Раскаянье дьявола - Гранхус Фруде

— Я тебя отведу и принесу тебе воды, ладно?

Она не решилась сопротивляться.

— Наверное, вчера для тебя было слишком много впечатлений.

Он открыл дверь и включил свет.

Здесь было холоднее, чем в ее комнате.

— На какой хочешь покататься?

Она не хотела кататься ни на чем, но не успела она что-либо понять, как он подхватил ее и посадил на льва.

— Жалко, что они не вращаются, да?

Она помотала головой.

— Ты можешь покачаться на них. Вот так. 

Он подвигал ее вперед и назад, отчего лев немного закачался.

— Не каждый день тебе удается посидеть на льве, а? 

Он отпустил ее и вышел из комнаты.

Она осталась сидеть, вцепившись в ручки. Хоть она и знала, что эти звери не настоящие, ей было жалко их точно так же, как кукол и мишек, упавших с кровати ночью. Никакие звери не заслуживают того, чтобы их держали взаперти. И вот он вернулся со стаканом воды в руке. Она выпила его залпом.

— Ой, ты так хотела пить! Еще хочешь?

Она кивнула. Пока она ждала, когда он принесет еще стакан, ей показалось, что перед глазами всплыло лицо матери. Не то чтобы она могла протянуть руку и коснуться его, но все-таки довольно явно. По какой-то причине мама слабо улыбалась — той самой улыбкой, которую Ида видела, когда отец был в игривом настроении, разговаривал с дочкой голосом куклы или строил домик из лего. И тогда мама улыбалась точно так же. С оттенком усталости.

— Вот так.

Он вернулся, и она снова выпила полный стакан воды.

— Тебе не очень нравятся эти зверушки с карусели, да?

Она покачала головой, и он снял ее.

— Может быть, включить какой-нибудь фильм?

Она хотела было согласиться, но вспомнила о звуках из соседней комнаты. И снова покачала головой.

— Больше я ничего не могу сделать для того, чтобы ты стала довольна?

И снова ей показалось, что в его голосе слышно раздражение.

— В туалет? — спросил он, когда она вернулась в комнату.

Она не хотела.

— Просто постучи.

И она снова осталась одна и не смогла сдержать прорывающихся слез. Она попыталась сидеть тихо, но каждый раз, когда переводила дыхание, из груди раздавался дрожащий громкий всхлип. Она хотела домой. К маме и своим куклам. Тот, кто ее увез, все время пытался казаться дружелюбным, но она заметила, что что-то изменилось. Его глаза больше не были добрыми. Может, потому что ей не понравилось то, что он для нее приготовил.

Мяуканье заставило ее перестать плакать, она забралась на полку. Она разглядела цепляющиеся за сетку лапки и поняла, что там должно быть не меньше трех котят. Когда один из них подпрыгнул, она заметила, что на нем надето что-то наподобие кукольного платьица. Девочка вытянула шею и увидела еще одного котенка. Он тоже был одет в платье. Она сидела, наблюдая за тем, как котята пытаются выбраться из клетки. Однажды Ида тоже пыталась надеть платье на Бустера, но он сопротивлялся и оцарапал ее до крови. Ему это не нравилось, и девочка подумала, что и этих котят тоже одели против их воли. Как только она слезла с полки, то услышала стук. Ида быстро села в угол и постучала кулаком в стену. В этот раз ей ответили. Она установила контакт с другой девочкой.

Глава 24

Самолет Dash-8 был заполнен лишь наполовину — и слава богу, потому что Рино казалось, что кислорода в салоне не осталось совсем. Рино выбрал одно из сидений в хвосте — это была выработанная за годы супружества с Хеленой привычка. Бывшая жена боролась с ужасным страхом полетов с помощью определенных ритуалов, призванных повысить шансы выживания при авиакатастрофе. К счастью, помимо Рино в этом ряду пассажиров больше не было, так что бессмысленной светской беседы удалось избежать.

Самолет взлетел очень уверенно. Рино разглядывал в иллюминатор многочисленные возвышенности и шхеры, которые отлично просматривались посреди зеленовато-голубой глади моря. Постепенно шхеры складывались в более крупные острова. Самый большой из них, Ландегуде, — тридцать квадратных километров гладко отполированных силами природы камней. Чуть позже вдалеке стал виден архипелаг Лофотенская стена, погруженный в туманную дымку, из которой постепенно вырастали самые высокие колоссы. Словно крепостные стены. Там, где сливались воедино небо и море, горизонт становился абсолютно бесцветным. Как в тот момент, когда свет погас, а тьма еще не наступила.

