Ю Несбё - Тараканы
Брекке предостерегающе поднял руку и взглянул на часы.
— Я знал, что один японский инвестор из банка «Асахи» должен был приехать в Патпонг вчера вечером. В конце концов я нашел его на Четвертой Сой. Выкачивал из него информацию до трех часов ночи, потом отдал ему свою девку и вернулся домой. На работе я был сегодня уже в шесть утра и скупал баты. Он скоро тоже придет на работу и купит баты на четыре миллиарда крон. Но тогда я уже снова стану продавать их.
— Деньги, похоже, огромные, но методы, боюсь, почти незаконные.
— Почти, Харри. Именно почти.
Брекке оживился, голос его зазвучал гордо, словно это мальчишка хвастается новой игрушкой.
— О морали речь здесь не идет. Хочешь быть нападающим — не бойся офсайда. Правила существуют только для того, чтобы их нарушать.
— И выигрывает тот, кто нарушает правила дольше всех?
— Когда Марадона забил мяч рукой в ворота англичанам, болельщики восприняли это как часть игры, не заметил судья — и прекрасно. — Брекке поднял палец. — Тем не менее нельзя забывать, что речь идет лишь о шансах. Иногда ты проигрываешь, но если вероятности на твоей стороне, то сможешь зарабатывать этим еще очень и очень долго. — И он с отвращением загасил сигару. — Сегодня этот японец определяет мои дальнейшие действия, но знаете, что лучше всего? Когда вы сами можете диктовать правила игры. К примеру, пустить слух прямо перед тем, как в США будут обнародованы темпы инфляции, о том, что Гринспен [22]на частном обеде обмолвился о повышении процентных ставок. Или сбить с толку своих противников. Именно так вы получаете наибольшую прибыль. Куда увлекательнее секса! — Брекке захохотал и восторженно топнул ногой. — Валютный рынок — это мать всех прочих рынков, Харри. Это «Формула-1». Столь же пьяняще и опасно для жизни. Знаю, у меня извращенный взгляд на вещи, но я из тех, кто любит держать все под контролем и знать, что если и разобьешься насмерть, то только по собственной вине.
Харри огляделся. Чокнутый профессор в стеклянной комнате.
— А если вас остановят за превышение скорости?
— До тех пор пока я зарабатываю деньги и не высовываюсь, все довольны. К тому же у меня самые высокие доходы в компании. Видите этот офис? Раньше здесь сидел директор «Барклай Таиланд». И вы, наверное, спросите, почему же теперь здесь обретаюсь я, какой-то там брокер? А сижу я здесь потому, что в брокерской компании имеет значение только одно — сколько денег ты зарабатываешь. Все прочее — декорация. В том числе и начальники: они ведь зависят от нас, своими операциями на рынке мы сохраняем им работу и зарплату. Мой начальник переехал сейчас в уютненький кабинет этажом ниже, поскольку я пригрозил ему, что уйду работать к конкуренту и всех клиентов с собой прихвачу, если он не подпишет со мной более выгодный договор. И не предоставит мне этот офис.
Он расстегнул жилет и снял его, повесив на один из стеклянных стульев.
— Хватит обо мне. Чем могу вам помочь, Харри?
— Я все думаю, о чем это вы с послом разговаривали по телефону в день убийства.
— Он позвонил мне, чтобы подтвердить нашу встречу. И я подтвердил.
— А что потом?
— Он приехал сюда в четыре часа дня, как мы и договорились. Может, минут на пять задержался. Шена из приемной может сказать точнее, он сперва записался у нее.
— О чем же вы разговаривали?
— О деньгах. Он хотел разместить некоторую сумму. — Ни один мускул не дрогнул на его лице: было неясно, лжет он или нет. — Мы просидели здесь до пяти. Затем я проводил его в паркинг, где он оставил свою машину.
— Она стояла на гостевом месте, там же, где теперь стоит наша?
— Если речь о гостевом месте, то да. Именно там.
— Тогда вы видели его в последний раз?
— Именно так.
— Спасибо, — поблагодарил его Харри.
— Ради бога. Стоило ехать в такую даль за подобной мелочью.
— Как я уже говорил, это всего лишь обычное в таких случаях дознание.
— Ну, разумеется. Ведь он умер от инфаркта, не так ли? — И Йенс Брекке ухмыльнулся.
— Похоже, что да, — ответил ему Харри.
— Я друг семьи, — продолжал Брекке. — Все молчат, но я умею понимать знаки. Они говорят сами за себя.
