знала: он не из тех, кто соответствует ожиданиям. Вот только это ничего не меняло, прямо сейчас он был ей нужен. Сколько бы ни удалось выручить, продав маску, Лира предчувствовала, что родители – а в особенности папа – не возьмут и пенни из этой суммы.

Чтобы спасти «Майлс-Энд» гарантированно и надолго, нужно получить главный выигрыш.

– Ты будешь играть, – процедила Лира, – и без всяких фокусов.

Как ни крути, а он перед ней в долгу. За роль, которую его дед сыграл в самоубийстве ее отца; за то, что подарил ей надежду, а потом отнял ее, за то, что сперва говорил с ней, а потом перестал, за тот танец и за ладонь, которую он положил ей на спину. Да, Грэйсон ей должен!

– Я не позволю тебе всё испортить, – шепот Лиры стал хриплым. – Мне игра необходима, – призналась она, хоть ей совершенно не хотелось показывать перед ним даже малейшую слабость.

– Если тебе нужны деньги, есть другие способы их раздобыть, – парировал Грэйсон.

– Слова истинного Хоторна, – съязвила Лира.

– Забавно, – Одетта подошла к высоким окнам и задумчиво уставилась в ночной мрак, – я раньше и не замечала, как вы похожи, – она медленно повернула голову, – с Тобиасом.

– Вы знали моего деда, – произнес Грэйсон, и это прозвучало как утверждение, а вовсе не как вопрос. Впрочем, вопрос тоже последовал: – Как так вышло?

Лире снова вспомнились записки с именами ее отца. Действительно, как Одетта Моралес познакомилась с Тобиасом Хоторном?

– Помогите нам добраться к причалу до рассвета, молодой человек, – сказала Одетта, – тогда, может быть, расскажу.

На мгновение повисла тишина.

– Под экраном есть рычаг, – неожиданно сообщил Грэйсон.

Лира обернулась – рычаг и впрямь был. Она пересекла комнату. Надо за него дернуть. Нет, еще рано!

– Твой ответ «да»? – строго спросила она, взглянув на последнего человека на планете, с которым ей хотелось оказаться в одной комнате. – Ты сыграешь с нами?

Грэйсон встретился взглядом с Лирой. Его зрачки, черные, как чернила, расширились, почти закрыв собой радужку льдистого серовато-синего цвета.

– Что-то не похоже, чтобы у меня был выбор, – ответил он. – Я ценю свою жизнь, а нрав у тебя взрывной. – Мышцы волевой, точно высеченной из гранита челюсти едва заметно дернулись – будто он хотел улыбнуться, но в последний момент передумал.

Заперты в одной комнате! С Грэйсоном Хоторном! Лире вспомнилась цитата Линкольна, найденная ею в руинах дома, – намек на суть игры: побег. Надо продержаться еще двенадцать часов и выбраться из, вероятно, самой изощренной ловушки на свете вместе с ним.

«Всего одна ночь», – сказала себе Лира и дернула за рычаг. Послышался металлический скрежет. Стена за экраном отодвинулась, обнажив потайной отсек. Внутри участников ждал блестящий комод из красного дерева с золотыми вставками.

Лира подошла к нему. На золотой табличке, украшавшей комод, была выгравирована надпись, должно быть, на латыни: «Et sic incipit».

Грэйсон присоединился к Лире и перевел: «И так да начнется».

Глава 26

Лира

В комоде нашлось шесть предметов: пластиковый стаканчик из кафе «Соник»; коробочка с магнитами, на которых были напечатаны слова, из которых можно составить стихи; стопка монет, завернутая в бумагу; обеденная тарелка с зеркальным дном; черный бархатный мешочек с буквами для игры в скрэббл; лепесток красной розы.

И никаких инструкций, ни единого намека на то, что делать с этими предметами.

– Мой дед обожал игры, а еще больше – устраивать нам проверки, – сказал Грэйсон. Его голос прозвучал не тихо, но и не то чтобы громко. Особого ударения на словах он не делал, но говорил с жаром, который трудно было не почувствовать. – Каждую субботу утром он звал нас к себе в кабинет и выкладывал перед нами набор предметов вроде этого. В лучшем случае давались минимальные инструкции или туманная подсказка. Понять, в чем суть игры, – один из ее этапов. В конце всегда оказывалось, что лишних предметов в наборе не было – каждый из них в свое время приносил пользу, но понять заранее, что и для чего нужно и в чем состоит глобальный замысел, было попросту невозможно. Одна подсказка подводила к другой, головоломка сменялась головоломкой, на смену одной загадке приходила другая. Азарт не ослабевал никогда.

Лире вспомнилось, как Грэйсон отзывался о своем деде-миллиардере в их телефонных разговорах: «Не знаю, что там делал или не делал Тобиас Хоторн, меня это не касается». Так он сказал, когда Лира позвонила ему впервые. А во второй раз она услышала: «С высокой долей вероятности действия или бездействие Тобиаса Хоторна нанесли твоему отцу огромный финансовый урон».

А когда она повторила ему последние слова ее отца – «С чего начать пари? Нет, думай до зари», – Грэйсон интерпретировал это как загадку и завершил их беседу почти человечной деталью: «Мой дед обожал загадки».