Сью Графтон - Улика
— Конечно. Нет проблем. Спасибо.
— Я предупреждала тебя, Дэниел, если у тебя здесь что-нибудь намечается в пределах шести кварталов от моего дома, я вызову полицию.
— Я же сказал тебе, я чист, как новорожденный младенец. Последи лучше за собой.
— Замяли,— сказала я. Я слишком хорошо знала его, чтобы не беспокоиться по этому поводу, потому что он меня тоже хорошо знал.
ГЛАВА 14
Я приняла пару таблеток снотворного и уснула как убитая. Глубокий сон без сновидений успокоил мои взвинченные нервы и вернул мне хорошее расположение духа. Я встала в шесть часов, готовая совершить пробежку как обычно. Во дворе не было и следа Дэниеловой машины. Я сделала несколько упражнений на растяжку возле забора и направилась к бульвару Кабена.
Я получила от бега ни с чем несравнимое удовольствие. Небо было жемчужно-серого цвета, с розоватым оттенком. Справа от меня темно-серое море с гулом накатывало на песок, оставляя за собой снежные хлопья пены. Пристань отражалась в поблескивающих лужах, которые оставались в песке, когда волна откатывалась назад. Казалось, море способно заглушить крики птиц у меня над головой. Это был последний день года, и я бежала, переполненная чувством оптимизма, которое всегда приносит наступающий новый год. Конечно же, я придумаю, что с этим со всем делать: с подозрениями Ланса и Мака, с неожиданным явлением Дэниела у меня на пороге. Я была жива и здорова, в хорошей физической форме. В понедельник Рози снова откроет свою забегаловку. Через шесть дней домой вернется Генри. У меня есть зеленое платье, подарок Олив, и может быть, приглашение на Новый год, если она, как я надеялась, не забудет. Я пробежала свои обычные три мили и, перейдя на шаг, направилась к дому.
Я приняла душ и переоделась в джинсы, надеясь провести утро дома. К этому времени было семь часов — слишком рано, чтобы кому-нибудь звонить. Я съела свои овсяные хлопья и выпила две чашки кофе, почитывая «Лос-Анджелес Таймс». Гитара Дэниела лежала в углу, немым свидетельством его возникновения в моей жизни, но я большей частью не обращала на нее внимания.
Дарси позвонила в семь тридцать пять из «Калифорния Фиделити». Она тщательно обыскала кабинет Энди и ничего не нашла.
— Черт,— сказала я.— А пишущая машинка? Я надеялась, что мы найдем машинку, на которой был отпечатан подложный пожарный отчет, но дома у него ничего такого не было.
— Может быть, он держит ее в машине.
— А, мне это не нравится. Посмотрим, смогу ли я проверить эту версию. А ты тем временем не теряй бдительности. Может быть, что-нибудь и всплывет. Энди каким-то образом замешан в этом деле, это точно. Нам пригодилось бы узнать, с кем он знаком в «Вуд и Варен». Ты проверила его телефонную книжку?
— Бесполезно. Он знает всех этих ребят, потому что это его работа. Ему нужно, чтобы номера были под рукой. Но я все равно посмотрю. Может быть, еще что-нибудь обнаружу.— И она повесила трубку.
В восемь часов я позвонила Лиде Кейс в Техас. Ее соседка по комнате сказала, что в городе ее нет и вполне возможно, что она в Калифорнии, но соседка не была уверена в этом. Я оставила свой номер и попросила ее передать Лиде, чтобы та позвонила мне, если вдруг объявится.
Я позвонила своей подружке из кредитного бюро, но та была в отпуске до понедельника. У меня было чувство, что весь день теперь так и пойдет. Это был канун Нового года. Как и в канун Рождества, фирмы закрывались рано и люди уже в полдень срывались с работы домой. В десять мне позвонила Олив сообщить, что у нее действительно будет небольшая новогодняя вечеринка.
— В основном родственники и несколько близких друзей,— сказала она.— Половина из тех, кому я звонила, уже отказались, потому что у них было что-то спланировано. Ты свободна? Мы будем очень рады тебя видеть, если ты ничего не планируешь другого на этот вечер.
— Конечно, ничего,— сказала я.— Я с удовольствием приду.— Мне вовсе не светило сидеть одной в новогоднюю ночь. Я побаивалась, что в этом случае даже Дэниел может показаться вовсе не таким уж непривлекательным.— Может, что-нибудь принести?
— Вообще-то мне может понадобиться помощь,— сказала она.— Я отпустила экономку на выходные, так что мне самой предстоит со всем этим управиться. Лишняя пара рук не помешает.
— Повариха из меня паршивая, но резать и мешать я смогу. Во сколько?
— Как насчет половины пятого? Я как раз вернусь из супермаркета. Эш обещала подойти к пяти. Все остальные будут в семь. Будем сидеть, пока хватит еды и питья.