Когда Харри поднялся со стула, двери лифта раскрылись, и оттуда появилась секретарша, держа в руках поднос со стаканами и двумя бутылками.
— Немного воды перед уходом, Харри? Мне присылают ее самолетом раз в месяц. — Он наполнил стаканы норвежской минеральной водой «Фаррис» из Ларвика. — Кстати, Харри, время телефонного разговора, которое вы называли вчера, ошибочно.
Он открыл дверь шкафа у стены, и Харри увидел что-то вроде панели банкомата. Брекке набрал какие-то цифры.
— Время было тринадцать тринадцать, а не тринадцать пятнадцать. Возможно, это ничего не значит, но я подумал, что вам стоит знать точное время звонка.
— Время сообщила нам телефонная компания. Почему вы решили, что именно вы знаете точное время?
— Потому что точное время — у меня, — и белоснежные зубы снова сверкнули в улыбке. — Этот аппарат фиксирует все мои телефонные переговоры. Он стоит полмиллиона крон, и часы в нем спутниковые. Поверьте мне, точнее не бывает.
Харри поднял брови.
— Неужели кому-то еще могло прийти в голову выложить полмиллиона за магнитофон?
— Таких гораздо больше, чем вы думаете. Например, большинство брокеров. Когда обсуждаешь по телефону, продавать или покупать на рынке валюту, то какая-то сумма в полмиллиона — это мелочь, которую можно упустить из виду. А магнитофон автоматически фиксирует тайм-код на этой специальной ленте. — И он указал на пленку, напоминавшую обычную видеокассету. — Тайм-кодом невозможно манипулировать, нельзя изменить запись, не нарушив его. Единственное, что можно сделать, так это спрятать запись, но тогда другие обнаружат, что запись разговора за определенный период времени отсутствует. Такая тщательность необходима для того, чтобы пленки с записями могли в случае чего служить доказательством в суде.
— Вы хотите сказать, что у вас есть и запись беседы с Мольнесом?
— Разумеется.
— Не могли бы мы…
— Минутку.
Странно было слышать живой голос человека, которого ты только что видел мертвым, с ножом, торчащим в спине.
— Значит, в четыре, — произнес посол.
Голос звучал бесцветно, как-то грустно. Потом посол положил трубку.
Глава 20
— Как спина, не болит? — обеспокоенно спросила Лиз, когда Харри, прихрамывая, явился в Управление на утреннюю летучку.
— Уже лучше, — солгал он и сел поперек стула. Нхо протянул ему сигарету, но Рангсан закашлял за своей газетой, и Харри не стал закуривать.
— У меня есть новости, которые поднимут тебе настроение, — сообщила Лиз.
— У меня и так хорошее настроение.
— Во-первых, мы решили задержать By. Посмотрим, как он заговорит, когда мы пригрозим ему тремя годами за нападение на полицейского при исполнении. Господин Соренсен утверждает, что не видел By уже несколько дней, тот, мол, фрилансер, приходит когда захочет. У нас нет его адреса, но известно, что он любит захаживать в ресторан в Рачадамноне, это стадион для тайского бокса. На боксеров там ставят огромные суммы, и кредиторы обычно пасутся поблизости в поисках новых клиентов, а заодно высматривают должников. Вторая хорошая новость — Сунтхорн порасспрашивал в отелях, где, как мы подозреваем, оказываются эскорт-услуги. Посол, со всей очевидностью, посещал один такой отель, там вспомнили его машину с дипломатическими номерами. Говорят, он был там с женщиной.
— Прекрасно.
Лиз явно задела прохладная реакция Харри.
— Прекрасно?
— Он возил в отель мисс Ао и трахал ее там, разве непонятно? Наверняка она не хотела приглашать его к себе домой. Получается, из всего этого у нас есть только Хильде Мольнес: у нее-то был мотив, чтобы прикончить своего мужа. Или же его прикончил бойфренд мисс Ао, если у нее он вообще имеется.
— Да и мисс Ао сама могла иметь мотив, если Мольнес собрался бросить ее, — добавил Нхо.
— У нас масса хороших предложений, — подытожила Лиз. — С чего начнем?
— Проверьте алиби, — раздался голос из-за газеты.
В переговорной посольства мисс Ао взглянула на Харри и Нхо покрасневшими от слез глазами. Она наотрез отказывалась признавать, что посещала какой-либо отель, сообщила, что живет с сестрой и матерью, но в вечер убийства ее не было дома. У нее нет никаких знакомых, говорила она, а домой она вернулась очень поздно, где-то после полуночи. Но едва Нхо попытался выспросить ее поподробнее, как она ударилась в слезы.
