Донна Леон - Высокая вода
— Возьмите зонтик, — сказал он. — Похоже, опять будет дождь.
Брунетти пошел домой, чтобы пообедать с семьей, и Паола сдержала свое обещание не говорить Раффи о шприцах и о том, чего испугался его отец, когда их нашел. Однако она использовала свое молчание, чтобы вырвать из Брунетти твердое обещание, что он не только поможет ей вытащить стол на балкон в первый солнечный день, но и будет вместе с ней вводить шприцом яд в каждую из множества дырочек, проделанных древоточцами, когда они выходят из ножек стола, где проводят свою зимнюю спячку.
Раффи после обеда закрылся у себя в комнате, сказав, что ему надо делать греческий, десять страниц перевода из Гомера, к следующему уроку. Два года назад, когда он вообразил себя анархистом, он закрывался в своей комнате, чтобы думать черную думу о капитализме, возможно, чтобы этим действием ускорить его падение. Однако в этом году он не только завел подружку, но у него определенно появилось желание поступить в университет. Так или иначе, он исчезал в своей комнате сразу после еды, и Брунетти мог лишь предполагать, что его тяга к одиночеству как-то связана с созреванием, а не с политической ориентацией.
Паола стращала Кьяру чем-то ужасным, если та не помоет посуду, и пока они были заняты на кухне; Брунетти сунул туда голову и сказал им, что снова пошел на работу.
Когда он вышел из дома, дождь уже шел, пока слабый, но многообещающий. Он раскрыл зонтик и свернул на Ругетта, направляясь обратно к мосту Риальто. Через несколько минут он уже радовался, что не забыл надеть сапоги, потому что по мостовой разлились большие лужи, будившие желание по ним смачно шлепать. К тому времени, как он перешел мост, полило сильнее, а когда добрался до квестуры, брюки у него были мокрыми от сапог до колен.
В своем кабинете он снял пиджак и испытал искушение снять также и брюки, чтобы повесить над батареей: они высохли бы за несколько минут. Вместо этого он открыл окно и хорошо проветрил кабинет, потом сел за стол, позвонил оператору и попросил, чтобы его соединили с отделом хищений художественных ценностей в главном полицейском управлении Рима. Когда его соединили, он представился и спросил майора Каррару.
— Buongiorno,[27] комиссар.
— Мои поздравления, майор.
— Спасибо, время приспело.
— Да вы еще мальчик. Еще тысячу раз успеете стать генералом.
— К тому моменту, когда меня произведут в генералы, в музеях этой страны не останется ни одной картины, — сказал Каррара. Его смех раздался не сразу, так что Брунетти не понял, шутка это или нет.
— Поэтому я и звоню, Джулио.
— Что? Картины?
— Не уверен, но во всяком случае музеи.
— Да, и что там? — спросил тот с неподдельным интересом, который, как помнил Брунетти, всегда отличал Карреру в работе.
— У нас тут убийство.
— Да, я знаю, Семенцато, во Дворце дожей, — сказал он нейтральным голосом.
— Ты что-нибудь знаешь о нем, Джулио?
— Официально или неофициально?
— Официально.
— Совершенно ничего. Ничего. Нет. Ни единой зацепки. — Не успел Брунетти открыть рот, как Каррара спросил: — Достаточно, чтобы ты задал свой следующий вопрос, Гвидо?
Брунетти ухмыльнулся.
— Ладно. А неофициально?
— Поразительно, что ты об этом спрашиваешь. Я сам собирался тебе позвонить, вот тут даже памятка лежит. Я только из сегодняшней газеты узнал, что ты ведешь это дело, и сразу решил: позвоню и кое-что подкину. И заодно попрошу о нескольких одолжениях. Полагаю, что есть ряд вещей, которые интересны нам обоим.
— Например?
— Например, его банковские счета.
— Семенцато?
— А о ком мы сейчас говорили?
— Извини, Джулио, но мне целый день разные люди твердили, что я не должен плохо говорить о мертвых.
— Если не говорить плохо о мертвых, о ком же тогда плохо говорить? — спросил Каррара на удивление здраво.
— У меня уже кое-кто работает по этим счетам. Я должен получить их до завтра. Что-нибудь еще?
— Я бы хотел заглянуть в список его междугородных и международных звонков, как из дома, так и из кабинета в музее. Как ты думаешь, ты сможешь их достать?
— Это все еще неофициально?
— Да.
— Они у меня есть.
— Хорошо.
— Еще что?
— Ты уже разговаривал с его вдовой?
— Нет, я лично нет. Один из моих людей разговаривал. А что?
— Она может иметь представление, куда он ездил в последние несколько месяцев.
