Деон Мейер - Семь дней
Гриссел наблюдал за тем, как остальные слушают Мбали. Никто не улыбался. Все были сосредоточены и серьезны: ведь опасности подвергались такие же, как они, полицейские.
Мбали описала внешний вид глушителя. Хлопнула в ладоши, демонстрируя громкость выстрела. Предупредила, что выстрела, скорее всего, не будет слышно из-за обычного уличного шума. Поэтому особую бдительность должны проявлять сотрудники участков, расположенных в самых оживленных местах Капского полуострова. Группа захвата в полной боевой готовности, она повторила номер, по которому ее следует вызывать. Если какой-либо патруль заметит подозрительное транспортное средство, надо записать приметы, марку, цвет и регистрационные номера и сразу же сообщить ей и командиру группы захвата.
Когда все встали и гуськом направились к выходу, Гриссел подошел к Мбали. За ним следовал Купидон.
– Бенни, я правильно поступила? – спросила Мбали.
– Да, – ответил он, – конечно. Мбали, я все утро думаю о снайпере. Почему он все-таки не сообщил в прессу о коммунистах?
– Почему?
– Мне в голову пришло только одно объяснение: он беспокоится, что в связи с коммунистами его сумеют опознать.
– Подожди, – сказал Купидон. – Снайпер говорит о коммунистах? Так ты поэтому…
– Вон, бригадир сотрет в порошок нас обоих, если ты будешь об этом болтать.
– Молчу, молчу!
– В своих письмах… снайпер утверждает, что за убийством Слут стоит коммунист. И еще он говорит, что мы знаем, кто он.
– Хрень собачья!
– Капитан, не надо, – поморщилась Мбали. – Когда человек сквернословит, чтобы поддержать себя в споре, либо слаб сам человек, либо его доводы.
– Не читайте мне нотаций! – тут же вскинулся Купидон.
Мбали сделала вид, что не слышала.
– Бенни, вы думаете, он боится, как бы его не опознали?
– Может быть, снайпер все же знал Слут лично. Может быть… он волнуется, что кто-нибудь нападет на его след, если журналисты узнают о коммунистах. А мы в интересах следствия пока не можем обнародовать все сведения, и это ему известно… В общем, как-то так. У него должна быть какая-то причина!
Он прищурился: голова разламывалась от боли. Никак не получалось правильно сформулировать свои мысли.
– Почему мы не можем обнародовать все сведения? – спросил Купидон.
– Вон, об этом я говорить не могу. Политика.
До Купидона наконец дошло.
– Так ты говоришь, есть какой-то коммуняка… Он, значит, стоит за той крупной сделкой?
– Без комментариев, – ответил Гриссел и повернулся к Мбали: – По-моему, стоит проверить, имеется ли у ее друзей и коллег разрешение на ношение оружия, внести и их в общую базу данных…
– Неплохая мысль, Бенни. Вы дадите мне их фамилии?
– Погодите-ка, – вмешался Купидон. – Эган Рох работает на винной ферме.
– Ну и что?
– Мбали сказала, что такими пулями фермеры убивают хищников. На винных фермах водятся хищники? Такие, которых можно отстреливать.
– По-вашему, снайпер – Рох? – спросила Мбали.
– Бенни ведь только что упомянул о друзьях и коллегах. Эган – ее бывший. У него есть мотив… Он трахнул ее в декабре. Скажите, Мбали, слово «трахнуть» – тоже сквернословие?
– Не валяйте дурака. Кто такой Эган?
– Эган Рох, бывший приятель Слут. Мы с Воном утром ездили к нему. Он солгал Нкхеси, так что теперь он официальный подозреваемый.
– Но, если Слут убил Рох, зачем он отстреливает полицейских? Зачем пишет о коммунистах?
– Запсиховал, сбивает нас со следа, – предположил Купидон.
– Через два месяца после того, как убил ее? – недоверчиво переспросила Мбали.
– Мбали, черт побери, он понятия не имеет, как продвигается следствие! Сидит в своей бондарной мастерской и волнуется. Почему все затихли? Что на уме у копов? Нагрянут ли они к нему еще раз, если так ничего и не найдут? И вот он, как фокусник, быстренько вытаскивает из шляпы коммуниста. Да ладно, не смотрите на меня как на дурака! Слут открыла дверь знакомому. За месяц до смерти Эган трахнул ее. Допустим, после всего, когда они мирно лежали рядом в постели, она говорит: Эган, дорогой, я должна рассказать тебе про коммуниста и крупную сделку… Так что он вполне мог быть в курсе.
