Александра Маринина - Тот, кто знает
– Золотая моя, я не перестаю удивляться, как ты вообще терпела все это столько лет! Ты совершенно права. Знаешь, я хотела с тобой посоветоваться…
– Да, Бэллочка Львовна, о чем?
– Марик все время просит, чтобы я приехала к нему, пожила месяц-другой. Он очень настаивает.
– Ну, а вы?
– Не могу решиться. Я ведь понимаю, он по мне не скучает.
– Что вы говорите, Бэллочка Львовна, как это он не скучает, – попыталась защитить Марика Наташа, но соседка выразительным жестом велела ей замолчать.
– Если бы Марик скучал, он приезжал бы сюда, и не один, а с семьей, показал бы мне внуков. Но он был здесь четыре с половиной года назад – и все. Только письма и телефонные звонки, правда, регулярные, не стану жаловаться. Я отлично понимаю, что он хочет показать мне, как он живет, какой у него дом, на каких машинах они все ездят, в каком бассейне купаются. Он похвастаться хочет, доказать мне, что он состоялся, что у него все прекрасно, что его отъезд не был ошибкой. А для этого мне ехать совсем не хочется. Хотя внуков посмотреть хочу, очень хочу. Вот и терзаюсь, не знаю, какое решение принять.
– Я считаю, что надо ехать, – твердо заявила Наташа. – Всегда лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Вы же ничего не теряете. Оформите визу на два месяца, чуть что не понравится – покупаете билет и улетаете оттуда раньше времени.
– Говорят, американское посольство плохо дает визы, надо долго в очереди стоять, деньги платить, какое-то собеседование проходить, а потом визу могут не дать без всяких объяснений. Двум моим приятельницам отказали и не сказали, почему. Они собирались в Штаты друзей навестить. Такая морока с этой поездкой, прямо и не знаю, – пожилая женщина с сомнением покачала головой.
– Бэллочка Львовна, когда откажут – тогда и будем горевать, а пока что надо пробовать. Вы прислушайтесь к себе. Если у вас нет твердой установки на то, чтобы точно не ехать, тогда надо ехать. Обязательно надо. Там ваша семья, сын, невестка, внуки. Вам представляется возможность провести с ним несколько недель. Кто знает, как в будущем все сложится.
– Ты намекаешь на то, что мне уже немного осталось? – усмехнулась соседка.
– Ну что вы, я…
– Не хитри, я тебя насквозь вижу. И сама о том же думаю. Ехать мне не хочется, все эти посольства, справки, бумажки, визы, очереди, многочасовые перелеты – это в моем возрасте не самое удачное и легкое мероприятие. Но увидеть их всех хочу. Жаль будет умирать, не повидавшись и даже не узнав толком, какие у меня внуки. Значит, ты считаешь, я должна поехать?
– Обязательно. Звоните Марику, пусть оформляет приглашение. Мы вам поможем, отвезем куда надо, справки все соберем, в очереди с вами постоим. Поезжайте, Бэллочка Львовна, я не думаю, что вы когда-нибудь пожалеете об этом.
Подхватив за плетеную ручку корзину с цветами, Наташа спустилась в свою новую квартиру. Алеша давно уже поужинал и крепко спал в своей комнате на стареньком диванчике, который перетащили с четвертого этажа в ожидании новой мебели. Ганелин в гостиной смотрел телевизор.
– Ну как, получила свою порцию поздравлений? – спросил он Наташу.
– Получила. И твою порцию тоже. Спасибо тебе, Андрюша. Мне никогда еще не дарили таких красивых цветов.
Она засыпала, уткнувшись носом в его плечо. Мысли в сонной голове путались, волнение от показа сериала сплеталось с насмешливым негодованием в адрес сестры и тревогой за Бэллу Львовну: как она в ее возрасте и с ее-то болячками перенесет длительный перелет, смену часовых поясов и климата. Сны ей снились цветные, яркие, неспокойные, но утром, несмотря ни на что, Наташа чувствовала себя вполне отдохнувшей и бодрой. Она все еще не избавилась от привычки в первые же после пробуждения секунды перечислять в уме домашние дела, которые необходимо переделать прямо с утра, и после переезда к Андрею не уставала наслаждаться ежеутренним внезапным озарением, пониманием того, что теперь ее все это беспокоит гораздо меньше. Когда в квартире живут не шесть человек, а только трое, то и грязи, и стирки, и готовки в два раза меньше. И каждое утро, с наслаждением потягиваясь в мягкой просторной кровати и с нежностью глядя на уютно сопящего Андрея, Наташа вспоминала слова из популярного фильма «Москва слезам не верит»: в сорок лет жизнь только начинается. Правда, у Наташи эта самая жизнь началась чуть позже, в сорок три года, но сути это не меняет.