— Зачем тебе это понадобилось? — спросил Брунетти с искренним любопытством.
— Особых причин нет, Гвидо. Но мы всегда настораживаемся, если чье-то имя всплывает в наших делах больше одного раза.
— А его всплывало?
— Да.
— Каким образом?
— Да в общем-то самым косвенным. — Каррара казался опечаленным тем, что у него нет определенного обвинения, которое позволило бы сдать его Брунетти. — Больше года назад мы арестовали в аэропорту парочку с китайскими нефритовыми фигурками, и они сказали, что слышали, как о нем упоминали в разговоре. Они только перевозили. Не знали даже стоимости груза.
— А какой она была?.. — спросил Брунетти.
— Несколько миллиардов. Мы проследили их путь. Статуэтки исчезли из национального музея в Тайване три года назад; никто так и не понял, как именно.
— Оттуда были взяты только эти предметы?
— Нет, но это единственное, что пока удалось вернуть.
— Где еще ты слышал его имя?
— О, от одного из человечков, которых мы тут держим на поводке. Мы можем взять его в любую минуту за наркотики, взлом и проникновение в жилище, поэтому он пока бегает на свободе, а взамен приносит обрывки информации. Он сказал, что подслушал имя Семенцато в телефонном разговоре одного из тех, кому продавал вещи.
— Краденые?
— А как же. Ему больше нечего продавать.
— Тот человек говорил с Семенцато или о нем?
— О нем.
— А этот рассказал тебе, что именно он услышал?
— Говоривший по телефону сказал только, что кому-то там надо бы потолковать с Семенцато. Сначала мы подумали, что ссылка на него вполне невинна. В конце концов, он директор музея. Но потом мы поймали в аэропорту ту парочку, а Семенцато нашли мертвым в его кабинете. Так что я подумал, что пора поставить тебя в известность. — Каррара молчал достаточно долго, чтобы дать понять, что пока это все, что у него есть, и настало время что-нибудь получить взамен. — А вы что нашли?
— Помнишь китайскую выставку несколько лет назад?
Каррара утвердительно буркнул.
— Некоторые из предметов, отосланных обратно в Китай, оказались копиями.
В трубке явственно раздался присвист Каррары, выражавший одновременно удивление и восхищение таким ловкачеством.
— И вроде бы он был теневым партнером в паре антикварных лавок, здесь и в Милане, — продолжил Брунетти.
— Чьих?
— Франческо Мурино. Знаешь его?
Каррара подумал и медленно ответил:
— Только, как и Семенцато, неофициально. Но его имя попадалось больше, чем несколько раз.
— Что-то определенное?
— Нет, ничего. Похоже, он прекрасно заметает следы. — Последовала долгая пауза, а потом Каррара добавил внезапно посерьезневшим голосом: — Или кто-то его покрывает.
— Типа того, верно? — спросил Брунетти.
Это могло означать что угодно: некую ветвь власти, мафию, иностранное правительство или церковь.
— Да. Любой взятый нами след ведет в никуда. Услышали имя, и больше не слышим. Финансовая полиция трижды проверяла его за последние два года, и у него все чисто.
— Его имя возникало когда-нибудь рядом с именем Семенцато?
— Здесь никто их не связывал. А что у вас там есть еще?
— Знаешь Бретт Линч?
— Американку? — спросил Каррара.
— Да.
— Конечно, я с ней знаком. У меня степень искусствоведа, Гвидо, в конце-то концов.
— Она так хорошо известна?
— Ее книга об искусстве Китая — лучшая по этой теме. А она еще в Китае, не так ли?
— Нет, она здесь.
— В Венеции? Что она там делает?
Брунетти задавал себе тот же вопрос. Пытается решить, то ли ехать обратно в Китай, то ли остаться здесь из-за своей любовницы, а может, ее удерживает желание узнать, не была ли убита ее предыдущая возлюбленная.
— Она приехала сюда поговорить с Семенцато о тех подделках, которые прибыли в Китай. Два подонка на прошлой неделе избили ее. Сломали ей челюсть и несколько ребер. Тут об этом было в газетах.
Снова из Рима донесся свист Каррары, но на сей раз он исхитрился выразить им сочувствие.
— А тут не было ничего, — сказал он.
— Ее ассистентка в Китае, японка, которая приезжала сюда, чтобы проследить за возвращением выставки в Китай, погибла там в результате несчастного случая.
— Фрейд где-то сказал, что случайностей не бывает, верно? — спросил Каррара.
— Не знаю, имел ли Фрейд в виду Китай, когда говорил это, но, действительно, на случайность не похоже.
