Хеннинг Манкелль - Пятая женщина
— Ты уверен? — спросил Нюберг. — Странно, что я его не видел.
Они принялись методично обыскивать дом. Через полчаса сейф был найден. Его обнаружил один из помощников Нюберга за плитой в кухне. Плита отодвигалась. Сейф оказался вмонтирован в стену. И имел цифровой код.
— Я, кажется, знаю, где шифр, — сказал Нюберг. — Все-таки Хольгер Эриксон не слишком полагался на свою память.
Они вернулись в комнату. Еще раньше в одном из ящиков письменного стола Нюберг обнаружил листок, на котором были в ряд записаны цифры. Когда Нюберг и Валландер набрали код, замок щелкнул. Нюберг отошел в сторону, давая Валландеру возможность открыть дверцу сейфа.
Валландер заглянул в шкаф. И отшатнулся. Попятился назад, наступив Нюбергу на ногу.
— Что с тобой? — спросил Нюберг. Кивком головы Валландер указал на сейф. Нюберг нагнулся. И тоже вздрогнул. Правда, его реакция была более сдержанной.
— Похоже на человеческую голову, — сказал Нюберг.
Повернувшись к помощнику, который после его слов побелел как полотно, Нюберг попросил его сходить за фонарем. Воцарилось напряженное ожидание. Валландера стало мутить. Он сделал несколько глубоких вдохов. Нюберг вопросительно взглянул на него. Но тут принесли лампу. Нюберг осветил внутренность сейфа. Там действительно находилась голова. С отрубленной шеей, открытыми глазами. Она усохла и сморщилась. Поэтому Нюберг с Валландером сразу не могли определить, обезьяна это или человек. Рядом с головой в сейфе лежали несколько ежедневников и записных книжек. Тут в комнату вошла Анн-Бритт. По наэлектризованной сосредоточенности присутствующих она поняла: что-то случилось. Но спрашивать не стала, просто молча встала сзади.
— Позвать фотографа? — спросил Нюберг.
— Достаточно, если ты сам сделаешь несколько снимков, — ответил Валландер. — Все равно ее нужно оттуда доставать.
Он обернулся к Анн-Бритт.
— В сейфе голова. Высохшая голова человека. А может, обезьяны.
Анн-Бритт наклонилась вперед и заглянула в сейф. Валландер отметил, что она даже не вздрогнула. Чтобы не мешать Нюбергу и его помощнику работать, они вышли из кухни. Валландер заметил, что вспотел.
— Голова в сейфе, — сказала Анн-Бритт. — Неважно, высохшая или невысохшая. Обезьянья или не обезьянья. Что это может значить?
— Похоже, Хольгер Эриксон был личностью даже более сложной, чем мы предполагали, — ответил Валландер.
Они ждали, пока Нюберг с помощью ассистента вынет все из сейфа. Было девять часов. Валландер рассказал Анн-Бритт о посылке из Буроса. Анн-Бритт перебрала содержимое коробки, но тоже не смогла дать ответ на вопрос: «Что это значит?» Решили, что, так как Валландер в прошлый раз торопился, нужно снова и более тщательно осмотреть квартиру Ёсты Рунфельдта. Хорошо бы Нюберг мог послать туда кого-нибудь из своих помощников. Анн-Бритт позвонила в отделение, и узнала, что получен ответ на ее запрос: в датскую полицию за последнее время не поступали сведения об утонувших в море людях. У полиции Мальмё и Морской спасательной службы также нет никаких данных о вынесенных на берег телах утопленников. В половине десятого появился Нюберг, неся перед собой голову и остальные предметы, найденные в сейфе. Валландер отодвинул в сторону стихотворение о пестром дятле. Нюберг поставил голову на стол. Кроме нее в сейфе лежали несколько старых ежедневников, записная книжка и коробка с медалями. Однако внимание присутствующих было приковано к голове. Дневной свет рассеял все их сомнения. Голова принадлежала человеку. Чернокожему. Может быть, ребенку. Или юноше. В увеличительное стекло Нюберг увидел, что в некоторых местах кожу проела моль. Валландер поморщился от отвращения, когда Нюберг, наклонившись, понюхал голову.
— Кто может разбираться в высохших головах? — спросил Валландер.
— Музей этнографии, — ответил Нюберг. — Правда, теперь он, кажется, называется Музей народов. Полицейское управление как-то разослало замечательный справочник. Там написано, куда следует обращаться с разными, даже самыми немыслимыми вопросами.
— Значит, давайте им звонить, — сказал Валландер. — Хоть сегодня и выходной, вдруг удастся отловить какого-нибудь консультанта.
Нюберг принялся заворачивать голову в целлофановый пакет. Анн-Бритт присела к столу и начала перебирать разложенные на нем предметы. Медали, лежащие на шелковой подушечке, были иностранными, с надписью на французском языке. Смысл надписей они не поняли. Нюберга тоже спрашивать не стали. По-английски он еще с грехом пополам изъяснялся, но французского наверняка не знал. Потом взялись за ежедневники. Они были старыми, начала шестидесятых годов. На первой странице стояло имя: «Харальд Бергрен». Валландер вопросительно взглянул на Анн-Бритт. Она покачала головой. До сих пор в материалах расследования это имя не упоминалось. В ежедневниках записей было немного. Отдельные часы. Инициалы. В одном месте крупно: «Х.Е.» Это было 10 февраля 1960 года. Больше тридцати лет назад.
