Татьяна Степанова - Black & Red
– Деметриос знал Лукьянову? – спросила Катя.
– Ну конечно, я их познакомила, сказала, что это моя подруга. Она мне с картотекой нашей помогла – мы в театр хотели пойти, а я что-то закопалась. Она села за компьютер – раз, раз и готово. Ловкая была, умная.
– Мужчины у нее были? – встрял басом Должиков.
– Она мне рассказывала, что жила в гражданском браке, потом бросила – оказался никчемный неудачник. Жила она одна.
– Но знакомые-то у нее имелись?
– Конечно, ей много звонили. Хотя… если честно, особо о своих знакомых она не распространялась. Знаете, она великолепно умела слушать. Я столько с ней делилась своим личным, женским. Знаете, мой шеф Игорь Юрьевич… он холост, и я… В общем, это не важно… Она меня всегда утешала, она была чуткой.
– А на что она жила? Где работала?
– Она говорила, что работает в представительской фирме, получала хорошие деньги.
– Вы бывали у нее на работе?
– Нет.
– Может быть, вы встречали с ней кого-то?
– Нет, мы встречались вдвоем. Сидели в кафе, разговаривали. Или же она заходила за мной.
– У доктора Деметриоса много пациентов? – спросила Катя, поймав быстрый недоумевающий взгляд коллеги из МУРа.
– Много. У него большая практика.
– В основном, наверное, женщины?
– Да. Ну это естественно.
– А вот ваш пациент… я не знаю его фамилии – вчера он приезжал на прием вечером вместе с двумя другими. Высокий такой, темноволосый.
– А, это Купцов. Он, кажется, байкер или что-то в этом роде. У него еще такое прозвище необычное. Доктор Деметриос предпочитает называть его не по имени – Олег, а по этому прозвищу Гай, так ему приятнее, что ли, комфортнее – уж и не знаю.
– Скажите, а этот Купцов-Гай, он был знаком с Лукьяновой?
– Нет.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– А спутница Купцова – молодая девушка некая Вахина Лолита – он вчера приехал вместе с ней к вам в Калашный переулок, она, правда, в офис ваш не поднималась…
– Я не знаю такой, простите. Я знаю, то есть я видела у нас в офисе его жену. Доктор Деметриос имеет обыкновение в сложных случаях с проблемными пациентами-мужчинами, если они женаты, непременно приглашать на собеседование и их жен. Так что она была, и я ее видела. Такая вся из себя женщина… Ее зовут… дай бог памяти… Елена Константиновна. А эту Вахину…
«Сказать ей, что спутница Купцова жила в ее доме, на пятом этаже в съемной комнате? А теперь вот уже больше не живет», – Катя колебалась.
Вспомнились пакет с его жутким содержимым, ступени лестницы, залитые кровью, эта веревка…
«Нет, ей это знать пока не обязательно. ЭТО потом и так всплывет, когда мы все осмыслим… ВСЕ ЭТО как-то проанализируем, разложим по полкам…»
– А почему вы спрашиваете? – словно подслушав ее мысли, тревожно спросила Ираида Викторовна. – Почему вы… Это что, имеет отношение к смерти Вероники?
– Нет, – быстро ответила Катя, взглядом показав насторожившемуся коллеге из МУРа: «Да, возможно, как-то, что-то, косвенно или же…»
Странное совпадение: подруга одной жертвы и другая жертва жили в одном доме, на одной улице… Единство места. И они все трое: Лукьянова, Журакова и девушка по имени Лола бывали в Калашном переулке, где обосновался психолог, которого посещала Катя…
Кате внезапно стало жарко. Что же это такое? Сначала было убийство в Красногорске. Потом это жуткое убийство в Текстильщиках, и обе жертвы имели косвенное отношение к доктору Деметриосу. А свидетельница Журакова имеет к нему самое прямое отношение – она его секретарша!
Катя вспомнила разговор Ираиды Викторовны по телефону там, в офисе, тогда… Ах, если бы знать!
– Скажите, а вы говорили Игорю Юрьевичу о своей тревоге по поводу пропажи Лукьяновой? – Катя спросила это навскидку.
– Говорила, жаловалась. Он меня успокоил. Сказал, что, может быть, у нее роман. Разве мог он предполагать, что с ней такая беда. Разве я могла такое о ней подумать? Мне даже в голову… Господи, да я… Сегодня, видите, я даже на работу не вышла, нас никого жильцов из подъезда не выпускают. Скажите, а правда там, на первом этаже, что-то совершенно невероятное, чудовищное?
– Убийство с целью ограбления, – сухо ответил коллега из МУРа.
– Какое еще ограбление? Зачем вы нас обманываете? – воскликнула Ираида Викторовна. – Соседу вон плохо с сердцем стало, когда он это увидел, и ваших милиционеров чуть наизнанку не вывернуло… Это же только бешеный зверь такое мог сотворить… маньяк… нелюдь проклятый!
Глава 18
Красная шапочка
А в это же время или, может, чуть раньше или попозже дома у четы Ермаковых был мирный уютный семейный завтрак.
