Эд Макбейн - Жара
В тот же вечер без десяти девять Клинг стоял у дома на Хоппер-стрит и смотрел на его фасад. Первый этаж, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. На каждом этаже, начиная со второго, по четыре окна. 3 окнах на четвертом и пятом этажах сейчас света не было. «Какие-нибудь ателье», – подумал Клинг. Быть может, она все же ездила сюда по делу? Но среди шести владельцев, списанных им с таблички в вестибюле, не было ни одного названия фотоателье или чего-нибудь в этом духе. Он подошел к двери подъезда и подергал за ручку. Заперто. Клинг нашел на косяке кнопку с надписью «Швейцар» и нажал ее. Где-то внутри раздался громкий звонок. Он позвонил еще раз.
Внутри послышались шаги, приближающиеся к двери, и мужской голос крикнул:
– Иду, иду!
Клинг ждал.
– Кто там? – спросили из-за двери.
– Полиция! – сказал Клинг.
Он услышал, как повернулся замок. «Хороший замок надежный», – подумал он, глядя на замочную скважину. Дверь чуть приоткрылась. В щелке появился глаз и кусок лица.
– Покажите! – потребовал мужчина.
Клинг предъявил свою бляху.
– Детектив Атчисон, – сказал он.
Такого детектива в 87-м участке не было. Своего имени Клинг называть не стал – этот неуловимый любовник Огасты наверняка его знает. Именами своих коллег он тоже решил не пользоваться – Огаста могла упоминать о них, когда болтала в постели с этим сукиным сыном. Удостоверение он предъявлять не собирался. На бляхе его имени не было. Кроме названия участка и герба города, там стояло только «Детектив» и регистрационный номер Клинга.
Мужчина распахнул дверь.
Белый, лет шестидесяти, в майке и мешковатых хлопчатобумажных штанах. Он окинул Клинга взглядом и сказал:
– Я Генри Уоткинс, управдом. Что стряслось на этот раз?
– Ничего не стряслось, – сказал Клинг. – Можно войти?
– Как вы сказали, как вас зовут?
– Атчисон.
– Это как Атчисон в штате Миссури? – спросил Уоткинс.
– Ну да.
– Я раньше на железной дороге работал, – пояснил Уоткинс и отступил в сторону, давая Клингу пройти. – Так в чем же дело? – спросил он, закрывая и запирая дверь.
– Я ищу девочку, которая сбежала из дома, – сказал Клинг. – К нам поступили сведения, что она может находиться в этом доме.
Он обычно носил с собой под обложкой блокнота с десяток фотографий сбежавших из дому подростков, которые могли найти себе убежище на территории 87-го участка, где процветала торговля наркотиками, «травка» была зеленее и куда доступнее, чем где-либо еще в городе. Клинг достал блокнот из заднего кармана и выбрал выпускную фотографию круглощекой семнадцатилетней девчушки, улыбающейся в камеру. На конопатом носу – очки в черной оправе, светлые волосы аккуратно расчесаны, глаза блестят. Интересно, какая она теперь? Если она очутилась в городе...
Он показал фото Уоткинсу:
– Вот эта девочка. Ее зовут Хезер Лафлин. Не случалось ли вам видеть ее в этом здании?
– Да тут куча народу шляется, – сказал Уоткинс, разглядывая фотографию. – У нас здесь два фотоателье, и девицы так и снуют туда-сюда.
«Фотоателье... – подумал Клинг. – Может, Огаста все же действительно приходила сюда по делу». Он достал список имен, переписанный с таблички в вестибюле.
– Кто из них – владельцы фотоателье? – спросил он.
Уоткинс просмотрел список.
– Вот, Питер Лэнг с четвертого этажа и Эл Каравелли с пятого. Они оба фотографы.
– А почему же это не указано в табличке в вестибюле?
– Ну, если вы коп, вы это должны знать.
– Что именно?
– Грабители очень часто заходят в вестибюль и смотрят на список жильцов. Если они видят, что в доме есть фотоателье, они могут вернуться ночью и попытаться ограбить студию. Там ведь куча камер и прочей аппаратуры – загнать ее ничего не стоит. А потом, многие фотографы работают под музыку. А это дорогие стереосистемы. Фотоателье очень часто грабят. Вы это должны знать.
– Ну, теперь буду знать, – сказал Клинг и улыбнулся. – А живут они тоже здесь? Ну, эти Лэнг и Каравелли?
– Нет, здесь они только работают. С девяти до пяти Правда, обычно они задерживаются. У меня есть их домашние адреса, если вам понадобится. На всякий случай, знаете ли. Мне надо знать, где в случае чего разыскивать своих квартиросъемщиков. Впрочем, это вы тоже должны знать.
– А как насчет остальных? – спросил Клинг и снова показал ему список.
– Ну, они тут живут.
– Кто-нибудь из них сейчас есть дома?
