Эд Макбейн - Жара
– Угу... – сказал Карелла.
– На самом деле у нас действует правило, что ни наша фирма, ни один из ее работников не может быть назначен душеприказчиком составленного нами завещания. Это правило установлено именно затем, чтобы избежать даже предположения о возможности конфликта интересов.
– Значит, вы считаете, что мисс Герцог ничего не знала об этом завещании.
– Я в этом твердо уверен.
– Вы думаете, что мистер Герцог не мог упомянуть об этом в разговоре с сестрой?
– Нет, конечно.
Зажужжал звонок интеркома. Вебер нажал на кнопку.
– Да?
– Я нашла дату, сэр, – сообщил женский голос.
– Да, мисс Уэлан.
– Восемнадцатое июля, сэр.
– Спасибо, – сказал Вебер и отключился. – Восемнадцатого июля, – сказал он Карелле.
– Ровно за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире, – заметил Карелла.
– Да, вроде бы так.
– Ну, спасибо вам большое, – сказал Карелла. – Не буду отнимать у вас лишнего времени...
– Ну что вы! – сказал Вебер и посмотрел на часы.
Глава 7
Когда Джессика Герцог открыла им дверь в три часа того же дня, она была ничуть не похожа на капитана израильской армии. Карелле подумалось, что она похожа на танцовщицу из фильма о театральной жизни тридцатых годов. Клинг подумал, что она похожа на теннисистку. На ней были коротенькие белые шорты, обтягивающие бедра и привлекающие внимание к длинным ногам с великолепным загаром. Еще она была одета – если это называется «одета» – в белую топ-маечку с оборками, подчеркивающую роскошную грудь. Белые сандалии на высоких каблуках, с ремешками по колено, добавляли еще пару дюймов к ее и без того не маленькому росту. Лицо и обнаженные плечи блестели от пота. Она извинилась за свой вид – им обоим показалось, что неискренне, – объяснила, что загорала на балконе, и пригласила в дом.
– Хотите холодного чая? – спросила она. – Только что приготовила.
– Да, пожалуйста, – сказал Карелла.
– Пожалуйста, – повторил Клинг и кивнул ей. Она ушла на кухню.
Стены квартиры были увешаны картинами. Карелла сразу решил, что картины, должно быть, весьма ценные. В искусстве он разбирался плохо, но однажды читал статью об аукционах – по сравнению с этим торговые сделки большого бизнеса были мелочью, вроде детской торговли фантиками. Если верить той статье, влиятельные маклеры и критики даже средненького художника могут раскрутить так, что его картины будут продаваться по бешеным ценам. Интересно, этот Лоуренс Ньюмен, после которого осталось картин на два миллиона, тоже был обязан своей славой подобной рекламной кампании? Кроме картин, в комнате было множество скульптур – на подставочках и столиках. Несколько бронзовых статуэток – обнаженная натура, а в основном абстракции. Карелла подумал, что, наверно, самые непонятные как раз и стоят настоящих денег. С потолка перед раздвижными застекленными дверьми, ведущими на балкон, свисала большая металлическая конструкция – нарочно, что ли, так подвесили, чтобы об нее лбом стукаться?
– Выйдем на воздух? – предложила Джессика.
Она принесла поднос с тремя стаканами холодного чая, в котором плавали ломтики лимона. Темно-янтарный чай, бледно-желтый лимон, белые шорты, майка и сандалии – казалось, все было нарочно подобрано так, чтобы подчеркнуть великолепный загар Джессики, точно так же, как белые стены гостиной подчеркивали колорит картин, висящих на них, и изящество скульптур, витающих в пространстве. Джессика и сама, казалось, не шла, а витала. Она подплыла к раздвижным дверям, подождала, пока Клинг отодвинет одну из створок, провела детективов на балкон и опустила поднос на круглый столик, рядом с которым стояли два шезлонга.
Отсюда раскинувшийся внизу город казался почти раем.
– Ну вот, – сказала Джессика. – Пожалуйста, угощайтесь. Сахар я не положила. Хотите сахару?
– Нет, спасибо, – сказал Карелла.
– Спасибо, не надо, – сказал Клинг.
– Действительно жарко, – вздохнула Джессика, протирая смятой освежающей салфеткой шею и грудь в вырезе майки. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас принесу еще один стул.
Она раздвинула дверь, вернулась в гостиную, вскоре вышла со стулом с прямой спинкой и поставила его у низкой ограды балкона. Детективы по-прежнему стояли.
– Садитесь, – повторила она, указывая на шезлонги.
Оба сели.
– Ну, – сказала она, – так о чем вы хотели поговорить? Вы мне сказали по телефону, что появилась новая информация...