— Отлично,— сказала я.— Зеленое платье пойдет?
— Я думаю, да. Ведь это моя вечеринка. Так что можешь надеть эту чертову тряпку.
Я набрала номер Ланса. Мне не хотелось выступать инициатором контакта, но мне нужно было знать его версию истории Хью Кейса. Когда он взял трубку, я выложила ему, что я уже знала. Тишина на том конце провода была зловещей.
— Ланс?
— Я здесь,— сказал он. Он тяжело вздохнул.— О Господи, я не знаю, что с этим делать. Что вообще, черт возьми, происходит? Я слышал еще тогда, говорили, что она думает, я замешан в этой истории. Это неправда. Это абсолютно неверно, но я не могу этого доказать. С чего бы мне это делать? Что бы я мог выиграть, убив его?
— Разве он не уходил из компании?
— Да нет же. Он поговаривал об уходе. Он сказал, что хочет начать собственное дело. Он даже подал заявление, но папа позвонил ему, они долго разговаривали. Папа предложил сделать его вице-президентом. Повысил ему жалование, и он был на седьмом небе от счастья.
— Когда это было?
— Не знаю. Дня за два до его смерти.
— Вас это не поразило?
— Поразило. Она клялась, что он не мог совершить самоубийство, и я согласился. У него никогда не бывало депрессии, и он только что заключил такую выгодную сделку. Каким-то образом она вбила себе в голову, что это я его убил. Я и мухи не обижу. Поверьте мне. Кому-то очень нужно убрать меня из дела.
— Кстати, вы ничего не слышали о «Калифорния Фиделити»?
Его голос изменился.
— Ага, вчера. Они передают дело в полицию.
Я ощутила слабость в желудке.
— Правда? У них что, недостаточно улик, чтобы открыть дело?
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Слушайте, мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, и я не могу сделать это здесь. Это важно. Мы не могли бы как-нибудь встретиться?
Я сказала ему, что я буду у Олив, и мы условились там побеседовать. Я не горела желанием быть замеченной в его обществе, но он настаивал, и я подумала, что хуже, чем есть, мое положение стать не может. Я никогда не страдала излишней конспиративностью, и мне до смерти надоело вести себя так, как следовало в моей ситуации. Беспокойство тяжестью лежало у меня на сердце. Мне нужно было отвлечься.
Я выехала в город и купила себе пару туфель на высоких каблуках. По мере развития событий мое беспокойство и волнение стало радостным возбуждением. Проведя всю неделю как затворник, я поняла, что во мне еще пока сохраняются некоторые социальные импульсы. Возможно, они залегают глубоко, похороненные под глубоким пластом осторожности, но тем не менее они — часть меня. Мое отношение к Олив сделалось благосклонным, несмотря на то, что лишь вчера еще ее обращение казалось мне высокомерным и снисходительным. Кто я такая, чтобы судить ее? То, как она живет в этом мире, меня не касается. Она заполняет свою жизнь теннисом и покупками, но время от времени она занимается и благотворительностью, чем я, например, похвастаться не могу. Она была права в одном: все зло в жизни от изгоев и тех, кто считает, что с ним несправедливо обошлись. Довольные жизнью люди, как правило, не подделывают чеки, не грабят банков и не убивают своих сограждан.
Я подумала было сходить в тренажерный зал, но решила, что не стоит. Я не занималась со вторника, но мне было наплевать. Я улеглась на диван и проспала большую часть дня.
В три часа я надолго погрузилась в ванну с пеной. Вообще-то я налила туда жидкости, которой мою посуду, но пены было хоть отбавляй. Я помыла голову и для разнообразия даже расчесала волосы. Я раскрасила лицо чем-то, что у меня проходило за косметику, и затем нырнула в белье и шелковые чулки. Платье было обалденное, и оно сидело на мне великолепно, совсем как то черное на Олив предыдущим вечером. Мне никогда не доводилось примерять все эти роскошные женские штучки. После того как погибли мои родители я воспитывалась незамужней теткой, которая также не была специалистом по всем этим вещам. Я проводила дни своего детства с игрушечными пистолетами и за книгами, обучаясь самодостаточности, что очень ее радовало. К тому времени, когда я добралась до старших классов, я была девочкой, на которую школа махнула рукой, а к моему последнему году в школе я водилась с дрянными мальчишками, которые сквернословили и курили наркотики. Это были две вещи, которым я научилась в довольно юном возрасте. Несмотря на то, что я была социальным уродом, моей тетушке удалось вложить в меня набор определенных жизненных ценностей, которые в конце концов и возобладали. Закончив школу, я начала исправляться и теперь я, за исключением нескольких пунктов, примерный гражданин своей страны. В душе я всегда была мерзкой маленькой моралисткой. Частные расследования — это мой способ проявить эту черту.
