Хокан Нессер - Точка Боркманна
Мёрк. Мне трудно вам поверить, господин Вольнер. Зачем вы это сделали?
Вольнер. Я готов понести наказание.
Пауза. Краткий обрыв звука на пленке.
Баусен. Вы утверждаете, господин Вольнер, что убили трех человек. Объясните же, черт побери, зачем вы это сделали! У нас есть другие дела, чем сидеть и выслушивать мазохистов, мечтающих прославиться…
Мёрк. Но…
Вольнер. Я убил их потому, что они плохие люди.
Баусен. Плохие?
Вольнер. Злые.
Баусен. Это единственная причина?
Вольнер. Этого достаточно.
Кронке. Почему вы выбрали именно этих троих?
Ответа нет.
Баусен. Что было на вас в тот вечер, когда вы убили Эрнста Симмеля?
Вольнер. Что было на мне?
Баусен. Да. Как вы были одеты?
Вольнер. Точно не помню… кажется, я был в шляпе и в плаще.
Мёрк. А когда вы убили Рюме?
Вольнер. Спортивный костюм.
Баусен. Зачем вы оставили топор в теле доктора Рюме?
Вольнер. Он был последний.
Баусен. Последний? Значит, плохих людей больше не осталось?
Вольнер. Для меня – нет.
Баусен. Вы не собираетесь убивать еще кого-нибудь?
Вольнер. Нет.
Кропке. А почему вы пришли именно сегодня?
Вольнер. Я был вынужден.
Баусен. Вынужден? А кем вы работаете, господин Вольнер?
Вольнер. Я завхоз.
Мёрк. Где именно?
Вольнер. В «Свете жизни».
Кропке. В той самой церкви?
Вольнер. Да.
Пауза. Перешептывания и грохот стульев.
Баусен. Кто-нибудь приказал вам совершить эти убийства, господин Вольнер?
Вольнер. На меня возложена миссия.
Баусен. Кем возложена?
Молчание.
Мёрк. Может быть, Господом Богом?
Вольнер. Да.
Баусен. Сейчас мы делаем перерыв. Мосер, выведи этого придурка и снова посади под замок… ну, это надо будет потом стереть.
– Ну, – сказал Баусен. – Что вы думаете?
– Во всяком случае, он вполне сумасшедший, – пожал плечами Кропке.
– Он лжет, – сказала Мёрк.
– А его осведомленность? – настаивал Кропке. – Откуда он может знать такие подробности?
Беата Мёрк пожала плечами:
– Возможно, из газет…
– А они писали про то, как были одеты жертвы? – спросил Мосер.
– Не знаю. Это нужно проверить… но они очень много писали об этом деле.
– Нисколько не удивлюсь, если выяснится, что это все же он, – проговорил Кропке. – «Свет жизни» – сборище буйнопомешанных.
– Помешанные – вне всяких сомнений, – согласился Баусен. – Но действительно ли они буйные? Кажется, они не имеют обыкновения бегать по городу и убивать людей?
– А где сегодня наши гости? – спросил Кропке, делая многозначительное лицо.
– Комиссар поехал допрашивать какого-то родственника Рюме, – сказал Баусен. – а Мюнстер вот-вот появится.
Беата Мёрк кашлянула.
– Ставлю пятьдесят гульденов, что в газетах не было ни слова об одежде, – сказал Кропке.
– А почему я его об этом расспрашивал, как ты думаешь? – усмехнулся Баусен.
– Религиозный фанатик, – пробормотала Беата Мёрк. – Нет, я сильно сомневаюсь… кстати, они ведь всегда возникают в связи с громким делом, эти кукушкины дети, – не так ли? Которые готовы все взять на себя и признаться в чем угодно.
– Предполагаю, что дело обстоит именно так, – проговорил Баусен. – Спросим мнение наших экспертов, когда они появятся.
– Доброе утро, – сказал Мюнстер, входя в дверь. – Что-нибудь новенькое?
– Ничего особенного, – сказала Беата Мёрк. – Просто Палач сидит у нас в камере. Всего-навсего.
– Это не он, – констатировал Ван Вейтерен два часа спустя. – Отпустите его или отправьте в психушку. Но не забудьте выставить ему счет за все то время, которое он у нас отнял.
– Почему вы так уверены, господин комиссар? – спросил Кропке.
– Я не первый день этим занимаюсь, – ответил Ван Вейтерен. – По нему видно… но вы можете зажарить его, если вам нужно на ком-то потренироваться. Что скажете, господин полицмейстер?
– Пожалуй, соглашусь с вами, – проговорил Баусен. – Но стопроцентной уверенности у меня нет.
– Он слишком осведомлен о деталях, – сказала Мёрк. – Откуда он может знать, что было надето на Рюме?
Ван Вейтерен пожал плечами:
– Не знаю. Разумных объяснений может быть множество.
