Дженет Керд - Убийца где-то рядом... Смерть в белом галстуке
— Пойми, Крис, свидетельское показание ни на что не указывает. Ты слишком любишь выдвигать убедительные теории на недостаточных основаниях. Я полагаю, что это потому, что ты — интеллектуал, не так ли?
В ответ Кристина только слабо возразила.
— Я полагаю, что ты проводишь слишком много времени с книгами и стихами и тому подобным и попусту рассуждаешь о людях, которых никогда в действительности не существовало. Если бы тебе пришлось иметь дело с реальными вещами, вроде того, как научить пятнадцать девочек из третьего класса приготовлению обеда из двух блюд в течение часа тридцати минут… Валерия Ангуса Фрейзера, кстати, либо очень бестолковая, либо очень влюбленная… Ты бы научилась твердо придерживаться фактов.
Кристина рассмеялась:
— У тебя было трудное утро? Я отбрасываю предположение, что изучение литературы, — которую, я полагаю, ты имела в виду, говоря о том, что я попусту рассуждаю о людях, которых никогда не существовало, — непригодно для практической жизни, но я считаю, что ты права, не расходуя время на размышления о смерти Мейбл Глоссоп. Во всяком случае, днем я поеду в школу. Я чувствую себя вполне здоровой, а этим утром здесь у меня не было ни тишины, ни покоя.
— Хорошо. Кстати, Дэвид просил тебе передать, что он собирался, Кристина, тебя навестить. Но сегодня он дежурит во время обеда.
На это замечание Кристина не ответила, и вскоре обе девушки были на пути в школу.
Кристину тепло встретили в учительской, засыпав любезными вопросами, касающимися ее желания приступить к занятиям. Даже Энн Смит продемонстрировала вежливое беспокойство, хотя, сделав этот жест, она повернулась к Джоан Дати, чтобы рассказать ей подробно о бале в бадминтонном клубе. Джоан, вежливая женщина, терпеливо слушала. Она, как и Энн, была уроженкой Данроза и могла испытывать определенный интерес к рассказу о том, кто с кем танцевал и кто как был одет. Кристина, которой удалось занять зеркало, чтобы расчесать волосы, ни разу не услышала упоминания о Дэвиде. Кроме того, Энн начала рассказывать о ком-то, кто был одет в ужасное платье: «Своего рода красновато-коричневая тряпка с прилегающим лифом, которое в действительности делало ее кожу еще более тускло-коричневой, чем обычно. Моя мама говорит, что если у вас желтоватый цвет лица, то вам следует одеваться в красное…» Кристину эта болтовня не интересовала.
Затем, собирая свои книги, она вновь услышала, как Энн немного повысила голос:
— И после бала Мэвис Стюарт пригласила некоторых из нас к себе в Эйкен Холл, мы прошли на кухню и приготовили яичницу с беконом… она сказала, что леди Стюарт не будет возражать против нашего прихода, и мы вернулись домой не раньше четырех тридцати. Это была замечательная вечеринка.
Но Кристина больше не слушала. Она могла простить Энн все, она ничего не имела против ее хвастовства знакомством с видными людьми. Так как если Дэвид был с ней у Мэвис Стюарт до четырех тридцати утра, невозможно, чтобы он был тем мужчиной, который проник в коттедж прошлой ночью. И только теперь, когда она почувствовала облегчение и к ней вернулось хорошее настроение, она осознала, насколько глубокой была ее тревога и неуверенность в том, не он ли был проникшим в дом грабителем.
Счастливая, она отправилась в класс и провела приятный урок. Затем у нее было «окно», и она пошла в учительскую, в которой никого, кроме нее, не было, и приготовила еще несколько экзаменационных вопросов. К концу этого урока в дверь постучали. Это был Туэчер. Он обходил школу, чтобы объявить, что можно кататься на коньках на пруду Фиддлера.
— Это хорошая новость, — сказала Кристина. — Мы почти не катались в прошлом году.
— Говорят, что морозная погода продержится, — с калл Туэчер, — и если она не изменится, то можно будет кататься на коньках на Лэнг-Стрейк, на реке, а это было возможно только дважды за последние тридцать лет. И первые это было как раз после того, как я поступил сюда на работу.
— Я не знала, что вы здесь так давно, — сказала Кристина, а затем, движимая внезапным импульсом, добавила: — Вы когда-нибудь слышали об Энее Синклере?
— Эней Синклер? Он учился в этой школе перед войной… замечательный был парень, заводила, выдающийся спортсмен и хорошо успевавший ученик. — На мгновение он сделал паузу. — Да. Замечательный парень. Он был дальним родственником моей жены. — Туэчер снова замолчал, глядя в окно, словно внезапно предавшись воспоминаниям.
— Что с ним случилось?
