Лоуренс Гоуф - Случайные смерти
По дороге в аэропорт от Рикки не было никакого толку. Он не мог оторваться от своего поддельного паспорта, листал и листал хрустящие новенькие странички, возвращаясь затем к фотографии и бормоча, что снимок плохой и что если его осветить как надо, он отпадный красавец.
С ума сойти, до чего он увлекся.
Ньют шлепнул его по лицу, чтобы напомнить о себе, велел откупорить бутылку шампанского. Рикки налил хозяину. Ньют вежливо спросил, не хочет ли он присоединиться. Рикки покачал головой, опять углубился в свой паспорт. Прилип к разделу с внешними данными — рост, вес, цвет волос и т. д., — как к магниту. Ньют допивал второй бокал, когда Рикки вдруг заметил, что рост ему указали пять футов четыре дюйма.
— Смотри здесь!
— Что? — спросил Ньют, не сводивший глаз с блондинки в серебристом «мерседесе» сбоку, которая могла, допустим, оказаться Ким Бесинджер.
Рикки показал ему паспорт.
— Что выпендриваются? Сделали пять и четыре, а я пять и семь, больше.
— Да что ты? — Ньют глотнул шипучки, пытаясь перевести это на английский. Он никогда не видел Рикки в таком возбуждении. Обычно мальчишку было ничем не прошибить. Поразительно, как все занятия языком полетели к черту, едва он разволновался. Сталлоне в «Рокки V» и то легче понять. Невероятно.
Рост, рост. Ага, это он из-за роста скулит. Ньют спросил:
— Когда тебя мерили, заставили ботинки снять?
— И что теперь? — Рикки напомнил Ньюту, что никогда не снимает башмаки, кроме как если купается или ложится вздремнуть. И то не всегда. Он и парню, который ему паспорт сварганил, об этом сказал. Что он, наделал, придурок хренов?
Ньют спросил:
— А когда ты вечером по двору босиком шляешься, это как?
— Это другой совсем дело. — Хитрая ухмылка, сплошь зубы и слюна. — Я беспокоюсь за вас. Плохой люди всюду. Мой хренова работа спасать вашу задницу. Как я могу охранять, если буду так топать?
Ньют сказал:
— Верно подмечено, Рикки.
— А то. — Рикки перевернул паспорт вверх ногами и понюхал клей, которым была приклеена фотография.
— Нравится? — ухмыльнулся Ньют.
— Я всегда хотел. Но я думал, что это не будет такой настоящий.
— Приятно, да? — Рикки начал успокаиваться, и Ньюту пришла в голову мысль. Он вспомнил, как Рикки отрезал ухо. Тогда он говорил по-английски почти как Уинстон Черчилль. Ньют спросил:
— Помнишь малого, который не мог дождаться своей очереди в туалет?
— Не-а.
— Толстый такой. Ты отрезал ему ухо, чтобы немножко поучить манерам.
— Да? — Рикки заинтересовался. — Когда? — Но еще пока он произносил эти слова, Ньют увидел, как в голове у него стали переворачиваться листки календаря.
Через мгновение взгляд Рикки прояснился. Зрачки расширились. Артерия на шее перестала рваться сквозь кожу.
— Ага, помню. А что?
— Ничего, не бери в голову. Взгляни лучше на эту куколку в «мерседесе».
— Хорошенькая, — машинально произнес Рикки. Нахмурился. — О чем говорили?
— О паспортах.
Рикки кивнул.
— Я один раз взял у пуэрториканца, когда торчал в Тихуане. Я был дешевый альфонс и хотел уехать. Он на меня похожий, этот парень. И потому я взял его паспорт.
— Ну, понятное дело, ага. Ты что, ему так понравился, что он решил сделать тебе подарок?
— Сделка. У меня был кнопочный нож, нержавеющая сталь, потому что я прячу его под мышкой и не хочу, чтобы он был ржавый. Парень не хотел мне дать паспорт, и я сделал сделку. Понимаете, что я вам говорю, мистер Ньютон?
— У альфонса с ржавым ножом дурацкий вид, да?
— Близко, но не совсем.
— Ты его заколол.
— Ну. И потом я выучил, какое мое новое имя, и сколько мне лет, и где я родился, и все такие вещи из моей новой жизни.
Ньют сказал:
— Тяжелое дело, да?
— И пустое. На границе они меня хватают и говорят, что я убийца. Сказали, я больше похож на Санта-Клауса, чем на того придурка.
— А ты что сказал?
— Говорю, я купил этот паспорт у одного малого на улице, не знаю кто. Вот.
— Они тебя отпустили?
— Ни фига. Отправили обратно. Мексикашки держали в вонючей тюряге шесть месяцев, я потерял дело, все мои надежды и мечты. Этот пуэрториканец не приходит, и им надо меня отпускать. Но сначала они меня избили, по-зверски. И потому я решил, что я должен делать. Эмигрировать в Америку.
— И вот он ты, целый и невредимый. Богатый и здоровый.
