Василий Добрынин - Что такое ППС? (Хроника смутного времени)
— Виталик там был, в салоне. Он деньги собрал, документы. И с ним его друг, из деревни, я понял: наверное, кум. Никогда его больше не видел. А останавливал Славик. Вьетнамцы, — мы так подумали, — все равно его не разглядят.
— А Виталик что, в гриме был?
— Ой, зачем? Он не боялся. Вообще не боялся! Потом, если кто-то и показал на него — не поверил никто бы.
— Чего так?
— Да он же у этого — знаете Вы — депутат, у Лахновского?
— Думаешь, что говоришь?
— Да что думать, я знаю, что он депутат у него.
— Депутат у Лахновского?
— Да!
— Это кто же тогда Лахновский — Верховная Рада?
— Ну, да…
— Ну, хорошо, не парься, ты напиши только правильно. Депутат — Лахновский; Виталик — помощник народного депутата.
— Ну, Вам виднее.
— А вчера Краснокутского кинули тоже?
— Нет. Он сам не поехал. Не захотел. Уперся. Предчувствие, говорит: не поеду!
— Так. Что о Виталике знаешь: фамилию, адрес?
— Совсем ничего. Фамилии даже не знаю. Все они как-то: Виталик, Славик; в автобусе был, вот и вспомнил — Юрчик. Не взрослые люди — детсад.
— «Рено» у Виталика?
— Да, «Рено», черный.
— Вот теперь все, что мне рассказал — пиши.
Неужели — Потемкин?!
Потемкин взял трубку. Телефон зазвенел у полковника Цупова.
— Товарищ полковник, мне повезло, что застал Вас. Потемкин тревожит.
— Что хотел, говори, Потемкин, да быстро, тут не до тебя!
— Явку с повинной примете?
— Что?
— Явка с повинной нужна? По Краснокаменке? Свежая, только созрела.
Пауза, каплей громадной, повисла в воздухе.
— У тебя?
— У меня. Приезжайте, пока не остыла.
— Держись, я приеду, Потемкин!
Дав отбой, Цупов снова взял трубку:
— Дайте «Тантал»! Командир роты? Птицын? Полковник Цупов. Знаешь такого? Так вот, слушай меня, подполковник! Потемкин с оружием? Да? Вот что, мы скоро приедем, а ты, под любым предлогом разоружи Потемкина. Под предлогом, ты понял! Есть голова — ты думай. Ни в коем случае не заходи напрямую — стреляет проворно! И проследите, чтоб он — никуда. Надо, чтоб он нас дождался. Но больше — ничего. Без самодеятельности. Выезжаю сам. Ясно? Действуй, командир!
— Гаркуша! — позвал полковник, — Владимир Иванович, едем. Отступника время пришло навестить.
«Да хоть бы еще, — кладя трубку, взмолился, подумал ротный, — хоть бы еще позвонил кто-нибудь!». Лучше бы позвонили, дали задание, что-то другое, чтобы он понял, что этот приказ — ошибка…
«О, это счастье, — подумал он, — что я не включил динамик!». И покосился на зама.
— Что там? — спросил тот.
— Ничего. Я к Потемкину прогуляюсь.
— Привет передай.
— Передам, — сказал ротный, и достал пистолет. Крутанул до предела колесико громкости радио, и под столом привел пистолет в готовность.
— Ты чего? — изумился зам.
— Да, так, не в ту сторону крутанул, — подполковник убавил громкость. «Спать ложился, — подумал он, — Земля, как обычно, нормальной была. А сейчас — опереться не на что!».
Понять что-либо по обстановке, возможности не было. И «Рисковать, — решил он, — я могу только сам!».
Архангел услышал ротного и прозвонил в телефон:
— Подполковник, ты еще не поднялся? Я тебе подскажу, что придумать с Потемкиным. Слушай…
Потемкин был — весь внимание. Жизнь длинна, как дорога такой же длины, а исповедь — краткий отрезок — тире! Синебрюх сейчас скинет последнюю тяжесть Потемкину в руки, устанет и окунется в тоску. А потом замолчит, или будет врать, потому что тоска выливается в мысли о самом насущном — спасении. А сейчас не врет — избавляется. Момент истины — ценный момент для коллег из розыска, — вот что держал у себя в руках Потемкин. А тут постучали в дверь.
— Да!
Вошел ротный. Осмотрелся, не угадал ничего особого и, тоном незваного гостя, проговорил:
— Потемкин, сдай пистолет. Приехал режиссер Фокин с «Мосфильма», он снимал «Петровку, 38», побудешь у него гидом. Лучше тебя тут никто не справится.
— Что? — удивился Потемкин, — Опять!
Он «въехал» не сразу, о чем сказал ротный. А ротный, вообще не въезжая, добавил:
— Ну, тебя что, учить? Будет спрашивать — ты отвечай, покажи, чего гость захочет, да не молчи — это главное. Он ведь зачем приехал, что нужно? Общение, слово живое, Потемкин, давай! Ты к нему не для охраны, поэтому пистолет не нужен. Сдай! Это приказ.