– И какие же, например? – продолжал допытываться Кропке.
– Ну, достаточно того, что кто-то не умеет держать язык за зубами… например, фрёкен Линке могла кому-нибудь разболтать.
– Сомнительно, – проворчал Кропке. – Мне кажется, надо проверить все это досконально. Мы ищем уже несколько месяцев, и, когда наконец появляется подозреваемый, мы не можем просто взять и вытолкать его взашей.
– Поступайте, как считаете нужным, – сказал Ван Вейтерен. – У меня, во всяком случае, есть другие дела.
– Да-да, – подвел итог Баусен. – Побеседуем с ним еще раз.
– Простите, – сказал Банг. – Я не знал, что тут идет допрос. Привет, Петер!
– Привет, – ответил Вольнер.
– Что за чертовщина? – простонал Кропке.
– Вы знакомы? – спросил Баусен.
– Ну да, соседи, – ответил Банг. – А почему он сидит здесь?
Вольнер опустил глаза.
– Банг, – проговорил Баусен, с трудом сдерживаясь, – не обсуждал ли ты в последнее время свою работу с этим господином?
Ассистент полиции Банг с озабоченным лицом стал перетаптываться на месте.
– Вы имеете в виду Палача, господин полицмейстер?
– Да, я имею в виду Палача.
– Может быть, – пробормотал Банг. – А это имеет значение?
– Кое-какое, – процедил Баусен.
– Ну вот, – сказал Баусен. – Угробили на него целый день. Я прошу прощения, что не поверил вам, господин комиссар.
– Лучше никогда никому не доверять, – ответил ему Ван Вейтерен.
– День туда, день сюда – какая разница? – сказал Кропке. – Единственное, что мы делаем, – это убиваем время.
– Вы можете предложить что-нибудь конструктивное, господин инспектор? – спросил Баусен.
Кропке промолчал.
– Который час? – спросил Мосер.
– Скоро четыре, – сказал Баусен. – Наверное, пора на сегодня поставить точку… или у кого-нибудь есть другие предложения?
Ван Вейтерен сломал зубочистку. Мосер почесал в затылке. Мюнстер посмотрел в потолок. «Что за проклятое расследование! – подумал он. – Похоже, я застрял здесь на всю жизнь. Никогда больше не увижу Сюнн и детей. Лучше сразу уволиться… Сегодня же вечером сяду в машину и уеду домой!»
В кабинет вошла инспектор Мёрк с пачкой бумаг в руках.
– У вас тут что, поминки? – спросила она. – Он прибыл.
– Кто? – спросил Кропке.
– Рапорт из Арлаха. Как там его… Мельник? Похоже, проделана большая работа. Тридцать пять страниц.
– Всего лишь? – удивился Ван Вейтерен.
– Дай взглянуть, – сказал Баусен и взял у нее из рук стопку бумаг. Задумчиво перелистал. – Во всяком случае, это хоть какой-то шанс, – пробормотал он. – Это будет нам всем задание на дом…. я сейчас сниму копии, и пусть каждый прочтет к завтрашнему утру.
– Отлично, – одобрил Ван Вейтерен.
– В эту субботу мы опять работаем? – спросил Мосер.
– Завтра утром – летучка, – решил Баусен. – Все, кто нашел хотя бы одного Палача, получают медаль. Через полчаса у каждого будет по экземпляру.
– Меня это тоже касается? – спросил Мосер.
– Разумеется, – кивнул Баусен. – Мы ведь все члены одного клуба.
– Какого такого клуба? – спросил Мосер.
– Общества слепых куриц, – усмехнулся Баусен.
29– Мне необходимо прогуляться, – сказал Ван Вейтерен, когда они вышли из спортивного зала. – Ты не мог бы забросить мою сумку в отель?
– Конечно, – ответил Мюнстер. – Что вы думаете по поводу рапорта Мельника?
– Ничего, пока не прочту, – сказал Ван Вейтерен. – Если вечерком вы угостите меня пивом в баре, то можем это обсудить. Около одиннадцати, пойдет?
– Может быть, – пробормотал Мюнстер.
– Теплый ветер, – проговорил Ван Вейтерен, втягивая воздух. – Хотя дует с севера. Необычно… где-то в природе нарушено равновесие. Пойду прогуляюсь по пляжу.
В фойе отеля Мюнстер столкнулся с Крэйкшанком, который направлялся в бар с двумя вечерними газетами под мышкой. Прочие охотники за новостями испарились пару дней назад, и только Крэйкшанк по каким-то причинам задержался.
– Добрый вечер, господин интендент! – приветствовал он Мюнстера. – Есть новости?
Мюнстер покачал головой.
– Почему тебя оставили здесь? – спросил он. – Ты ведь уже неделю ничего не писал.
– По собственной инициативе, – проговорил Крэйкшанк. – У меня проблемы дома.