— Он погиб в японском лагере для военнопленных. Вы найдете его имя на памятнике в зале. — Внезапно он быстро сказал: — Ну, мне пора идти. — И он ушел, оставив Кристину в глубокой задумчивости. Когда он вошел, большой, спокойный, доброжелательный, дородный, ей показалось нелепым думать о нем как о мужчине, проникшем в коттедж или вырвавшем у нее скоросшиватель в бойлерной. Но теперь была связь между маленьким клочком обгоревшей бумаги, который был целью вторжения… «Он был дальним родственником моей жены»… — вспомнила Крис. Значит ли что-нибудь тот факт, что он не спросил, почему она хочет знать об Энее Синклере? Несомненно, что он говорил о нем, кажется, совершенно спокойно. И если этот молодой человек был убит во время войны, ясно, что Джозеф Уолш не мог ни угрожать ему, ни шантажировать. И кроме того, кто-то проник в коттедж именно для того, чтобы украсть клочок бумаги, на котором было написано это имя. Постой-ка, это все, что там было написано? Но все, что она смогла вспомнить, было имя Эней Синклер, написанное ясным четким почерком Джозефа Уолша. Посмотрела ли она с обеих сторон? Да, она это сделала, и другая сторона была чистой. Но грабителю нужно было именно это имя: Эней Синклер.
Но это нелепо! Она прочитала это имя, она могла упомянуть о нем в разговоре. Если он не глупый человек и не думает, что, уничтожив эту бумажку, он избежит любого риска со стороны того, кто видел это имя, возможно, он мог пойти дальше и думал убить того человека, который прочитал это имя… Кристина слегка задрожала. Это была бессмыслица. Гораздо более вероятно, что он решил заполучить этот клочок бумаги, потому что он остался у нее, но это вовсе не являлось доказательством того, что в бойлерной она нашла скоросшиватель Джозефа Уолша. Все это слишком сложно. Лучше забыть об этом совсем. Прозвучал звонок. Теперь урок поэзии со вторым классом. Она даст им описание катания на коньках Вордсворта.
Что она и сделала и после последнего урока вышла из класса более спокойной и веселой, чем когда-либо. Она шла по коридору, тихо бормоча строки из стихотворения: «…играя, со свистом режем зеркальный лед». Вордсворт, вероятно, любил хоккей на льду, подумала она, когда к ней подошел Дэвид.
— Привет, Крис. С тобой все в порядке? Я думал, что у тебя день отдыха. Полагаю, что у тебя была тревожная ночь?
— Да, немного. Но я вполне поправилась, спасибо. Сейчас я как раз подумала, как здорово, что лед на пруду у Фиддлера уже держит. Я собираюсь отправиться туда сразу же после занятий.
— Ты катаешься на коньках?
Кристина на мгновение взглянула на него. Но, конечно, откуда ему знать, что это — единственный вид спорта, в котором она в известной степени преуспела.
— Немного, — сказала она. — Я не катался на коньках в течение нескольких лет, но раньше у меня неплохо получалось. Трудность в том, что у меня нет коньков. Но я полагаю, что смогу их одолжить. Итак, я тебя там увижу?
— Вероятно, — сказала Кристина и поторопилась прочь, чтобы найти Эндрину и возможно быстрее поехать домой.
Они поспешно выпили чай, а затем Кристина переоделась в лыжные брюки и коричнево-желтый свитер, вынула из шкафа свои коньки, очистила их от смазки и отравилась на пруд Фиддлера.
— Я пойду пешком, — сказала она. — Ты приедешь, Эндрина?
— М-м… В действительности, Кристина, я не так уж того и хочу. Я приеду позднее. Вероятно, будет много народа. Туэки сказал мне, что там установили фонари.
Я предпочла бы, чтобы их не было. Ничего, по крайней мере, мы будем кататься на настоящем льду на свежем воздухе.
Пруд Фиддлера был небольшим озером, расположенным вблизи холмов около Данроза, и к нему можно было добраться от коттеджа по тропинке. Он был мелким и ничем не примечательным, но замерзал быстро, был безопасным и представлял из себя идеальный каюк. Кристина в радостном настроении шла по тропинке в надвигающихся сумерках, наслаждаясь холодным чистым воздухом. В западной стороне неба виднелось зарево, тут и там появлялись звезды. Вскоре она увидела над прудом Фиддлера тусклый свет не очень ярких прожекторов и услышала крики и смех. Затем тропинка сделала поворот, и Кристина остановилась, глядя вниз на сверкающую поверхность льда с его плавными неровными очертаниями, там где он волнообразно соприкасался с берегом. По льду во всех направлениях сновали темные фигуры людей всех возрастов, различной комплекции и по-разному одетые, и имевшие различный уровень мастерства в катании на коньках. Кристина улыбнулась от радостного предвкушения удовольствия, побежала вниз к берегу, села на валун, чтобы надеть коньки, проковыляла на них до льда… покатилась. Она прокатилась до противоположного берега, развернулась и направилась обратно, ее волосы развевались на ветру и сверкали на свету. Как всегда, она почувствовала, что это самый удивительный из возможных способов передвижения, становишься, будто птица, скольжение на коньках очень близко к полету… Она должна попытаться кататься на коньках и в ближайшие дни. Между тем было нечто такое… такое чувство, словно тело внезапно обрело новые размеры и стало свободно от всяких ограничений, для нее исчезло понятие времени, и она почувствовала себя способной свободно перемещаться в пространстве. Девушка сделала крутой поворот, так что холмы, и скалы, и пруд закружились вокруг нее…
