Кнут Фалдбаккен - За гранью
Валманн никак не мог привыкнуть к дружескому тону, которым коллега разговаривал с преступниками. Сам он старался избегать личного контакта всякий раз, когда сталкивался с такими людьми в суде. Не потому, что считал их плохими, опасными, а просто потому, что полагал, что именно так должна работать система. Полицейские и обвиняемые играли свои роли в бесконечном триллере — погоне за справедливостью: «Полиция и разбойники». Было бы неплохо, если бы хоть иногда они могли меняться ролями или плюнуть на эту игру, когда надоест, выбросить деревянные пистолеты и пойти вместе домой есть котлеты. Но в реальном мире так быть не могло. Здесь дело надо было расследовать, виновных поймать и привлечь к ответственности, во всяком случае, в идеале. И его работа как раз и состояла в реализации этого идеала. Он охотился, разыскивал, анализировал; они скрывали свои следы и убегали — таковы были роли, он чуть было не подумал, «игра». Ибо сегодня в зале суда эта важная для него борьба между «хорошим» и «плохим» снова превратилась в игру. Торжественные формальности свелись к какому-то ритуальному танцу, в котором все совершали заученные движения, и никто не беспокоился по поводу явных несостыковок, несовпадений и очевидной лжи. Словно сам гладкий и ровный ход представления был важнее его содержания.
— А ты догматик, Валманн, — однажды поддразнила его Анита, когда они разговаривали на эту тему. Возможно, она была права. Она часто была права. На самом деле он был наивным идеалистом, который не хотел смотреть на проблемы с разных сторон, воспринимая действительность с открытой душой. Возможно, такое однобокое отношение к окружающему миру служило препятствием для более полного понимания преступности, думал он, наблюдая за тем, как широкая рука Тимонена по-приятельски опустилась на плечо Престерюда, когда они шли вместе по направлению к выходу, — звездный следователь и человек, которого он усадил за решетку на следующие четыре года. Хотя именно в случае Престерюда не было никаких сомнений в соотношении добра и зла, вины и невиновности.
31
Если бы кто-то спросил его, Валманн предположил бы, что Тимонен водит какую-нибудь большую американскую машину. Но такого огромного, зверского комби-пикапа, который к тому же был косо припаркован у здания суда, он и представить себе не мог.
Как дом на колесах! — подумал он, пытаясь не отставать от новенького серебристого «доджа рэма», который катился по шоссе в сторону Флиса и Киркенэра и чей водитель не заморачивался по поводу ограничения скорости. У поселка Арнеберг Тимонен сбавил скорость и свернул к Дюльпеторпе, откуда дорога шла прямо в Финнскуген. Здесь Валманн был на чужой территории. Он почти никогда не останавливал машину в этих местах, в отличие от Тимонена, который был отсюда родом и чувствовал здесь себя в своей стихии. На неровной извилистой дороге было еще сложнее поспевать за мощным пикапом на скромном «форде мондео».
Последние километры пути проходили по покрытой гравием проселочной дороге, такой узкой, что ветки деревьев ударяли по бокам проезжающих автомобилей.
Небольшой хуторок стоял на прогалине и, возможно, в солнечный весенний день выглядел идиллически. Сейчас, в конце октября, вдоль стен лежал подтаявший снег, верхушки мрачных елей терялись в тумане, лужи были окаймлены корочкой льда, и мертвая, пожухлая трава опутывала их ноги, когда они шли в направлении двери, которую явно не мешало бы покрасить, как и весь остальной дом, не говоря уже о двух полуразвалившихся сараях. Примитивный, сколоченный на скорую руку навес готов был обрушиться на стоявший в нем «сааб», который уже никогда не увидит дорогу. У одной из стен ржавел и разваливался трактор. Единственным живым средством передвижения была старенькая «тойота», стоявшая в дальнем углу двора. Между амбаром и тем, что раньше было сеновалом, виднелись остатки колодца. Он распался на части, которые лежали в длинной увядшей траве. Перед входом виднелись широкие следы колес, взрывших дерн и оставивших глубокие канавы.
— Добро пожаловать в Хёллу, — радостно объявил Тимонен и жестом пригласил Валманна пройти. — Здесь живут Вилли и Кайса Ярлсбю, родители Бу. То есть его приемные родители. — Он на секунду задержал взгляд на канавах от колес, после чего продолжил: — В два года он попал в детский дом, а в пять лет — приехал сюда.
Из трубы шел дым, значит, кто-то был дома, хотя прежде чем хозяева отреагировали на стук, прошло немало времени.
Наконец дверь приоткрылась.
— Это я, Вилли, — поздоровался Тимонен. — Я пришел с коллегой из полиции Хамара. Нам нужно поговорить с тобой о Бу. Похоже, он опять во что-то влип.