Валландер открыл записную книжку. Увидел испещренные мелкими буквами страницы. И понял, что перед ним дневник. Первая запись относилась к ноябрю 1960 года. Последняя — к июлю 1961 года. Почерк был неразборчивым. Глядя на него, Валландер вспомнил, что так и не зашел к глазному. Он одолжил у Нюберга лупу. Стал перелистывать страницы. Выборочно прочитывал фразы.
— Речь идет о Бельгийском Конго, — сказал он. — Кто-то был там во время войны. Воевал.
— Хольгер Эриксон или Харальд Бергрен?
— Харальд Бергрен. Только кто это такой?
Валландер отложил книжку в сторону. Это важно. Нужно прочитать внимательно и не спеша. Валландер не сомневался, что Анн-Бритт и он думают об одном и том же.
— Сморщенная человеческая голова. Дневник с записями об африканской войне.
— И западня с кольями, — подхватила Анн-Бритт. — Напоминание о войне? У меня, например, эта голова ассоциируется с тем миром, где людей бросают на колья.
— У меня тоже, — ответил Валландер. — Не знаю только, что нам это дает.
— Кто такой Харальд Бергрен?
— А вот это нам нужно побыстрее узнать.
Валландер вспомнил, что как раз сейчас Мартинсон, скорее всего, беседует в Сварте с человеком, долгие годы знавшим Хольгера Эриксона. Он попросил Анн-Бритт позвонить Мартинсону на мобильный. Отныне они должны при всяком удобном случае упоминать Харальда Бергрена, чтобы как можно больше узнать об этом человеке. Анн-Бритт набрала номер. Подождала. Потом отрицательно покачала головой.
— Он отключил телефон.
Валландер рассердился. Как можно отключать телефон во время работы!
Правда, сам он тоже был не без греха. Отключал телефон даже чаще других. По крайней мере, временами. Но Анн-Бритт не стала ему об этом напоминать.
— Я попробую его найти, — сказала она и встала.
— Харальд Бергрен. Надо им заняться. Передай это всей группе.
— Хорошо, сделаю, — пообещала она.
Оставшись один в комнате, Валландер зажег настольную лампу. Он хотел открыть дневник, и тут заметил, что под его кожаной обложкой что-то лежит. Очень осторожно Валландер достал фотографию, черно-белую, захватанную руками и в чем-то испачканную. Один угол оторван. Неизвестный фотограф запечатлел троих парней. Они смеялись в камеру, были молоды и одеты в какую-то униформу. Валландер вспомнил фотографию, стоящую в комнате Ёсты Рунфельдта: тропический ландшафт, и он на фоне огромных орхидей. Здесь природа тоже была явно не шведская. Валландер стал рассматривать фотокарточку в лупу. В момент съемки солнце стояло высоко — предметы на фотографии не отбрасывали теней. Парни сильно загорели. Рубашки расстегнуты, рукава закатаны. У ноги каждого — ружье. Они стоят, прислонившись к камню странной формы. Сзади открытая местность. Почва то ли каменистая, то ли песчаная. Валландер пристально вглядывался в лица. Парням было лет по двадцать-двадцать пять. Перевернув фотографию, Валландер посмотрел на обратную сторону. Ничего. Скорее всего, снимок относился к тому же времени, что и записи в дневнике. Начало шестидесятых годов. На это указывали и прически молодых людей. Все они были коротко стрижены. Хольгера Эриксона среди них быть не могло. В 1960 ему было уже за сорок.
Валландер отложил фотографию в сторону и выдвинул ящик письменного стола. Он вспомнил, что видел здесь конверт с несколькими снимками на паспорт. Достав один, он положил его перед собой на стол. Снимок был сделан недавно. На обороте ручкой стоял год — 1989. Хольгеру Эриксону здесь семьдесят три. Валландер разглядывал его лицо. Острый нос, тонкие губы. Он попытался мысленно убрать морщины и представить, как выглядело это лицо в молодости. Потом снова вернулся к фотографии с изображением трех молодых людей. Он внимательно изучал их лица. Крайний слева чем-то напоминал Хольгера Эриксона. Валландер откинулся назад и закрыл глаза. Хольгер Эриксон умирает в канаве. Мы находим в его сейфе высохшую человеческую голову, дневник и фотографию. Внезапно Валландер открыл глаза и выпрямился на стуле. Он снова вспомнил про взлом, о котором Хольгер Эриксон заявил в полицию за год до смерти. «Сейф преступники не тронули». А вдруг тот, кто забрался в дом, не смог найти сейф — ведь мы тоже обнаружили его не сразу. Содержимое сейфа с тех пор вряд ли изменилось. Может быть, именно оно интересовало преступника. Но попытка не удалась, он решил не возобновлять ее. А год спустя Хольгер Эриксон погиб.