Гриссел задумался. Он вспомнил о пропавшем запасном ключе от квартиры. Скорее всего, Слут отдала его человеку, которому доверяла. Возможно, мужчине, который время от времени занимался с ней сексом…
– Все может быть, – сказал он, – потому что чем больше мы ищем коммуниста и мотив, тем менее вероятно…
Зазвонил мобильный телефон Мбали. Она долго рылась в своей огромной сумке, прежде чем найти его. Гриссел и Купидон терпеливо ждали. Мбали несколько раз повторила: «Да, сэр» и «Спасибо, сэр», а потом отключилась.
– Он прислал еще одно письмо, – сказала она.
– И по времени все совпадает, – заметил Купидон. – Сразу после того, как мы побывали у бондаря.
– Нет, – ответила Мбали. – Все плохо. Летит в тартарары моя версия насчет стрелка по выходным.
26
« [email protected]
От: 28 февраля, понедельник, 13.29
Кому: [email protected]
Кас.: Капитан Бенни Гриссел – лгун
Неужели я – религиозный экстремист, потому что радуюсь, когда соблюдается правосудие? (Притч., 21: 15).
Настоятельно прошу вас образумиться! Неправедные торжествуют с 18 января. Почему вы называете меня «бессвязным»? Я с самого начала утверждаю одно и то же. Вы знаете, кто убил Ханнеке Слут. Вы все много лет заодно с коммунистом. Мне пришлось кое-что предпринять, чтобы вы, наконец, одумались. Я черпаю силы из Главы третьей Екклесиаста. Это не экстремизм, это Истина.
Неужели вам важнее защитить, чем полицейских?
Вам придется выбирать».
– Сумасшедший сук… – начал Купидон, но осекся и покосился на Мбали. Та как будто ничего не слышала и с облегчением произнесла:
– Он отправил сообщение в обеденное время!
– Что-то новенькое, – заметил Гриссел. – «Много лет… чтобы вы одумались».
– И опять «коммунист» в единственном числе, – продолжала Мбали.
– Когда он пишет в СМИ, он говорит об «убийцах» во множественном числе…
– И только одна грамматическая ошибка.
– А знаете, он прав. Он в самом деле с самого начала утверждает одно и то же.
– Только нам. Почему не журналистам?
– Может быть, он и им скажет…
Гриссел покачал головой:
– Я так не думаю.
– Я иду за ордером на обыск, – заявил Купидон. – Может, в доме бондаря найдется Библия с подчеркнутыми местами.
– Сначала верни досье, – велел Гриссел.
Он закрыл дверь кабинета, положил на стол пухлую папку и сел, облокотившись о столешницу. Потер глаза.
Надо взять себя в руки. Сосредоточиться. Сейчас он не в состоянии ни о чем нормально думать.
Он открыл досье, извлек оттуда последнее сообщение. «Вы все много лет заодно с коммунистом». Почему снайпер упомянул об этом только сейчас? Почему он с самого начала не сказал, что между его таинственным коммунистом и ЮАПС налажены давние связи? Если бы не цитаты из Библии, он готов был поклясться, что подонок с ними играет.
Гриссел достал из папки прежние послания и еще раз перечел их по порядку.
Снайпер все время виляет. Первые письма были полны угроз. Потом он перешел к цитатам из Библии. Вчерашнее письмо, изобилующее ошибками, можно назвать истеричным. И вот теперь новое послание… Он приводит те же цитаты из Священного Писания. И опять намекает на коммуниста, которого они якобы знают. Но им не известно ни о каком коммунисте!
Те же самые цитаты. Снова и снова. В голову ему пришла новая мысль. Может быть, снайпер в самом деле очень религиозен? Пусть он не экстремист, он несколько зациклен на религии. Возможно, принадлежит к одной из харизматических сект, в которых исцеляют наложением рук и «говорят на языках». Кстати, не была ли сектанткой Ханнеке Слут? Может быть, ее убил кто-то из тех, с кем она познакомилась там? Имелись ли у нее по-настоящему религиозные друзья или коллеги? Придется это выяснить, а еще придется показать Скелету послание со словами «много лет заодно».
Но сначала нужно позвонить, хотя он откладывает неприятный звонок вот уже два дня. Гриссел набрал телефонный код Джеффрис-Бэй, потом номер. Он долго слушал гудки, потом ответил женский голос:
– Марна слушает.
– Мадам, говорит капитан Бенни Гриссел из Кейптауна. Подразделение «Ястребы». Я работаю над…
– О том, что дело об убийстве моей дочери направлено на повторное рассмотрение, мне приходится узнавать из газет… – без упрека и довольно хладнокровно заметила его собеседница.
– Мадам, примите мои искренние…
– Как вам не стыдно, капитан! Журналисты донимают нас звонками. Не хочется плохо думать о стражах порядка, но вы очень затрудняете мне жизнь.
– Мне очень жаль, мадам. Если… Мне нет оправданий, я должен был давно вам позвонить.
