Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий

– Версия удобная? – с подколкой спросил лейтенант.

– Удобная, – спокойно признал опер, – держаться за нее зубами надо. В том числе и для того, чтобы тот, кто, возможно, путевочку ему на тот свет прописал, ничего не заподозрил и на дно не лег.

Позвали понятых, приступили к описи. Акимов, скрывая зевоту, собрался восвояси, как вдруг услышал:

– …портсигар из материала, напоминающего серебро, на крышке – изображение дракона…

– Погодите! – встрял Сергей. – Покажите-ка.

– Да пожалуйста, – рассеянно разрешил опер, ведь столько барахла еще надо было переписать.

Акимов бережно, обернув платком, взял в руки портсигар – в самом деле очень красивый, с удивительным драконом на крышке, его чешуя переливалась, как живая. Открыв крышку, разглядел крохотное овальное клеймо – «84». На обратной стороне портсигара было выбито «Von Familie G. Senf», а внутри крышки… ну да, так и есть, иголкой нацарапано: «Кури на здоровье, Коля».

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – пробормотал Сергей, возвращая вещицу. – А можно позвонить?

Вызванный на место генерал-лейтенант Сичкин оказался свободен, прибыл очень быстро и немедленно опознал свою вещь, получив самые твердые уверения в том, что, как только будут утрясены формальности – и очень скоро, – он сможет получить свой портсигар.

– С меня благодарственное письмо, – пообещал генерал-лейтенант. – Напишу самолично! Очень вам благодарен, товарищ Акимов, очень.

Сергей почувствовал, что расплывается в довольной улыбке, и с трудом одернул себя. «Что ты, в самом деле, как маленький! Старшие похвалили – и уж потек», – и, распрощавшись, отправился на выход.

– Пойду и я, пожалуй, – степенно сообщил участковый, отправляясь следом.

Пока они со старым участковым месили московскую снежную кашу, Акимов пытался уложить в голове произошедшее и понимал: к радости от того, что получил-таки Череп по заслугам, примешивается стойкое осознание того, что что-то здесь упущено и очень даже важное.

Судя по всему, и участковый был происходящим не особо доволен, хотя в силу опыта и служебного положения помалкивал. Впрочем, когда они уже почти дошли до метро, не выдержала и его душа:

– Нет. Не то тут что-то.

– Что не то, Аким Степаныч?

– А то не то, Серега. Было ограбление. Он, грабитель-то, взял только деньги, наличные… у‐у‐умный.

– Откуда знаете?

– Да знаю уж… – туманно отозвался участковый. – Я ж давеча говорил тебе: пытался Вовка на лапу сунуть, так из тайничка-то и достал. А сейчас, смотрю – пуст тайник-то. А они говорят: не синь-пороху не тронуто.

Акимов маялся. Что-то зудело и не давало покоя. Наверное, то, что вместе упоминались наличные деньги и заведующая сберкассой. Особое чувство свербило, как чирей. Вот почему, собираясь распрощаться с новым знакомым, Сергей все-таки решился спросить:

– Аким Степаныч, а вот насчет Моралевой…

Он задумался, собираясь с мыслями.

– Ну? – обождав, подбодрил участковый.

– Она одинокая?

– Не замужем, – поправил участковый, который любил официальную точность.

– Но мужчины у нее бывают? – спросил Акимов и почувствовал, что краснеет.

Участковый смешно пошевелил усами:

– Ну, это не совсем ко мне. А вот дворника, если хочешь, давай поспрошаем.

Во дворе тети-Любиного дома на Оленьем Валу орудовал молодой татарин в подшитых валенках, зимней шапке-ушанке, с железной бляхой на фартуке, с тщательностью убирая мокрый снег. Увидев участкового и его спутника, аккуратно затушил «козью ногу» и двинулся навстречу. К удивлению Акимова, Аким Степаныч заговорил по-татарски, дворник, расплываясь в улыбке, ответил ему, они обнялись.

– Давай, Сергей Палыч, излагай, – кивнул Аким Степаныч. – Если что, я переведу.

Акимов, сосредоточившись, начал:

– Росту невысокого, лет двадцать – двадцать пять. Пальто, кашне белое. Глаза серые. Кудрявый. Улыбчивый…

– Хохол? Заика? – завершил участковый.

Сергей, поперхнувшись, с уважением протянул:

– Ничего себе.

