Филлис Джеймс - Взгляд на убийство
Обзор книги Филлис Джеймс - Взгляд на убийство
Филлис Дороти Джеймс
Взгляд на убийство
Глава первая
Доктор Пауль Штайнер, психиатр-консультант клиники Стина, сидел в кабинете для консультаций, расположенном в передней части нижнего этажа, и слушал до занудства рациональное изложение неудачи третьего брака своего пациента. Мистер Бэдж растянулся на кушетке, в таком положении было удобней рассказывать о сложностях, которые пришлось испытать его душе. Доктор Штайнер сидел у изголовья на стуле и старательно записывал его слова на машинке согласно распоряжению опекунского больничного совета по проведению консультаций. Все было достаточно привычным и не вызывало неприятных ощущений, кроме одного — уставал затылок, не имевший опоры. Время от времени резкое подергивание мышц шеи возвращало доктора Штайнера из кратковременного забвения в действительность вечера психиатрической клиники. Заканчивалась пятница.
Октябрьский день выдался на редкость теплым. После двухнедельных сильных холодов, во время которых персонал клиники дрожал и умолял администрацию передвинуть ближе официальную дату включения центрального отопления, выпал один из тех идеальных осенних дней, когда городская площадь до краев залита золотистый светом и поздние георгины за оградой сада превращаются в яркую палитру красок, празднично сияющих, как в разгар лета. Теперь было около семи часов вечера. За окном тепло дня медленно уступало место дымке тумана, за которой неминуемо следовала прохладная темнота. Но здесь, внутри клиники, сохранялась полуденная жара, воздух, тяжелый и безмолвный, казалось, устал от дыхания слишком многих говорящих.
Мистер Бэдж раздраженным фальцетом распространялся о незрелости, холодности и бесчувственности своей жены. Клиническое заключение доктора Штайнера, написанное под воздействием эффекта позднего обильного ленча и неблагоразумного выбора к послеполуденному чаю жареных пирожков, не подтверждало, что все три мадам Бэдж имели один дефект — полное отсутствие рассудительности при выборе мужа. Мистер Бэдж еще не был готов взглянуть в глаза истине о несоразмерности собственных требований и действительности.
У доктора Штайнера возникло негодование в связи с поведением пациента. Однако было бы в высшей степени безнравственно из-за каких-либо личных чувств исказить медицинское заключение. В жизни доктора Штайнера имелось несколько моментов, вызвавших его искреннее возмущение, поскольку большинство из них затрагивало его собственный комфорт. Некоторые из них действительно имели отношение к клинике Стина и ее администрации. Доктор не одобрял решительного поведения администратора мисс Болам, озабоченной учетом пациентов и тщательной проверкой расходов на его разъезды, что являлось, и в этом он был, убежден, частью политики систематических преследований. Возмутительно и то, что дежурство в пятницу здесь, в клинике, совпало с лечебным сеансом электроконвульсивной терапии, который проводил доктор Джеймс Багли, и пациенты психотерапевтического отделения доктора Штайнера, люди высокого интеллекта, осознающие преимущество лечения именно у него, вынуждены были сидеть в комнате ожидания вместе с пестрой толпой унылых, ограниченных домашних хозяек с ярко выраженными психическими отклонениями, что, казалось, приводило Багли чуть ли не в восторг. Доктор Штайнер отказался использовать для консультации один из кабинетов, расположенных на третьем этаже. Кабинеты были созданы из многократно разделенной большой и изящной комнаты в григорианском стиле, но он презирал эти помещения, неприятные, скверных пропорций клетки, не соответствующие специфике и важности его дела, и не находил удобным измерить время своего лечебного сеанса, поэтому изменил его Багли. И держался при этом так уверенно, что доктор Штайнер усматривал в этом поддержку мисс Болам. Его просьбу о том, чтобы кабинеты для консультаций на нижнем этаже сделали звуконепроницаемыми, в Совете управления больницами отвергли, сославшись на большие расходы. Однако без возражений был удовлетворен заказ Багли на последнее, и чрезвычайно дорогое новоизобретенное приспособление для его охваченных тихим помешательством пациентов. Дело решалось, конечно, при обсуждении в Совете управления больницами, но мисс Болам не скрывала в ответственный момент своих симпатий. В резкой критике администратора доктор Штайнер забыл, что ее влияние на Совет управления больницами совершенно несущественно.