– Ну, вообще-то я не обязан следить, когда кто приходит и уходит. Вы должны это знать. У них у всех есть ключи от подъезда, они приходят и уходят, когда хотят. Как и везде в городе.
– Мне надо с ними поговорить, – сказал Клинг.
– Ну ладно, сейчас надену рубашку и провожу вас.
– Да нет, зачем вам беспокоиться, – сказал Клинг.
– Да ведь мне же за это и платят. Квартиросъемщикам не понравится, если кто-то будет шататься по дому без моего...
– Но я же офицер полиции! – сказал Клинг.
– Ну, вообще-то да, конечно...
– Я уверен, что они не захотят, чтобы вы...
– Ну, может, и так, – сказал Уоткинс. – На четвертом и пятом этажах света нету – это студии Лэнга и Каравелли. Поднимайтесь наверх, попытайте удачи у остальных.
Он взглянул на часы.
– Вообще-то уже почти десять, а люди не любят, когда копы ломятся к ним в дом посреди ночи. Вы должны это знать.
– Извините, но, по моим сведениям...
– Конечно, конечно, – сказал Уоткинс. – Постучитесь ко мне, когда управитесь, если это будет не слишком поздно. Я вам дам адреса Лэнга и Каравелли. И смотрите, не забудьте сказать жильцам, что я предлагал пойти с вами, слышите?
– Скажу, конечно, – ответил Клинг. – Спасибо.
– Пожалуйста, – сказал Уоткинс.
Клинг поднялся по лестнице с железными ступенями на второй этаж. Он слышал, как Уоткинс внизу закрыл и запер дверь в свою квартиру. На лестнице и площадке второго этажа было почти темно. На площадку выходила только одна дверь. Клинг подошел к ней вплотную. Звонка нет. Он постучал. Тишина. Он постучал еще раз.
– Че? – сонно спросили из-за двери. Голос был мужской.
– Полиция.
– Чего? – переспросил мужчина.
– Полиция! – повторил Клинг.
– Минуточку! – сказал мужчина.
Клинг ждал.
Дверь приотворилась, придерживаемая цепочкой.
– В чем дело? – спросил мужчина.
– Извините, можно войти? – спросил Клинг, сунув ему под нос свою бляху. – Я детектив Атчисон, полиция Айсолы. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, сэр.
Он не назвал номера участка и почти сразу сунул бляху в свой кожаный бумажник.
– Ага, минуточку.
Мужчина снял цепочку и отворил дверь.
На нем были только спортивные трусы и кроссовки, больше ничего. Рост примерно пять футов восемь дюймов, сухощавый, лысеющий, белый, с темно-карими глазами, тонким носом и усами, черными, как и курчавые волосы на голой груди. Где-то в квартире работал вентилятор. Клинг слышал жужжание и ощущал легкий ветерок.
– Ну, заходите, – сказал мужчина. – Не поздновато ли для визитов, а?
– Извините, сэр, но нам приходится идти по следу, как только мы на него напали.
– А что за след? – поинтересовался мужчина. – Да вы проходите, проходите.
– Извините, сэр, – повторил Клинг, заходя в квартиру. – Вы...
Он справился со списком жильцов, переписанным внизу. Квартира 1-1 – М. Лукас.
– Вы – мистер Лукас?
– Ага, Майкл Лукас, – сказал мужчина, закрыл и запер дверь, и снова набросил цепочку.
Квартира представляла собой переделанное складское помещение, которое теперь, видимо, служило одновременно и жильем, и мастерской художника. У окон, выходящих на север, стоял мольберт. Снаружи чернело ночное небо. Большая абстрактная картина заполняла комнату своими кричащими цветами. У одной стены стояла кушетка, у стены напротив – плита и холодильник. Помещение было большое. Деревянные полы уляпаны краской. У третьей стены стоял стеллаж, на котором красовалось с десяток холстов, на первый взгляд уляпанных краской столь же беспорядочно, как и пол.
– Ну, так что же у вас за срочное дело? – спросил Лукас.
– Мы ищем девочку, сбежавшую из дома, – сказал Клинг и достал из блокнота фотографию. – К нам поступили сведения, что она, возможно, живет в этом доме. Вы ее когда-нибудь видели?
Лукас посмотрел на фотографию и сразу сказал:
– Нет.
– Вы здесь один живете, мистер Лукас? – спросил Клинг.
– А при чем тут это?
– Я хотел бы знать – быть может, кто-то еще из жильцов этой квартиры видел девочку.
– Я здесь живу один.
– Вы занимаете весь этаж, так?
– Да, весь этаж.
– Я вижу, вы художник...
– Стараюсь, по крайней мере.
– Хорошая картина, – сказал Клинг, кивая на мольберт.
– Спасибо.
– Вам для этой работы требуются натурщицы?
– Для какой? – спросил Лукас.
– Ну, знаете, для этой, как ее... нерепрезентативной. Это ведь так называется?
