Филлис ДЖЕЙМС - Неестественные причины
Реклесс принялся читать вслух:
– «В виду суффолкского побережья дрейфовала небольшая парусная лодка, на дне ее лежал труп с отсеченными кистями рук. Покойник был мужчина средних лет, маленький, молодцеватый, обряженный в элегантный темный костюм в белую полоску, так же безупречно сидящий на мертвом, как прежде сидел на живом…»
Сильвия Кедж протянула руку:
– Дайте посмотреть.
Реклесс, поколебавшись, поднес листок к ее лицу.
– Это он написал, – сдавленным голосом проговорила Сильвия. – Он. И машинка его.
– Возможно, – сказал Реклесс. – Но не он отправил. Даже если письмо опущено вечером в среду, этого не мог сделать он, так как был к тому времени мертв.
Но она закричала:
– Это он печатал! Говорю вам, я его работу знаю. Печатал он! А ведь у него нет рук!
И зашлась в приступе истерического хохота. Хохот громким эхом отдался на мысу, спугнул стаю чаек, они вдруг сорвались с берегового обрыва и закружились белым вихрем, тревожно крича.
Реклесс равнодушно смотрел на выгнутое тело и разинутый рот Сильвии, не делая ни малейшей попытки как-то ее успокоить, привести в чувство. В стеклянных дверях вдруг появился Дигби Сетон, нелепая серая повязка подчеркивала бледность его лица.
– Черт, в чем дело?..
Реклесс посмотрел на него без всякого выражения и ответил своим ровным тусклым голосом:
– Мы получили письмо от вашего брата, мистер Сетон. Правда, как чудесно?
12
Утихомирить Сильвию Кедж удалось далеко не сразу. Истерика была настоящая, без притворства. Но Далглиша удивляло, почему она так расстроена. Изо всех обитателей Монксмира всерьез потрясена и подавлена смертью Мориса Сетона была одна мисс Кедж. И ее нервный срыв не вызывал подозрений. Она и выглядела, и держалась так, как будто едва-едва владела собой – и вот сорвалась. Но потом опять с усилием взяла себя в руки и наконец оправилась настолько, что можно было везти ее домой. Сопровождал ее Кортни, которого совершенно покорило ее осунувшееся лицо и страдальческие глаза, – он покатил ее инвалидное кресло вниз по Кожевенному проулку трепетно, как молодая мать, являющая враждебному миру свое хрупкое новорожденное чадо. Далглиш вздохнул с облегчением. Он убедился, что присутствие Сильвии Кедж ему в тягость, и стыдился своего чувства, понимая, что это нехорошо с его стороны и ничем не оправдано. Она отталкивала его физически. Для соседей Сильвия была средством удовлетворить свой инстинкт сострадания без особых затрат и зная при этом, что им вернется сторицей. Ее, как нередко бывает с убогими в обществе, одновременно и баловали, и эксплуатировали. А вот интересно, что она-то обо всех них думает? Далглиш корил себя, что не испытывает к ней должной жалости, но он не мог без неприятного ощущения наблюдать, как она ловко пользуется своей немощью. Хотя это же ее единственное оружие! И, презирая молодого сержанта за наивность и мягкосердечие, а себя – за бесчувственность, Далглиш отправился в «Пентландс» обедать. Обратно он шел по грунтовке. Так было дольше и менее живописно, но Далглиш очень не любил возвращаться по своим же следам. Путь лежал мимо жилища Джастина Брайса. И когда он поравнялся с его домом, на втором этаже открылось окно, хозяин высунул голову на длинной шее и позвал:
– Милый Адам, зайдите ко мне. Я вас специально подкарауливаю. Знаю, вы тут собираете сведения для этого вашего скучного приятеля – инспектора, ну да Бог с вами. Оставьте ваше орудие устрашения за дверью и зайдите налейте себе что по вкусу. Я сию минуту спущусь.
Далглиш, поколебавшись, толкнул дверь и вошел. Маленькая неприбранная гостиная Брайса служила своего рода хранилищем для всяких пустяков, которым не нашлось места в лондонской квартире. Решив не пить без хозяина, Далглиш крикнул наверх:
– Он вовсе не мой скучный приятель, а очень толковый полицейский офицер!
– Несомненно, несомненно, – голос Брайса звучал приглушенно, он, по-видимому, как раз натягивал через голову какую-то одежду. – Такой толковый, что мне надо глядеть в оба, не то он сцапает меня моментально. Полтора месяца назад меня задержали за превышение скорости на шоссе А13, и офицер, с которым пришлось объясняться, эдакий рыжий детина со взором василиска, держался крайне нелюбезно. Я написал жалобу начальнику полиции. И разумеется, это был роковой шаг с моей стороны. Теперь-то я понимаю. Они мне спуску не дадут, будут сводить счеты. Моя фамилия значится у них в специальном черном списочке, можно не сомневаться.
Он успел спуститься по лестнице, и Далглиш, к своему удивлению, увидел, что он действительно взволнован. Пробормотав слова утешения, Далглиш принял от него рюмку хереса – у Брайса напитки всегда были высшего качества – и уселся в прелестное викторианское кресло с высокой спинкой – недавнее приобретение в хозяйстве.
