Джуда Уотен - Соучастие в убийстве
— Ничего, Милли, — ответил Браммел. — Продавайте на здоровье. Нам все равно. Мы же не из отдела лицензий.
Одна из девиц начала петь.
…Вчера я видела тебя
И вспомнила былое…
Она пела с томлением и тоской. Девицы расчувствовались. Рита сказала, что от этой песни у нее мурашки по спине бегают.
— Пусть лучше Фрэнки споет, — сказала она.
Она подошла к радиоле и поставила пластинку своего любимого Синатры.
Счастье…
Забудьте все заботы…
Счастье…
Сияет солнце…
Одна из девиц начала подпевать:
Губы в поцелуе.
Ты моя…
Какое-то время она состязалась с Фрэнки, затем сдалась.
Веселье разгоралось. Две девицы пошли танцевать. Только Энни угрюмо сидела в углу; она все больше мрачнела и с ненавистью поглядывала на сыщиков, которые пили и болтали без умолку.
Ночь стояла жаркая и влажная. Кенуолл отер лоб и сбросил пиджак. Два других сыщика тоже сняли пиджаки.
— Что, размякли? — насмешливо хихикнула Рита.
Одна из девиц хвасталась, что ее никто не перепьет.
— А ну, давайте наперегонки! — крикнула она, поднося ко рту бутылку.
Браммел знаком подозвал О'Ригена.
— Порядок, Дик, — сказал он. — Не выпускайте их отсюда. Вы знаете, что делать.
Браммел подошел к Милли, которая с возмущением следила за девицами.
— Идите к себе в кабинет, — сказал он, — я сейчас приду.
Когда он вошел в ее спальню, которую он всегда именовал кабинетом, Милли сидела с застывшим лицом. Здесь Браммел бывал частенько. Комната была похожа на лавку подержанных вещей: пузатые, старомодные гардеробы, стулья с высокими плетеными спинками и кожаными сиденьями, на стене гравюры: лошади несутся в бурю; женщины в длинных восточных одеяниях спускаются с кувшинами за водой.
Браммел сел на низкий стульчик возле туалетного столика, на котором валялись бусы, брошки, подушечки для булавок, стояли китайские статуэтки, флаконы с лосьоном и духами. Он поглядел на двуспальную кровать, целомудренно застланную покрывалом с кружевной оборкой.
— Новое? — спросил он у Милли, которая наблюдала за ним в зеркало. — Уж не для Эдди ли куплено?
— Вы же знаете, он никогда не остается здесь, — с укором сказала она.
— Не хочет, чтобы его здесь накрыла полиция?
— Ничего подобного, и это вы тоже знаете.
— Ну, конечно, знаю, — ответил он. — Вы с Эдди свили себе гнездышко подальше отсюда. Видно, я здорово выпил — совсем из головы вылетело.
Она искоса поглядывала на него своими крошечными, утонувшими в жирных складках глазками. Несомненно, он здесь по какому-то серьезному делу. Иначе он не заставил бы ее привести девушек. Словно хотел намекнуть: если заартачишься, девицам будет все про тебя доложено. Что ему нужно от нее? А вдруг он хочет что-то разузнать об Эдди Конгере, ее муже? Эта мысль еще больше напугала ее, уж лучше бы дело касалось ее одной.
Неожиданно Браммел рассмеялся.
— Не повезло этим джентльменам! — воскликнул он. — Уплатили за всю ночь, и на тебе! Вернете им деньги или девицы отработают в другой раз?
— Какой вы грубиян, Красавчик, — сказала тетушка Милли, снова начиная жеманиться. — Всегда у вас на уме всякие непристойности.
— Истинная правда, — поддакнул он. — У меня с детства больное воображение.
Она отвернулась от него, вздернув свой курносый нос, и снова начала молча следить за ним в зеркало.
— Между прочим, где сегодня Эдди? — спросил он.
Милли повернулась к нему.
— У себя дома.
— Доходы подсчитывает?
— Нет, у него сегодня друзья.
— Кто такие?
— Партнеры по гольфу.
— Его солидные друзья?
— Других у него нет.
— Вот что, Милли, — сказал он, — пока я не забыл, расскажите-ка, что вы слышали об убийстве миссис Тайсон?
— Ничего.
— Из ваших сегодняшних гостей никто ничего не говорил?
— Никто. Да и зачем бы им говорить об этом?
— А о чем вы говорили?
Она запнулась.
— Ну, обычный разговор.
— Кто здесь был?
— Несколько дельцов, не из нашего штата.
— Что за люди?
— Вполне солидные. Из тех, которых не понимают собственные жены.
— Взломщики, громилы и аферисты тоже дельцы, и жены тоже часто их не понимают.
Тетушка Милли рассердилась.
— Вы же знаете, Красавчик, я пускаю только порядочных.
— И никто даже не заикнулся об убийстве?
— Я уже сказала.
Браммел, казалось, что-то обдумывал.
— Ну ладно, Милли, не буду ходить вокруг да около: я думаю, что Эдди и его компаньоны знают об этом убийстве чуть побольше, чем вы говорите.
— Нет, нет, Красавчик! — вздрогнув, воскликнула тетушка Милли.
— Никогда не поверю, чтобы Эдди за обедом ничего не сказал вам про это убийство. Хороший муж всегда обсуждает со своей дорогой супругой все важные события.
