Фридрих Незнанский - Шоу для богатых
Он ждал ответа и уже знал, что Игнат найдет сотню причин, чтобы отложить встречу. Так оно и вышло.
Шумилов-младший пробормотал что-то нечленораздельное, однако надо было что-то говорить — все-таки звонил «Сам Дядя Саша Турецкий», извиняющимся голоском произнес:
— Простите, дядя Саша, но… в общем, завтра никак не смогу.
— Чего так? — «удивился» Турецкий.
— Да уже договорились с ребятами встретиться, а отказаться от этого. В общем сами понимаете.
Чувствовалось, что относительно «ребят» парень врет, как сивый мерин, и можно было бы надавить на парня, однако Александр Борисович счел за лучшее принять его игру:
— Жалко, конечно, но, как говорится, хозяин — барин. На нет и спроса нет.
— Так, может, в другой раз? — каким-то извиняющимся и в то же время суетливым голосом предложил Игнат.
— Хорошо, буду звонить тебе на следующей неделе. Бывай:
— Счастливо, дядя Саша, и… и не обижайтесь на меня.
«Не обижайтесь на меня.»
Турецкий опустил телефонную трубку на рычажки, а в голове все еще звучали эти слова: «Не обижайтесь на меня».
Подумал в какой-то момент, не поговорить ли относительно Игната с его отцом, однако вспомнив категоричное «Нет!» Ирины, тут же отложил эту мысль. Знал, вернее догадывался, что в подобных вещах женщина всегда была и останется мудрее мужика.
Глава 6
В это утро Агеев проснулся довольно поздно, однако время еще было и он, пару раз отжавшись от пола, залез под контрастный душ, который и остатки сна прогонял, и мозги прочищал, давая настрой на рабочий день. Пока обсыхал после душа, сделал омлет из трех яиц, заварил чашечку кофе и, уже сбросив с плеч огромное, едва не с простыню величиной махровое полотенце, сел за стол, слушая краем уха последние столичные новости, после которых хотелось бегом бежать из Москвы. Убийства, грабежи, автоаварии, прорывы канализационных систем и многометровые провалы на городских улицах, о которых в годы его юности даже слыхом не слыхивали, а по нынешним временам они стали столь же привычно-обыденным явлением, как митинги протеста и демонстрации на тех же московских улицах. Проглотив половину омлета и запив его глотком подслащенного кофе, он прошелся по каналам небольшого телевизора, уютно примостившегося на противоположной стене, однако кроме примитивных сериалов ничего более приличного на экране не было, и он, мысленно обругав «мастеров культурного цеха» к коим причислял и телевизионщиков, вырубил «ящик».
Его душе хотелось любви, азарта и полнокровной жизни, хотя бы на экране телевизора, а вместо этого или полный дебилизм, или такая засуха, что. В общем, как говаривал когда-то один умный человек, чем смотреть такую муть, лучше выпить и заснуть. Однако надо было ехать в «Геркулес», и Агеев, дожевав остатки омлета и допив кофе, поднялся из-за стола. Какое-то время стоял посреди кухни, решая насущно-философский вопрос о целесообразности утреннего мытья посуды, и здраво рассудив, что кайф от мытья грязной сковородки можно поиметь и вечером, прошел в комнату, прихватив с собой и мобильный телефон.
Голованов отозвался сразу же, будто ждал его звонка, однако на вопрос Агеева относительно результата экспертизы по «пальчикам», виновато вздохнул и с той же долей вины в голосе произнес:
— Потерпи, Филя. Обещали не сегодня-завтра ситуацию прояснить.
— Ну, обещанного, положим, в России три года ждут, — пробурчал Агеев, хотя и сам знал прекрасно, что поднять картотеку по дактилоскопической экспертизе — на это тоже требуется время, а экспресс ответы на запросы по «пальчикам» выдаются только в затяжных телевизионных сериалах, от которых даже у полных дебилов скулы воротит.
— Ну-у, насчет трех лет, это ты лишку дал, — попытался усовестить друга Голованов, — а вот насчет ближайших дней… Короче, потерпи маленько, не ты один задом ерзаешь.
Пропустив мимо ушей пассаж насчет «ерзающей задницы», Агеев все-таки не удержался, чтобы в свою очередь не подковырнуть Голованова:
— Я-то, Сева, потерплю, мне, молодому да красивому, особо спешить некуда. Но боюсь, как бы командный состав нашей «Глории» кипятком не изошел. Думаю, что та зачистка, которую провели в моей берлоге, не одного меня касается.
— Ладно, не бубни, — осадил Агеева Голованов, не выносивший, когда его причисляли к «командному составу» агентства. И тут же: — Надеюсь, что эту ночь почивал спокойно?