— Здесь его нет. — Хриплый голос не содержал и намека на тепло и гостеприимство.
— Мы на это и не рассчитывали, — терпеливо ответил Тимонен. — Нам просто нужна помощь, чтобы его отыскать. Твоя помощь. Ты мог бы начать с того, что пригласил бы нас войти. На улице как-то неприятно и промозгло.
Дверь скрипнула и открылась нараспашку. Мужчина повернулся и прошел впереди них в узкий, темный коридор. Он был небольшого роста, худой, высохший, в потертой кепке на голове. Затем открыл дверь и пригласил их в гостиную, где было душно и тесно. Если бы половину всей находившейся в комнате древней мебели можно было выкинуть, то стали бы видны некрашеные бревенчатые стены кофейного от старости цвета, низкие окна с широкими рамами и большой старинный камин, где тлело немного дров.
— Я поставлю чайник, а вы пока присаживайтесь, — казалось, речевой аппарат Вилли слегка заржавел, и внутри него что-то скрипело. Он исчез в двери, рядом с которой на зеркале кто-то нарисовал примитивный рисунок на тему охоты.
— А Кайса дома? — крикнул Тимонен ему вслед.
— Нет… — В голосе Вилли послышалось оживление. — Где-то мотается. Она здесь больше не живет.
— У Кайсы проблемы с нервами, — тихим голосом пояснил Тимонен. — У нее бывают периоды, когда она не может усидеть на месте. Она стала «бродяжкой».
Валманн кивнул, как будто его только что досконально проинформировали о том, что это все означало. Мужчины уселись на стулья.
— А могла бы сидеть дома! — проскрежетало из соседней комнаты. — В такую-то погоду! Старая карга! Закончится все тем, что она совсем пропадет.
Вилли вернулся в гостиную с дымящимся кофейником и тремя кружками, которые он держал в руке. На той, что он поставил перед Валманном, был изображен логотип компании «Ландтекникс», такой же, как и на кепке.
— Она же не бродит по лесу? — Тимонен поднял кружку с горячим кофе и подул.
— Она бродит везде. И тут, и там. Ходит пешком или садится на автобус. Ездит в Конгсвингер, туда и обратно, или в Магнор, или даже в Эдду. Часто возвращается домой за полночь. А иногда совсем дома не ночует. Это не нормально. Дело когда-нибудь плохо кончится. Схожу за сахаром.
Через мгновение Вилли вернулся с сахарницей и бутылкой.
— Выпьем немного?
— Спасибо, я не буду, — поторопился отказаться Валманн.
— Давай, только чуть-чуть… — Тимонен улыбнулся Валманну, как будто ему доставляло удовольствие пить на работе, к тому же в присутствии коллеги. — На этих дорогах неважно организованы патрули.
Старик Вилли дрожащей рукой разлил спиртное по кружкам, проливая через края.
— Осторожнее с этими бесценными каплями!
— У меня есть еще бутылка. — Старик вдруг так оживился, что просыпал половину ложки сахара на стол, прежде чем успел донести остатки до кофе, и тщательно размешал его.
— Будем!
Они подняли кружки и выпили.
Кофе был крепкий, а спиртное, наверное, еще крепче. Валманн увидел, как на глазах у мужчин выступили слезы.
— Когда ты видел Бу в последний раз? — спросил вдруг Тимонен.
— Не помню точно… Не так давно…
— Говори мне правду, Вилли. Я пытаюсь помочь ему.
— А я пытаюсь вспомнить! — Моргающий взгляд Вилли устремился в сторону кружки.
— Пытайся лучше. Я видел во дворе следы колес.
— Да… Кажется, он был здесь перед выходными.
— В пятницу?
— Да, возможно. Или в субботу. Я в последнее время путаю дни.
— Чего он хотел?
— Чего хотел?.. Поздороваться…
— Вилли, я спрашиваю, чего он хотел.
— Он искал свою сестру.
— Эви? И что ты сказал ему? — Теперь в голосе Тимонена появились металлические нотки.
— Ну… Что я мог ему сказать? Я ее сто лет не видел.
— Он дал тебе денег?
— Денег? Нет…
— Иначе тебе не на что было бы купить алкоголь. Да еще и две бутылки!
— Ну да. Может, он и не пожалел для своего старого отца несколько крон.
— Сколько примерно?
Вилли повернулся на стуле:
— Одну или две тысячи…
— За то, что ты сказал ему, где Эви?
— Говорю же, давно ее не видел! Последнее, что я знаю, это то, что она работала в какой-то страховой компании. Кажется, в Лиллестрёме. Но это было почти два года назад.