Не удавалось подавить и раздражение, связанное с проведением сеанса электроконвульсивной терапии. Здание клиники было сооружено в самое недавнее время, но даже крепкие дубовые двери кабинета консультаций не заглушали звуки ходьбы и передвижений в этот вечер. Парадную дверь закрывали в шесть часов пополудни, и пациенты, принимавшие лечение вечером, регистрировались при входе и выходе. Такой порядок ввели с тех пор, как лет пять назад один душевнобольной вошел в здание незамеченным, тайком спустился в подвальный туалет, выбрав это малоприятное место для самоубийства. Сеансы психотерапии доктора Штайнера прерывались звонками в парадную дверь, шарканьем ног пациентов, входивших и выходивших, голосами родственников и сопровождающих, которые убеждали пациентов или сердечно желали спокойной ночи старшей сестре Амброуз. Вероятно, они расходились после сеанса Багли, использующего свою дьявольскую машину.
Больше всего раздражала ассистент клиники по хозяйственной части миссис Шортхауз. Можно себе представить, что делала Эми Шортхауз рано утром для обязательного наведения порядка. Это выливалось, как минимум, в бурное волнение персонала клиники. К тому же миссис Шортхауз доказала невозможность обеспечить должный порядок без дополнительных двух часов в вечернее время, и мисс Болам согласилась с этим. Разумеется, согласилась. У миссис Шортхауз было пристрастие к пациентам, для лечения которых использовали электроконвульеивную терапию, — между прочим, ее собственный муж однажды лечился у доктора Багли, — и ее чаще всего можно было видеть бродящей поблизости от холла, парадной двери и главной конторы нижнего этажа, пока проводились сеансы. Доктор Штайнер не раз. упоминал на заседаниях медицинского совета о недопустимости таких прогулок и всегда возмущался абсолютным равнодушием своих коллег к этой проблеме. Миссис Шортхауз надо было запретить находиться здесь, потребовать, чтобы она занималась своей собственной работой, а не слонялась без дела, болтая с пациентами. Мисс Болам, всегда излишне требовательная к другим сотрудникам клиники, не видела нарушений дисциплины со стороны миссис Шортхауз. Все знали, как трудно найти хорошего ассистента клиники по хозяйственной части, но администратор, прекрасно осознавая сферу своих обязанностей, занималась этим вопросом, мягко говоря, спустя рукава. Никакие послабления персоналу не допускались. Но Багли не мог выражать недовольства миссис Шортхауз, а мисс Болам никогда не критиковала Багли. Бедная женщина, она, вероятно, находилась с ним в любовной связи. Вместо того, чтобы заниматься делом, Багли нравилось слоняться вокруг клиники в длинном смешном белом пиджаке, в котором он становился похожим на второразрядного дантиста. Вот уж действительно человек и понятия не имел о достоинстве, с которым должен вести себя консультант клиники.
Топ, топ — стучали в коридоре ботинки. Вероятно, это был Типпетт, хронический шизофреник, пациент Багли, больше девяти лет регулярно в пятницу вечером занимающийся в отделении трудовой терапии резьбой по дереву. Мысль о Типпетте усилила раздражение доктора Штайнера. Этот больной совершенно не вписывался в рамки клиники, Если он достаточно здоров, чтобы находиться вне больницы (в чем доктор Штайнер весьма сомневался), ему следовало бы наблюдаться в дневной больнице или найти приют в одной из мастерских Совета округа. Пациентам Типпетт нравился, но клинике приносил сомнительную репутацию и делал неясной ее истинную функцию как аналитического ориентирующего центра психотерапии. Доктор Штайнер чувствовал себя в совершенном замешательстве, когда кто-нибудь из его собственных, с трудом отобранных пациентов встречал Типпетта, пробирающегося в клинику в пятницу вечером. Находясь без присмотра, Типпетт не безопасен. В любой момент может произойти инцидент, и у Багли возникнут большие неприятности.
Размышления доктора Штайнера о том, что у его коллеги могут быть крупные неприятности, прервал звонок в парадную дверь. Нет, черт возьми, это невозможно! Видимо, подошло время, когда водителя санитарной машины вызывали развозить пациентов. Миссис Шортхауз прошла к двери, спеша выпустить посетителей на улицу. Ее ужасный пронзительный голос эхом прокатился по холлу.
— Всего вам доброго, голубчики! Увидимся на следующей неделе. Если вы будете достаточно осторожными.