— Эдди мне ничего не говорил, — сказала она взволнованно, и в голосе ее послышались визгливые нотки. — А почему, собственно, он должен был говорить? Почему, Красавчик? Почему он должен интересоваться убийством какой-то богатой дамочки? Наверно, ее убил любовник. У нее ведь был любовник? Муж с ней потому и развелся. Небось, она и любовнику рога наставляла!
Браммел даже внимания не обратил на ее слова, он упрямо гнул свою линию.
— В ту ночь, когда она была убита, в ее доме побывал похититель драгоценностей.
Тетушка Милли молчала.
— Эдди знает этого вора, не правда ли?
Она вскочила.
— Я уже сказала вам, он его не знает.
— Эдди занимается скупкой краденого, вам ведь это известно, Милли.
Милли наклонилась к Браммелу.
— Это неправда, — сказала она, скрипнув зубами.
Она будет защищать своего мужа, пока теплится дыхание в ее большом грузном теле. Она все ему отдала. Только благодаря ей он стал человеком…
Браммел знал про них все.
Когда она во время войны впервые встретилась с Эдди, тот возил в стареньком грузовичке пиво в лавочки, где из-под полы продавали спиртное, и в ночные клубы. Он работал на пивоваров, доставляя пиво с потайных складов в злачные места, где его всегда продавали по повышенной пене. Имя Эдди Конгера не значилось в платежных ведомостях и бухгалтерских книгах пивоваров, на складе он всегда имел дело с одним и тем же человеком. Работа у Эдди Конгера была секретная и не подлежала огласке. Справлялся он с ней неплохо. Так сказать, по совместительству он вымогал у владельцев нелегальных лавочек проценты с их прибылей. Это вовлекало его в бесконечные споры, которые он разрешал при помощи лома или железной цепи. Один или два раза в него стреляли, но он был проворен и бил без промаха, а потому неизменно выходил победителем. Милли познакомилась с ним, когда он привез ящик пива в веселый дом, который она содержала для американских солдат, расположившихся лагерем возле города. Эдди произвел на нее неизгладимое впечатление: силища в нем была невероятная. Ей он показался красавцем. Эдди был по крайней мере на десять лет моложе ее, и она быстро смекнула, что, развозя пиво, он далеко не уйдет, в лучшем случае станет аферистом покрупнее. В общем, перспектива не слишком заманчивая, а ей как раз был нужен управляющий, которому можно было бы довериться, и она сделала Эдди выгодное предложение. Он принял его. Так случилось, что с помощью целой шайки молодых людей — главным образом дезертиров из армии — он и Милли прибрали к рукам большинство публичных домов и нелегальных лавок спиртного. Эдди и Милли так преуспели, что после войны решили попробовать свои силы на поприще более солидного бизнеса: приобрели акции одного отеля, скаковой конюшни и букмекерской конторы. Тем не менее Милли все же оставила за собой большой публичный дом, верный источник доходов, а Эдди тем временем продолжал подыскивать новые объекты, куда можно вложить деньги. Он завел новые знакомства и нашел других дельцов, жаждавших приумножить свои капиталы. Постоянным местом их встреч стал клуб любителей гольфа. Эдди там блистал — он отлично играл во все игры.
— Эдди недавно вошел в долю «Дьюк моторс», не так ли? — спросил Браммел.
— Ну и что же?
— Это скупщики краденых автомобилей, — улыбнулся Браммел. — Вы же знаете.
— Эдди такими делами не интересуется, — сказала она.
— Не смешите меня, Милли. Чарли Руни там один из заправил, а Эдди новичок. Они с Чарли большие приятели.
— Эдди с ним не знаком, — чересчур поспешно возразила Милли.
Браммел удивленно взглянул на нее.
— Вы сегодня не в своем уме, Милли. Да они знакомы еще с войны. Эдди возил пиво и наркотики в лавчонки Чарли.
Она молчала и лихорадочно думала. Эдди затягивают в сеть! Милли снова подсела к туалетному столику и опустила глаза. Браммел был ей отвратителен. Как она ненавидела эти его джентльменские манеры, издевательский тон, шантаж! Неужели они с Эдди так и не вырвутся из его лап? Сколько он их мучает! С того самого дня, когда он в первый раз принудил Эдди дать сведения о двух его приятелях — крупных налетчиках. С тех пор и она была вынуждена давать сведения, чтобы защитить Эдди; рассказывать, о чем говорят их дружки из преступного мира, сообщать о планах, которые обсуждались в ее доме аферистами, доверявшими ей. Теперь уж ни ей, ни Эдди не выпутаться; Браммел грозил им тюрьмой и кое-чем похуже. Он, словно невзначай, то и дело упоминал имена преступников, которые отбыли срок наказания и теперь разыскивают предателей, упрятавших их за решетку. Стоило Браммелу шепнуть кое-кому про Эдди или Милли — и им конец. Начав доносить на других, чтобы спасти себя, они вступили на путь, откуда нет возврата. Как она теперь жалела, что связалась с Браммелом! Уж лучше было терпеть любые неприятности, да только остаться самой себе хозяйкой. Но мучила ее не жалость к своим жертвам, которым по ее милости предстояло провести в тюрьме долгие годы, а только страх — и больше за Эдди, чем за себя. Только страх заставлял ее сожалеть о своей оплошности. Их с Эдди могли убить каждую минуту. И горше всего было то, что у нее остался только один путь избежать этой страшной участи: все снова и снова стараться умилостивить Браммела.