– Да, мисс Герцог, – сказал Карелла. – Сегодня утром я узнал от адвоката вашего бывшего мужа, что он оставил все свое состояние человеку по имени Луи Керн. Более двух миллионов долларов.
– Ну, меня это не удивляет, – сказала Джессика. – Картины его отца, знаете ли, стоят довольно дорого.
– Мисс Герцог, адвокатская контора, которая составляла завещание для мистера Ньюмена, называется «Вебер, Герцог и Ллевеллин».
– И что?
– В этой фирме работает ваш брат.
– И что?
– Мистер Ньюмен изменил свое завещание восемнадцатого июля, за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире на Сильвермайн-Овал.
– И какое отношение это имеет ко мне или моему брату?
– Вы знали, что мистер Ньюмен изменил завещание?
– Нет, конечно!
– Брат вам об этом ничего не говорил?
– Разумеется, нет. Во всяком случае, какое отношение это имеет ко мне? Разве я тоже что-нибудь унаследовала?
– Насколько мне известно, нет. А что, вы что-то унаследовали?
– Нет, конечно.
– Вы знаете Луи Керна?
– Нет. Кто он такой?
– Он владелец картинной галереи. Здесь, в Айсоле.
– Я его не знаю.
– Но вы ведь общались с миром искусства...
– И что?
– ...пока еще были замужем за Джерри?
– Да, общалась.
– Разве вы не знали, что его отец выставлял свои картины в «Галерее Керна»?
– Может, и знала.
– Да или нет?
– Почему я вообще должна отвечать на подобные вопросы? – возмутилась Джессика. – Это что, нацистская Германия?
– Нет, мэм, – сказал Карелла. – Но неужели вам так трудно ответить на простой вопрос относительно картинной галереи?
– Вы хотите сказать, что я знала о завещании Джерри! Вы хотите сказать, что завещание связано с его смертью!
– Я просто спрашиваю, знали ли вы, что ваш свекор выставлял свои картины в «Галерее Керна».
– Нет, вы спрашиваете о том, говорил ли мне брат о завещании Джерри. А я ведь вам уже сказала, что нет. Почему же вы...
– Мисс Герцог, – медленно произнес Карелла, – это не Агата Кристи.
– Что-что?
– Я государственный служащий, у меня работа. Мне вовсе не нравится таскаться по городу в такую жарищу, мне не нравится распутывать отношения между братьями и сестрами, которые могут привести, а могут и не привести к нарушению конфиденциальности. Честно, не нравится. Я бы предпочел загорать тут, на балкончике, и попивать холодный чаек. Но ваш бывший муж умер через три недели после того, как изменил завещание. Если кто-то знал об этом до того, как...
– Я ничего не знала!
– Я вовсе не хочу сказать, что вы имеете отношение к...
– Не имею!
– Но если вы знали о завещании и если вы сообщили об этом человеку, который мог извлечь выгоду из...
– Я незнакома с этим Луи Керном. Я не знала о завещании. Вы что, забыли: это я сказала вам, что Джереми не мог принять таблетки по доброй воле?
– Нет, мисс Герцог, не забыл.
– А теперь вы подозреваете, что я или мой брат имеем отношение к его смерти. Из-за этого завещания. Хотя это именно я пришла к вам, детектив Карелла, сказать, что он не мог покончить жизнь самоубийством, приняв...
– Да, мисс Герцог, я знаю.
– Я не обязана отвечать на ваши вопросы!
– Мисс Герцог...
– Здесь вам не нацистская Германия! – повторила она и вдруг расплакалась.
Для обоих детективов это было полной неожиданностью.
– Не надо было мне к вам приходить вообще, – всхлипнула она. – Я просто думала исполнить свой гражданский долг, а вместо этого...
Она на ощупь нашарила смятую салфетку, засунутую за вырез майки, и принялась вытирать глаза.
– А теперь у всех у нас будут неприятности. Зря я вообще к вам полезла. Нечего было соваться не в свое дело.
– У всех нас? – переспросил Карелла.
– Да! – всхлипнула она, вытирая глаза. – У меня, у Луи, у всех нас...
Детективы переглянулись.
– Вы имеете в виду Луи Керна?
– Ну да, – сказала она. – Господи, ну зачем я к вам пришла? Теперь начнутся сплошные неприятности!
– Какие неприятности, мисс Герцог?
– Он женат, у него двое детей...
Они ждали.
– Мы любовники.
Детективы по-прежнему молчали.
– Уже много лет. И когда брат сказал мне, что Луи может унаследовать такую огромную сумму, я, естественно... Ну, мы же любовники... Я ему сказала.
– Значит, вы все-таки знали о завещании.
– Да.