— Долго было, но все-таки получилось.
— Можешь гордиться собой. Знаешь что, Рикки?
— Что?
— Эту страну основали люди вроде тебя.
— Парни в бегах?
Ньют покатился со смеху. Он так смеялся, что чуть не расплескал — но все-таки не расплескал — свое шампанское.
— Нет, — сказал он. — Я говорю о дальновидных людях. Мужественных, дерзких людях, которые готовы были отчаянно рисковать, чтобы построить для себя новую, лучшую жизнь.
— Класс.
— Хочешь шампанского?
— Ага, да. — Но Рикки уже забыл о шампанском, поглощенный новым паспортом, крошечной чудесной книжицей, с которой он мог свободно грабить и убивать по всему миру, почти.
Ньют прищурился сквозь бокал на затылок шофера, который удивительно напоминал шар для кеглей чуть меньше обычного размера, покрытый жесткой курчавой черной оболочкой.
Он схватил переговорное устройство и спросил:
— Водила, кто тебя стрижет?
— Жена.
— Ты женат, такой хмырь?
— Три года, почти.
— Дети есть?
— Пока нет.
— Умная женщина, — сказал Ньют и откинулся на сиденье, наслаждаясь жизнью.
Ким Бесинджер оказалась все-таки не Ким Бесинджер, а одной из стюардесс на рейсе в Ванкувер. Ньют нарочно прошелся от салона первого класса в самый хвост, чтобы познакомиться и произвести впечатление. И получил от ворот поворот.
— В чем дело, — сказал он Рикки, усаживаясь на место, — у меня что, бородавка на носу?
Рикки ответил:
— Может, у нее уже очередь.
— Да? — сказал Ньют, подозрительно оглядывая мальчика-с-пальчик в соседнем кресле.
Они приземлились в Ванкуверском международном аэропорту в десять минут шестого. Рикки собрался было перевести часы, но Ньют объяснил, что временной пояс не изменился. Рикки не поверил и стал спрашивать у Ким Бесинджер, только называл ее Джессика.
Однако последним смеялся Ньют — когда смотрел, как Рикки вытаскивал из сумки толстые шерстяные рукавицы, длинную парку, вязаную шапку и непромокаемые резиновые сапоги, такие высокие, что вполне могли сойти за охотничьи.
Ньют спросил:
— Где ты это взял? — Он напялил шапку. Безразмерная. Натянул кусачую штуковину на лицо до самого кончика носа. — Собираешься банк ограбить?
— Пятьдесят зеленых. Последняя, которая у них осталась.
— Это единственная, которая у них была, болван.
Шапку украшал орнамент с зимними мотивами: елки и снежинки. Рикки неловко натянул на себя парку и тут же утонул в поту. Ньют протянул ему шапку, Рикки надел и ее.
Кто-то в толпе, собравшейся сзади, тихо хихикнул. Рикки сбросил башмак и взялся за резиновый сапог.
Ньют сказал:
— Это почти чудо, но если ты выглянешь наружу, то убедишься, что дождя нет. Ты увидишь также людей, которые ходят налегке. Наверное, был циклон, Рикки. Считай, нам повезло.
Рикки нагнулся и, выглянув, в иллюминатор, зажмурился от яркого солнца. Пот, ручьями стекавший по лицу, мешал смотреть. Он вытер лицо подголовной подушечкой. Такое случалось нечасто, но на этот раз Ньют был прав.
Похоже, что сапоги ему все-таки не понадобятся.
Глава 15
Артур и Бетти Чен жили в кооперативе «Фолс-Крик» с видом на залив, два моста, центр города и фрагменты гор.
Квартира занимала все три этажа здания. Вход был через северную веранду второго этажа. Стеклянные раздвижные двери вели прямо в гостиную. Миссис Чен сидела на диване и читала телевизионную программу. По экрану цветного телевизора у дальней стены расплескались пастельные краски.
— «Санта-Барбара», — сказала Паркер.
— Не верю.
— Не веришь чему? — Паркер продолжала вглядываться сквозь стекло.
— Что ты смотришь мыльные оперы, — сказал Уиллоус. Он, похоже, был удивлен, даже обескуражен.
— Почему бы и нет?
— Да просто я не думал, что ты из тех…
Паркер предупреждающе вытянула руку, пока он не зашел слишком далеко.
— Осторожно, Джек.
Уиллоус сказал:
— Что ты делаешь, записываешь их на видео, чтобы смотреть, когда вернешься с работы?
— Каких еще их? Я смотрю «Санта-Барбару» и «Указующий свет». Две программы, и обе в одно время, так что, если только у меня нет выходного посреди недели, приходится выбирать между ними. Это нелегко, поверь мне.
Уиллоус сказал:
— Думаешь, что знаешь кого-то, а потом оказывается, что она наркоманка.
— Ну, — сказала Паркер, — для того, кто в роскошный летний день готов три или четыре часа проторчать у телевизора ради записанного на пленку бейсбольного матча, ты делаешь несколько поспешные выводы.