– Сказал бы вчера, что ты днем свободен, могли бы сгонять в «Ашан» за продуктами, – сказала Евгения Ермакова, качая босой ногой.
Кухня в двухкомнатной квартире на третьем этаже сталинского дома, где Евгения-Женя жила всю свою жизнь – сначала с отцом, ныне покойным, потом одна с кошкой и вот уже почти полтора года с мужем Евгением-Женей, переехавшим к ней из Питера.
Кухня – новый холодильник, купленный в кредит, клетчатые занавески, закипающий электрический чайник. Раздельный санузел, прихожая, где совсем недавно Ермаков сам лично поклеил новые обои.
Дома Женя ходила, как и «в мир», всегда только в брюках – сейчас вот в мягких фланелевых из молодежного магазина и майке. Коренастая фигурка, мокрые волосы – только что из душа, розовая, чисто вымытая кожа.
– И как ты можешь есть столько сладкого? – Она покачала головой, наблюдая, как муж накладывает на хлеб толстый слой клубничного варенья. – Слипнешься.
– Не слипнусь. В «Ашан» сегодня не успеем, сейчас на Кольцевой завал полный.
– В субботу тоже завал. К тому же я в субботу работаю, – Женя вздохнула. – Ты же знаешь, у меня выходные среди недели. И вообще на работе что-то не того, слухи идут, что будут увольнения в связи с кризисом. У вас-то что слышно?
– У нас все в порядке, Жабик.
– Опять?
– Все, все. Женечка, жена, женуля, Живанши… Это лучше?
– Это лучше. Ты просто невозможный иногда. Чай еще будешь?
– Буду. В «Ашан» сегодня не успеем: я в автосервис должен ехать, там что-то со стеклоподъемниками, и вообще надо проверить всю систему, вчера на сигнализацию долго не мог поставить.
– И поэтому так поздно задержался?
– Я у психолога был, я же тебе сказал.
– И что было?
– Совместный сеанс, я и еще два чувака, такие же. Муть какая-то.
Женя-Жабик-женуля-жена вмиг стала серьезной.
– Нормально все прошло?
– Не поймешь. Вообще, Жень, зря все это.
– Ничего не зря. Он же, этот доктор, сказал еще в Лондоне – так это оставлять нельзя, может повториться. Надо разобраться.
– Да болтовня все это сплошная.
– Ничего не болтовня. Только ты должен сам хотеть, идти навстречу, делать все, что этот психолог-психотерапевт будет тебе говорить. Раз уж ты сам…
– Что я сам?
– Ну раз ты не можешь сам понять, разобраться. Или не хочешь…
– Слушай, я же сказал тебе: я хочу. Тогда еще во время отпуска сказал, я хочу, только не могу, потому что не знаю, не помню… Я дурака свалял, напугал тебя, но… я же не нарочно. И я делаю все, чтобы это больше не повторилось.
– Ты только голос не повышай.
– Я и не повышаю.
– Ты повышаешь. И злишься. А я… я помочь тебе хочу. Я могла бы помочь тебе, если бы ты рассказал, назвал причину. Мы бы вместе об этом поговорили. – Женя дотронулась до его руки. – Я тогда там, в музее, так за тебя испугалась.
– Пена изо рта у меня не шла? – хмыкнул Ермаков.
– Тебе все шутки. Ладно, со мной можешь шутить. А у психолога будь серьезным, хорошо?
– Хорошо. Ты как мама.
– Я похожа на твою мать?
– Нет, совсем не похожа. Но такая же заботливая. И это хорошо, так и должно быть. Жена должна заботиться о муже.
– А я вот замечаю, что тебе этого мало.
– Замечаешь?
– Тебе вообще всего этого мало, – Женя обвела рукой кухню. – И меня тебе недостаточно. А я бы хотела, чтобы я была для тебя все-все. Знаешь, там, в Лондоне…
– Сырость одна в этом Лондоне, лучше бы на море махнули – позагорали бы, покупались.
– Мы в Париж хотели, а не на море. Только Лондон все равно лучше. Я его часто вспоминаю. Ты бы хотел там жить?
– В Лондоне?
– Я бы, наверное, хотела, и совсем не потому, что Москву не люблю или из страны решила бы свалить. Просто… не знаю, мне там так было хорошо с тобой… очень хорошо. И я хотела бы, чтобы так было всегда, чтобы ты был здоров…
– Я здоров. Ну-ка иди сюда, – Ермаков легко, как пушинку, поднял жену со стула. – Мускулы какие, ну-ка потрогай.
– Чай прольешь!
Он ее пухлой ладошкой в своей ладони провел по своему предплечью, сжал, демонстрируя бицепсы. Она уткнулась ему в грудь, поцеловала ключицу, попав губами в серебряную цепочку с цилиндриком-брелоком.
– А пресс проверь.
– Пресс как броня.
– Ну а здесь?
– Здесь тоже, – она смутилась, вспыхнула. – Тут все совершенно замечательно. Так замечательно, что…