– Бдительность, – подмигнул участковый и снова заговорил по-татарски, обращаясь к дворнику. Тот, выслушав, кивнул и уверенно ответил.

– Был вчера, под вечер, – доложил участковый. – Равиль говорит: сильно пьяный был.

– Нет-нет, должно быть, не он, – покачал головой Акимов, – этот не пьет…

Дворник, внимательно прислушиваясь, широко улыбнулся и снова заговорил:

– Равиль говорит: он, точно. Но пьяный. Проблевался у подъезда и пошел себе до Лизаветы.

– В пальто? В кашне? С чемоданом желтым?

– Эйе, эйе, – закивал Равиль, указывая на шею, – шарф, чемодан.

С досады уж так хотелось грянуться головой о мостовую, да неловко было мусорить, прибавляя дворнику работы.

Распрощавшись с бдительным Равилем, они отошли в сторонку, и Сергей спросил:

– Аким Степаныч, а вы с Моралевой как, в хороших отношениях?

– Да как тебе сказать, – задумался участковый, – по-разному. Бывает, и вздорим. Находит на нее иной раз. Бывает, и поговорим по-хорошему.

– А можете меня ей отрекомендовать?

Участковый даже в ухе поковырялся, а потом еще и переспросил, правильно ли услышал. И потом спросил прямо, напомнив Сергею одноглазого Сорокина:

– Лейтенант, ты идиот? Ну, допустим, даже если она согласится с тобой за кавалера своего пообщаться. Это хорошо, если просто симпатия да человек нормальный. Посмеется, и будя. А если, паче чаяния, душегуб? Она ему: милый, тут до меня опер приходил, про тебя спрашивал… тот кокнет бабу – и концы в воду, ищи его с собаками. Придумай-ка ты что-нибудь другое, Серега.

И Акимов поехал восвояси, думать. И думы у него были невеселые, например, о том, что Колька вполне мог и соврать – наврал же он про то, что пленный фриц был жив и завывал в колодце, а он, Пожарский, его услыхал. И про награду «не нашу» совершенно спокойно мог выдумать – он ее сам-то видел? За все время пребывания в районе ни разу Герман наград не надевал, а их у него немало, по анкетам и прочим документам судя. Откуда Кольке видеть, что там у Вакарчука за вражеские медальки?

И могли, вполне могли быть у него в этой связи и трофеи, в том числе и дорогостоящие, на любителя. А Череп, Аким сам сказал, в них разбирался. Есть же какие-то, что плюнуть и растереть, а они стоят дороже танка, ну, пусть десять и более кусков – почему не может быть? Может. Трофейничать, конечно, не совсем красиво, но все ж везли. Те же генералы не брезгуют, чего же капитану нос воротить? Ну вот при том тут и Череп…

Этот упырь бородатый, грязный, вполне мог самолично в рот себе выстрелить, почуяв, например, неладное, – кто его знает, что там Аким Степаныч недоговаривает. Про тайник с деньгами операм не сказал. Возможно, рассудил так же, как и сам Акимов считает: туда ему и дорога, барыге, все одно прямой путь – к стенке.

Портсигар… а что портсигар? Николай Ионович, генерал-лейтенант, самолично признали, что не помнят, куда вещицу дели. Может, у него его украли – домработница или там кухарка. И, как говорится, выменяла на сливочное масло. Не факт.

Что до Лизаветы-заведующей… то это каким надо быть недоумком и кулемой, чтобы грабить сберкассу в центре города, да еще где в заведующих твоя любовница и даже дворник тебя в лицо знает?

Что ж остается?

А ничего.

Мелочевка.

«Глухари» у тебя остаются по дачам, и, самое главное, по особняку товарища Луганского, будь он неладен, и вот что делать с этими вот «мелочами» – совершенно непонятно.

Придется отправляться на заклание к Сорокину, не иначе. От огорчения Сергей заснул и снова чуть не проехал платформу. Следуя мимо флигеля, столкнулся с физруком: Герман, вылезши из помещения, «принимал» на двадцатиградусном морозе «душ». Такой весь чистый, сверкающий, как пятак, кудри в стороны, глаза сияют – брильянт, душа – слеза!

– Физкульт-привет, – поприветствовал его Акимов, приближаясь.

– Мое почтение, Сергей Палыч! – отсалютовал тот в ответ. – Погода-то какая! Сейчас бы в баньку да в сугроб, – и, фыркая от удовольствия, принялся растираться колючим снегом.