– Ну-с, Адам, как это говорится, давайте выкладывайте, что Реклессу удалось разузнать?
– Он со мной не очень-то делится. Могу вам сказать, что прибыло продолжение рукописи. Стиль уже получше. Описывается труп без рук на дне лодки, и отпечатано на этот раз самим Сетоном.
Далглиш не видел смысла скрывать новость от Брайса. Сильвия Кедж, разумеется, молчать не станет.
– Когда отправлено?
– Вчера в первой половине дня. Из Ипсвича.
Брайс застонал.
– Ну вот, этого только не хватало! Что будешь делать, если как раз был в Ипсвиче в это время? Если часто туда ездишь? За покупками, вы понимаете? И некому засвидетельствовать!
– Я думаю, не только ваши действия некому засвидетельствовать, – утешил его Далглиша. – Мисс Кэлтроп, например, тоже куда-то выезжала. И Лэтем. Да и я сам проехал через Ипсвич. И даже женщина из «Настоятельских палат» куда-то в ту сторону ездила на таратайке. Я видел, как она возвращалась.
– Это Алиса Керрисон. Домоправительница Синклера. Она, я думаю, ездила только до Саутуолда. В булочную.
– Вечером в четверг? Разве у магазинов не короткий день?
– Милый Адам, ну какая разница? Значит, ездила просто так, покататься. Не будет же она гонять лошадь до самого Ипсвича, чтобы опустить в ящик какую-то подозрительную бумагу. Но Сетона она, конечно, ненавидела, это да. Она вела хозяйство в «Сетон-хаусе», пока была жива его жена. Потом, когда Дороти покончила с собой, поступила к Синклеру и с тех пор так и живет у него. Удивительная получилась история! Алиса оставалась с Сетоном вплоть до предварительного разбирательства, а когда вынесли вердикт, ни слова не говоря, собрала вещи, пришла к «Настоятельским палатам» и спросила у Синклера, не будет ли у него для нее работы. Ну а Синклер как раз достиг той стадии, когда жажда самостоятельности уже не распространяется на мытье посуды, и взял ее к себе. Насколько мне известно, ни он, ни она в этом не раскаялись.
– Расскажите мне про Дороти Сетон, – попросил Далглиш.
– О, она была прелестна, Адам! У меня где-то лежит фотография, надо будет вам показать. Психопатка, конечно, страшная, но безумно хороша. На медицинском жаргоне ее болезнь называется маниакально-депрессивный психоз. Только что веселилась до упаду – и вот уже сплошной мрак, прямо чувствуешь, как тебя заражает унынием. Мне это было, разумеется, совершенно не показано. Я и со своими-то психозами не знаю как сладить, не до чужих. Сетон, я думаю, намучился с ней страшно. Пожалуй, даже посочувствуешь ему – если бы не бедняжка Арабелла.
– А как она погибла? – спросил Далглиш.
– О, это кошмар, ужас! Сетон повесил ее на крюке для окороков, который торчит из потолочной балки у меня в кухне. Никогда не забуду это висящее тельце, вытянутое, как убитый кролик. Она была еще теплая, когда мы перерезали веревку. Пойдемте, я вам покажу.
И поволок его в кухню.
Только на полпути Далглиш сообразил, что речь идет о кошке. Он чуть не расхохотался, но овладел собой и последовал за Брайсом добровольно. Тот весь трясся от ярости, с неожиданной силой сжимая локоть Далглиша и свирепо замахиваясь на потолочный крюк, словно тот разделял ужасную вину Сетона. Теперь, когда он так горячо переживал заново гибель Арабеллы, выспрашивать его об обстоятельствах смерти Дороти Сетон было, по-видимому, бесполезно. Далглиш сочувствовал Брайсу. Он и сам любил кошек, хотя не так громогласно. Если человек действительно из мести и злобы убил сиамскую красавицу, его как-то не жаль. А главное, у такого человека наверняка имелось много врагов.
Далглиш поинтересовался, кто обнаружил Арабеллу.
– Сильвия Кедж. Она пришла поработать под мою диктовку, а я ехал из Лондона и задержался, приехал на пять минут позже нее. Она успела вызвать по телефону Селию Кэлтроп, чтобы та срезала Арабеллу, самой ей было не достать. Естественно, они обе встретили меня страшно расстроенные, Сильвию даже затошнило. Нам пришлось подкатить ее кресло к кухонной раковине, и ее вырвало прямо на мою немытую посуду, но не буду распространяться о моих переживаниях. Хотя я думал, вам известно все в подробностях, я же просил мисс Далглиш написать вам, может быть, вы смогли бы приехать и доказать, что это дело рук Сетона. От местной полиции невозможно было добиться проку. Подумайте, какой бы поднялся шум и крик, если бы это был человек. Например, Сетон. Просто смешно. Я совсем не так сентиментален, чтобы считать, будто люди важнее, чем другие формы жизни. И вообще нас слишком много, и редко кто из нас умеет радоваться жизни и радовать других. К тому же мы безобразны. Да. Мы уроды. Вы знали Арабеллу, Адам. Ведь это такая красота! Смотришь, душа радуется. Жизнь наполняется смыслом.