Ирина
В мае по телевидению прошел показ сериала, а в июне на фильм «Соседи» напала пресса. Картину ругали на чем свет стоит, обзывали дешевым «хозяйственным» мылом, намекая на его коммунально-бытовую тематику. Многие резко критиковали режиссера и сценариста Наталью Воронову, обвиняя ее в излишней самонадеянности, мол, если ты хороший документалист и публицист, то это вовсе не означает, что тебе и художественные фильмы по плечу. На десяток резко отрицательных рецензий приходились одна-две более или менее положительные. Ира страшно расстраивалась, переживала и каждый день созванивалась с Наташей.
– Ну что ты так страдаешь, – успокаивала ее Наташа. – Это же все политика, игрища. Ни один нормальный режиссер никогда не интересуется, что о его работе думают журналисты. Вот хоть у кого спроси – никто этих статей в газетах не читает.
– Но они же ругают сериал! – негодовала Ира.
– Ну и что? Хоть в одной статье написано, что актриса Ирина Савенич плохо сыграла?
– Нет. То есть я не знаю, может, где-то и написано, но я не читала. Актеров вообще-то во всех статьях хвалят, а фильм в целом ругают.
– Вот видишь, актеров хвалят. Диалоги хвалят, это я сама читала. Оператора хвалят. Кстати, знаешь ли ты, что у нашего сериала высочайший рейтинг? Его вся страна смотрела, на другие каналы не переключалась. А ты говоришь – ругают.
– Так ведь ругают же, – не унималась Ирина. – Актеры хорошие, сценарий хороший, оператор хороший, а ругают. Почему?
– Ирка, ты как маленькая, честное слово! – смеялась в ответ Наташа. – Потому что сериал. Сериал по определению не может быть хорошим. Хорошее кино – это Феллини, Спилберг, Тарковский, Форман, Коппола. А сериал – это «мыло» для домохозяек, его нельзя хвалить, а то можно репутацию потерять. Понимаешь, Ируська, есть четкая градация, что и кого хвалить можно и нужно, а кого ни в коем случае нельзя. В точности как при советской власти, там тоже была такая градация: книги Брежнева – это гениально, а книги Солженицына – злобная клевета на строй. Разница только в том, что при советской власти эту градацию придумывал идеологический отдел ЦК партии, а сегодня ее устанавливает неизвестно кто, маленькая тусовка деятелей культуры вкупе с журналистами, с которыми их связывает личная дружба. Поверь мне, ко всем этим статьям нельзя относиться серьезно.
Но Ира тем не менее относилась к ним серьезно и обижалась на каждое резкое слово, сказанное в адрес сериала или лично Натальи Вороновой. Ее саму критика не коснулась, авторы критических статей либо вообще не называли ее имени, либо одной фразой отмечали несомненную удачу начинающей актрисы Ирины Савенич. Пару раз Иру даже узнали на улице и попросили автограф. Оба раза это были молоденькие девушки, лет по семнадцать, и Ира таяла от восторга, ловя их восхищенные взгляды. Она добилась своего, она стала актрисой, снялась в кино, ее узнают на улице. Пусть совсем редко, всего два раза попросили автограф, но это ведь только начало. Ей по силам любая цель. Она может гордиться собой. Все в ее жизни складывается так, как ей хочется, если не считать одного… Но об этом лучше не думать, все равно это нельзя изменить. И ей достаточно просто видеть Виктора Федоровича, говорить с ним, жить с ним под одной крышей и знать, что он рядом. И иногда, редко-редко ловить его взгляд, предназначенный ей одной, взгляд, в котором и тепло, и нежность, и грусть, и память о принадлежащей им двоим тайне.
В июле поток критических статей поутих, все чаще стали появляться и положительные рецензии, но Наташу это вообще ни капельки не интересовало. Алешка, младший сын, сдавал экзамены в институт, Наташка безумно боялась, что в случае провала его заберут в армию, а ведь Алеша такой неприспособленный, не умеет, в отличие от старшего брата, постоять за себя и непременно станет жертвой «дедовщины». Кроме того, за два года службы он напрочь забудет все, чему его учили в школе, и тогда с мечтой о высшем образовании придется распрощаться. Все ее мысли крутились только вокруг этого, и любые попытки Ирины обсудить с ней очередную статью наталкивались на полную отчужденность.
Работы не было, никто не рвался приглашать ее сниматься, и Ира почти все время сидела дома, готовила еду, смотрела телевизор, штудировала прессу и читала книги. Однажды в воскресенье Игорь ни с того ни с сего предложил ей съездить на книжную ярмарку в спорткомплексе «Олимпийский». Оказалось, ему нужна какая-то специальная книга про автомобиль, который он собирался покупать вместо своего белого «Форда». Ира с радостью согласилась составить ему компанию, все-таки развлечение, да и книжечек можно прикупить, а то совершенно неизвестно, сколько еще ей предстоит сидеть без работы. Может, год, а то и два. Если Наташка соберется снимать еще что-нибудь, она, конечно, Иру позовет, а вот про других режиссеров ничего сказать нельзя.