— Как младенец.
— Вот и молодец. А я полночи с зубами мучился, всю водку выпил, которая в доме была.
— Счастливый, — скорбно вздохнул Агеев. — А у меня ни водки в доме, ни боли зубной во рте.
— Где, где? — опешил Голованов.
— Ну не в жопе же!
— Дурила, — рассмеялся Голованов и отключил связь.
На том и держимся, пробормотал Агеев, и его лицо вдруг расплылось в широченной ухмылке.
Закрыв за собой входную дверь и проверив довольно примитивную, однако вполне надежную «секретку», которую он ставил теперь на случай очередного появления незваных гостей, Агеев спустился к машине, повернул ключ замка зажигания, и пока прогревался движок, размышлял о том, что он, видимо, погорячился, заявив Голованову, что он уже практически успокоился, и время, мол, все расставит по своим местам. Конечно, хотелось бы так думать, бравируя своей непробиваемостью, однако в душе продолжали скрести кошки, и он даже в зале «Геркулеса», отрабатывая со своими учениками броски, подсечки и удары открытой стопой, не переставал думать о непонятном визите незваных гостей, непонятно что искавших в его квартире и непонятно зачем рывшихся в его документах и бумагах. И именно эта непонятность, которую невозможно было чем-либо объяснить, держала его в подвешенном состоянии, накручивая при этом черт знает какие мысли. Теперь он перепроверялся, когда ехал по Москве, пытаясь засечь идущий за ним хвост, и время от времени ловил себя на том, что в нем уже нет прежней уверенности в себе, а сам он, словно сжатая до предела пружина, готовая стремительно разжаться в любой момент.
И вот этого он, пожалуй, боялся более всего.
«Разогревшись» на первой группе своих учеников, половина из которых могла похвастаться обвисшими животами и едва-едва держала удар, Агеев прошел в «кают-компанию», где в свободное время можно было и чайком побаловаться, и «козла» с коллегами забить, и сплетни городские послушать, однако там скучал только привычно угрюмый Али, и Агеев, дабы только не видеть этой рожи, вновь вернулся в зал. Койот, как за глаза звали Али, видимо, не собирался прощать своему обидчику проигранного на первых же секундах боя, и, судя по всему, только ждал выгодного для себя момента, чтобы поквитаться с ним. Хотя, впрочем, Агееву порой казалось, что за этим кроется нечто более серьезное, чем простая обида за проигранный бой. Когда, порой, они встречались глаза в глаза, и без того темные зрачки койота чернели еще больше, и Агеев уже начинал сомневаться в его психике.
Он лютой ненавистью ненавидел нового тренера по рукопашному бою, и этому невозможно было дать разумное объяснение. Хотя, впрочем, сам себя осаживал Филипп, у него у самого могла поехать крыша, когда видится черт знает что, а белое кажется черным.
В дальнем углу спортивного зала обрабатывали «груши» двое юнцов из начинающих, группу которых вел хороший самбист, в недалеком прошлом Заслуженный мастер спорта СССР Артем Иванович Ильин, и Агеев, чтобы никому не мешать, опустился в продавленное кожаное кресло, наблюдая, как работают ребята. И невольно подумал о том, что в столь же недалеком прошлом они могли бы заниматься в секции самбо или того же бокса совершенно бесплатно, то теперь… М-да, по нынешним временам это удовольствие стоило денег, и довольно немалых.
Еще подумал о том, что несмотря ни на что, неплохо было бы и чайку попить, и уж было поднялся с кресла, как вдруг скрипнула дверь, за которой скрывался кабинет Абдураимова, и на пороге застыл сам хозяин «Геркулеса». Увидел поднимающегося с кресла Агеева, видимо удивился, что он здесь, а не в «кают-компании», и тут же поманил его рукой.
Агеев привычно оттолкнулся руками от подлокотников кресла и пока пересекал зал, его не покидало довольно неприятное ощущение от остановившегося на нем пристального взгляда. Ощущение было такое, словно Абдураимов решал какой-то очень важный для него вопрос и теперь хотел лишний раз убедиться в том, что он не ошибся в своем выборе.
«Тоже неплохо», — мысленно пробурчал Агеев, уже в свою очередь наблюдая, как «оттаивают» жестко-колючие глаза хозяина клуба, а также пытаясь догадаться о причине столь повышенного интереса к его скромной персоне. Вроде бы за те дни, что он работал в этом клубе, он не давал повода сомневаться в своей «лояльности» к хозяину «Геркулеса», а те крохи, которые он наскреб о Крупенине, как о бывшем тренере, не могли дать повода о его излишней любознательности.