Где-то посередине Вестфьорда Рино достал карточку из коробки Ярле Утне. Он уже выяснил, что в сентябре 1984 года Эмилия Санде родила дочь. Девочка по имени Сара значилась «признанной умершей». Она. Ярле Утне работал в этом доме всего за несколько месяцев до исчезновения Сары Санде. Разумеется, Рино уже пролистал всю картотеку в поисках заказа, который мог бы быть связан с похищением в Тромсё. Биркенес он не нашел, но у Утне было несколько заказов из этого региона, то есть полностью отрицать наличие связи было никак нельзя.

Более двадцати пяти лет назад Утне словно провалился под землю. Даже если Гюру права и Ярле Утне не выплыл через столько лет из ниоткуда, вполне возможно, что преступник вдохновлялся теми загадочными исчезновениями.

Голос командира экипажа, сообщавшего, что они готовятся к посадке в Свольвере при весьма благоприятных погодных условиях, вырвал Рино из потока размышлений. Через пять минут самолет уже стоял на земле. Ступив на трап, следователь почувствовал прохладное дуновение ветерка.

Предварительно Рино связался с офисом ленсмана в Свольвере, так что его встречал один из сотрудников. Он рассказал, что Эмилия Санде живет всего в четверти часа езды. Рино позвонил ей перед тем, как отправиться в путь, чтобы убедиться, что она дома. Она была не просто удивлена его звонку — как показалось следователю, она вообще не испытывала большого желания видеть у себя на пороге полицейского после всех этих лет. Вполне объяснимо. Никто не любит бередить старые раны.

Дорога в Свольвер пролегала вдоль отвесных скал и ныряла в тоннель, где было невозможно отследить повороты. Случись какому-нибудь из колоссов обвалиться, полицейский автомобиль раздавило бы грудой камней высотой в несколько метров. Лишь после поворота на Кабельвог пейзаж открылся во всей красе, а когда автомобиль через несколько десятков километров притормозил возле небольшого хутора, до Лофотенских гор оставалось рукой подать. Рино записал номер телефона полицейского, который обещал забрать его при первой необходимости.

Дом и сарай находились на небольшом возвышении, землю вокруг них не возделывали уже много лет. Тропинка совсем заросла, и ее очертания стали совсем нечеткими. Рино шел вверх по слегка петляющей дорожке, и мелкая пыль поднималась от его шагов. Возле стены был припаркован «Опель-Корса», и следователь сразу же обратил внимание на новую черепицу на крыше дома. Небольшой симпатичный элемент стиля.

Очевидно, Эмилия Санде заметила Рино из окна — как только он поднялся по ступеням крыльца, дверь распахнулась. Она остановилась, прижавшись к двери всем телом. Волосы гладко причесаны, глаза нервно бегают. Женщина суетливо вытерла руки о цветастое платье и протянула ладонь для рукопожатия.

— Не хотел бы будить тяжелые воспоминания, — сказал Рино, когда они сели поговорить на кухне. Женщина разлила кофе из большого кофейника, а потом устроилась напротив следователя и приготовилась слушать. — Но вчера в Будё похитили девочку. — Он безуспешно попытался поймать взгляд собеседницы. — Из-за этого мы обратили внимание на два дела из прошлого о похищении детей, в частности на исчезновение вашей дочери. В этой связи всплыло имя Ярле Утне.

Эмилия Санде сжала ладони, и Рино подумал, что в тот день, когда пропала ее дочь, она была в том же самом платье с такой же прической и в таком же отчаянье. Время ее не излечило.

— Какое-то время его считали единственным подозреваемым, но потом он исчез и так и не вернулся.

Она все так же нервно сжимала ладони.

— Никто не видел его с осени 1986 года. — Рино отхлебнул крепкий вкусный кофе. — Тогда мы не знали одного факта, который, несомненно, укрепил бы подозрения. Ведь Ярле Утне был у вас тем летом… всего за несколько месяцев до исчезновения вашей дочери.