Не будь Потемкин привычен эмоции прятать — отвисла бы челюсть: «Какая муха его укусила?» — подумал он и собрался пойти, выполнять приказ.
— Вот что, — убрав написанное, сказал он Синебрюху, — отсюда ты — никуда! Даже если захочется в туалет, подожди — я тебя провожу.
«Кончилась воля!» — вздохнул Синебрюх.
«Ну да! — про себя усмехнулся ротный. — Только ты, капитан, — в туалет под моим контролем, а он — под твоим. Гуськом будем двигаться по нужде!».
— Здесь подождете? — спросил Потемкин.
— Да, подожду, — согласился ротный.
Потемкин вернулся, спрятал в сейф кобуру.
— Ох, и накурено!
Ротный поднялся, широко раскрыл дверь и вернулся на место.
— Не закрывай, — сказал он, — Подождем, — и посмотрел на Потемкина. Тот косился на дверь, пряча явное неудовольствие, хмурился.
— Ты, знаешь ли, — кашлянув, сказал ротный, — я из этого фильма момент один помню. Не помнишь? К девушке главный герой приехал, наш, — опер. К ночи поближе. По делу, конечно же, уголовному. Суть там была непростая, а он в эту девушку верил, хотел внести ясность. Против нее все было. Так вот, вечером, в ее доме — я помню… А жила она самостоятельно. Ага, вот — кофе она поставила. А потом предложила бутылку «Плиски». Ты помнишь, в Союзе коньяк был болгарский — «Плиска»? Горлышко длинное, а бутылка сама, — как капля. Так вот она ему говорит…
Ротный увлекся, а Синебрюх и Потемкин, — почувствовал он, — недовольно слушают.
— …ага! Говорит, что спиртным, вообще-то не увлекается, и не предлагала бы, может быть, да эта бутылка стоит давно. Брак, со стола именинницы. То есть, ее не смогли открыть, — неполадки с пробкой. Она ее убрала, а теперь, может быть, гость сумеет открыть? Порылась в столе и достала кухонный, такой, знаешь, крепенький, нож. Салфетку большую, чтобы бутылку в руке зажать, понадежней. В общем, весь инструмент. А он взял в руки, посмотрел, взял салфетку, на нож не глянул. Усмехнулся по доброму — хлоп! И ребром ладони снес горлышко. Нормально открылась, разлили, распили.
Помолчав, подполковник спросил:
— А ты так, Потемкин, можешь?
— Распить?
— Нет, открыть.
— Не знаю.
— Но камень, ты голой рукой ломаешь.
— Нет. Кирпич разбиваю, а камень — нет.
— Что, большая разница?
— Не знаю, наверное.
Неохотно, отрывисто, говорил Потемкин. А ротный нес всякую чушь и считал минуты, когда же машина начальника УР, доедет от УВД до «Тантала».
— А как ты считаешь? — спросил подполковник и оживился, как человек, который в бесцельном трепе, вдруг обнаружил мысль, — Вот фильмы такие, про милицию, уголовный розыск, преступников — они не вредят? Я имею в виду подробности их… Не учат дурному? Школа будущему преступнику — не бывает такое? Посмотри их внимательно — можно всему научиться. Как думаешь, а?
А это Потемкин услышал:
— Во-первых, — сказал он, — надо их разделять: о милиции, розыске, и о преступниках — не одно и тоже. А во-вторых, если вы посмотрели, подробно, как преступление можно придумать и сделать, то можете видеть и то, как его разгадать. А начнете искать в нем науку, — поймете, что лучший способ избежать раскрытия — не совершать преступления!
«Вот это, — вздохнул Синебрюх, — надо было писать в каждом фильме, как на сигаретных пачках… И я бы задумался, вдруг. А теперь? Что теперь? Поздно!». Ротный почувствовал, что истощился и больше сказать ему нечего.
Открытая дверь не таила всякому, кто был рядом, кто проходил мимо, что в кабинете — трое: мирно сидят, беседуют, и ничего не делают. Но не таила она и того, что тех, кого ждет подполковник Птицын, в здании нет до сих пор.
Это склоняло к панике, потому, что опять нужно было бы думать, чем же еще зацепить Потемкина.
— Ничего, — сказал подполковник, — сейчас позвонят, и поедешь. С человеком таким познакомишься, а? Режиссер! Хорошо это, честь для нас…
— Мне, — сказал, не совсем дружелюбно, Потемкин, — не надо знакомиться. Я с ним знаком.
— Ну, так вот! — оживился Птицын, — А я думал, что ж так? Почему тебя? Вот в чем дело. Потемкин! Чего же не рад, если он твой знакомый?
— Рад, просто, времени нет.
И, слава богу, послышался шум посторонних людей. Заглянул Медведенко:
— Юрий Юрьевич, к Вам полковник Цупов!
«Ага!» — подполковник увидел, как, наконец, улыбнулся Потемкин. Почти, так сказать, «потирая руки»… С чего?
